Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
Хорошо, пусть будет так! Я стану действовать так же, как он, и когда спасусь с его помощью, то постараюсь оказаться более достойной такого человека. Я не выдам своих страданий ни единым вздохом, ни единой жалобой, я не пролью ни единой слезы, я просто буду молча любить его до самой смерти.
На небе сверкают звезды и я снова думаю о бедном червяке. О, будь у меня крылья, я скоро долетела бы до вас, нежные, веселые и всегда дружелюбные огоньки! Но звезды так далеки от меня и у меня нет крыльев! Но все же на меня падают лучи их света, рассеивая окружающие
Прощай, Урсула! Мне хочется плакать, но никогда еще не была я так счастлива, никогда еще не было у меня так легко на сердце!
ГЛАВА XVI
Муж и жена
Несмотря на спокойствие, проявленное Киприенной в присутствии матери, графиня де Пьюзо не дала обмануть себя уверениями, сделанными ее дочерью в минуту необдуманного воодушевления.
На совести бедной женщины лежал уже такой тяжелый груз, о котором мы вскоре узнаем, что она ни в коем случае не хотела увеличивать его еще больше, видя свою дочь несчастной. Поэтому она решилась сделать все возможное, чтобы уберечь Киприенну от горя.
Наконец, как ей показалось, для этого настал подходящий момент.
С каждым днем граф де Пьюзо, по-видимому страдавший от каких-то тайных переживаний, становился все более ласков с женой и дочерью.
Нини Мусташ, ради которой он пожертвовал буквально всем, порвала с ним всякие отношения и это повергло графа в глубочайшее уныние, ибо ему, как и всякому слабовольному человеку, необходимо было иметь рядом с собой любящее существо, в привязанности которого он мог бы черпать все новые и новые силы для борьбы с жизненными испытаниями.
Он верил, — да и какой одинокий страдалец не стал бы на его месте питать подобных иллюзий, — что Нини Мусташ действительно любит его.
Ему казалось, что он сумел завоевать ее преданность, но внезапно граф увидел себя покинутым именно в тот момент, когда любовь этой женщины могла бы стать для него единственным утешением в жизни.
Поэтому, когда жена попросила его переговорить с ней по важному вопросу, он сразу же согласился на это без всяких возражений.
Граф встретил жену, лежа на диване в полутемном кабинете с приспущенными шторами.
— Чему я обязан чести вашего визита, сударыня? — спокойно осведомился он.
— И ты еще спрашиваешь? Разве ты не страдаешь?
— Это действительно прекрасная причина для визита, — с горечью проговорил граф, — но сейчас мы одни, нас никто не слышит и вы можете говорить со мною более откровенно.
— Ах, я пропала! — прошептала графиня, — ты никогда не простишь меня.
Ее муж быстро вскочил с дивана.
— Я не Господь Бог, который прощает все, сударыня, запомните это раз и навсегда! — резко произнес он, а затем спокойно продолжал своим обычным легкомысленным тоном:
— Хватит трагедий! Прекрасно известно, что обманутые мужья принадлежат к комическому репертуару! Любовник — вот это герой, а муж — тот, обычно, дурак. Кроме того, вина целиком лежит на мне. Я был богат и во всем удовлетворял требования своей семьи. Я заботился о нашем будущем — от всего этого человек обычно становится сварливым и неприятным. Мой же соперник, напротив, был поэтичен, как сон в летнюю ночь, молод, почти мальчик, и беден, как пастух из сказки. Ты просто не могла принять другого решения и с моей стороны было глупо на что-то рассчитывать.
Помолчав немного, граф стал нервно расхаживать по комнате.
— Все было на стороне этого бездельника, даже его романтическая смерть в изгнании…
Услышав эти жестокие слова, графиня смертельно побледнела.
— Пощади, Лоредан! — с отчаянием вскричала она. — Не оскорбляй память несчастного шевалье д’Альже!
— И ты его еще защищаешь? — сердито отозвался граф. — Значит, ты все еще любишь его?
— Разве я его когда-нибудь любила? — вздохнула его супруга, — ах, пусть мертвые спят спокойно, не будем тревожить их сон.
— Выходит, он был прав, а я виноват во всем? — саркастически заметил граф.
— Нет, Лоредан, во всем виновата я одна. Упрекай во всем меня, увидишь, я не стану возражать и жаловаться. Разве я когда-нибудь приходила в негодование от твоих упреков? Наоборот, я всегда благословляла карающую меня руку, но не оскорбляй память шевалье д’Альже. Не делай несчастной навеки мою дочь, твою Киприенну!
— Моя Киприенна! — негодующе пробормотал граф, — моя Киприенна! Как вы смеете произносить это имя в моем присутствии? Неужели вы хотите…
Тут он страшным усилием воли заставил себя замолчать, но вскоре продолжал гораздо более спокойным тоном:
— Выслушайте меня, сударыня; ошибка, ответственность за которую сначала целиком лежала только на вас, стала нашей общей. Сегодня я чувствую себя не менее преступным, чем вы, и единственное наказание, которому я могу вас подвергнуть, заключается теперь в том, чтобы продемонстрировать вам всю глубину пропасти, в которую вы нас столкнули. Падение знатной и богатой семьи напоминает разрушение гигантского здания. Не важно, как старо это здание, но пока фундамент его цел, все остается на своих местах. Однако стоит разрушить этот фундамент, как все здание тут же рушится. Я сам разрушил благосостояние дома де Пьюзо, но первый камень вынули именно вы, сударыня, вы сделали это своими собственными белыми ручками с розовыми ноготками!
Графиня сделала попытку заговорить, но муж движением руки заставил ее замолчать и с жаром продолжал свою речь:
— Вы сами вызвали меня на объяснение, поэтому прошу не прерывать меня. По правде говоря, — я должен сказать все, упомянув даже то, что может послужить вам в качестве оправдания, — приняв решение жениться на вас, я слишком мало думал о ваших чувствах. Вдовствующая маркиза де Симез, ваша единственная родственница и опекунша, всячески содействовала нашему браку. Госпожа де Симез, познакомившаяся с моим отцом в годы эмиграции и полюбившая меня, как родного сына, решила обеспечить наше счастье, поженив нас. В качестве свадебного подарка она подарила нам свои поместья в Вандее, Пуату и Бретани.