Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
— Вы слишком добры ко мне, — шутливо отвечала Аврелия, — а мой секрет, между тем, весьма прост. Он состоит в том, чтобы всегда говорить только правду, но никогда не открывать всех своих карт. Женщины давно поняли, что этот метод гораздо лучше лжи. Но вернемся к теме нашего разговора. Где доказательства рождения Лилы?
— Они в руках у полковника.
— Какая неосторожность! — прошептала Аврелия. — Однако, будет вполне достаточно морального доказательства отцовства полковника.
— Такое доказательство мы легко получим у супругов Жоссе, которые знают полковника.
— Граф
— Что же случится тогда?
— Тогда он его убьет.
— Но граф — очень слабый противник, а полковник, наоборот, весьма опасен, — заметил Лежижан.
— Это не важно! Говорю вам, граф и так инстинктивно ненавидит полковника. Представьте, насколько возрастет его ненависть после того, как для нее появится серьезное основание? Да, полковник меткий стрелок и отличный фехтовальщик, но граф должен будет наказать его за подлое предательство, отомстить не только за себя, но и за честь жены и дочери. А потому, будьте уверены, полковник Фриц побледнеет несмотря на все свое мужество. И тогда он задрожит при виде своего слабого противника и не сможет даже взглянуть на него. Рука его дрогнет и он будет убит, как собака.
— И тогда у нас станет одним сообщником меньше! — воскликнул Лежижан.
— И одним другом больше, — добавила Аврелия, — ибо граф будет нам благодарен за то, что мы помогли ему совершить правосудие.
ГЛАВА XXXVI
Последняя победа Аврелии
Аврелия снова уселась перед зеркалом.
— А как же Матифо? — спросил ее Лежижан.
— Я как раз подумала о нем, у вас должно быть какое-нибудь средство, которое поможет нам избавиться от него.
— Да, во всяком случае, такое средство скоро должно появиться. Кроме того, между нами существует старая вражда, поэтому в случае необходимости я без колебаний решусь даже на прямое насилие.
— Насилие тут не подходит, — спокойно сказала Аврелия, — не стоит проливать кровь и оставлять следы. Нет, нет, Лежижан, надо выяснить, нет ли у него какой-нибудь сильной страсти.
— Например, его любовь к Киприенне, — робко заметил Лежижан.
— Да, мне кажется, вы правы, — отвечала Аврелия или графиня Монте-Кристо (теперь, когда читатель уже знает ее тайну, нам можно называть ее как тем, так и другими именем), — я думаю, мы сможем использовать его любовь в качестве оружия, но, скорее всего, любовь — это не главная страсть Матифо. Что касается меня, то я почти уверена, что главной страстью всей жизни Матифо является страх.
— Страх! — невольно воскликнул Лежижан.
— Да, — спокойно продолжала графиня, — ведь у меня тоже есть свои шпионы и мне известны темные стороны жизни барона Матифо. Я хорошо знаю, что все свои ночи он проводит в смертельном страхе. Теперь мне надо выяснить причину этого и поскольку вы его знаете очень много лет, то думаю, вы сможете помочь мне узнать его тайну.
Услышав эти слова, Лежижан сильно побледнел.
— Причина бессонницы барона Матифо, должно быть, заключается в угрызениях совести, — нерешительно пробормотал он.
— Думаю, что вы правы, — спокойно заметила Аврелия, пристально глядя на него. — Так значит, эта старая нуармонская история — чистая правда?
На этот раз Лежижан не нашел в себе сил ответить и лишь молча кивнул головой.
— Мне известна лишь часть этой давней истории, — продолжала Аврелия.
— Когда-то я прочла о ней в газетах, — в то время я была актрисой и внимательно изучала опубликованные портреты графини де Ранкон, ибо должна была выступать в роли графини в одной драме, написанной по материалам этого дела. На мою долю выпал большой успех и я получила массу комплиментов по поводу своего сходства с портретами той несчастной женщины. А вы были с ней знакомы, господин Лежижан?
— Да, да! — простонал Лежижан.
Аврелия снова повернулась к зеркалу, в котором продолжала внимательно следить за выражением лица своего собеседника, в то время как тот видел лишь ее спину и затылок.
— Она была приблизительно моего роста, не так ли? — продолжала Аврелия.
— Да, сударыня, возможно, немного повыше вас.
— Она была блондинка?
— Да, но не такая светлая, как вы.
— Ах, да, она была пепельной блондинкой. Этого эффекта я достигала на сцене с помощью пудры. Кстати, она есть у меня и сейчас. А как она укладывала волосы?
— Кажется, она заплетала косы.
— Это характерно для сельской местности.
— Какие у нее были глаза?
— Голубые. Небесно-голубые!
— Во что она была одета на процессе?
— На ней было черное платье с кружевной косынкой.
— Да, да; фишю а-ля Мария-Антуанетта. А что у нее было на голове?
— Черная вуаль.
— Из кружев или из тюля?
— Из кружев.
Последнее слово слетело с губ Лежижана, подобно легкому вздоху.
— Но вы еще ничего не сказали мне о ее походке, — продолжала расспрашивать графиня Монте-Кристо.
— Она была медленной и величественной, как у королевы.
— Я была трагедийской актрисой, — с улыбкой проговорила Аврелия, — и хорошо знаю, как должна ступать Андромаха. Теперь еще один вопрос: не было ли у нее каких-нибудь характерных жестов или манер?
— В последние дни она всегда ходила с Библией или с четками в руке, — чуть слышно пролепетал Лежижан, закрывая глаза рукой.
— Должна признаться, что здесь эти вещи найти будет довольно трудно, — сказала Аврелия, — но пусть это ожерелье заменит сегодня четки. Итак, занавес поднимается. Ну что, получилось неплохо, не так ли?
С этими словами она встала и поспешно обернулась к своему собеседнику, откинув со лба черную вуаль, а затем, бледная, с неподвижным взглядом, грозно протянула руку и сделала несколько шагов к Лежижану.
Тот медленно встал с кресла и в ужасе открыл рот, но из горла его не вылетело ни единого звука. Отпрянув от страшного видения, он в панике устремился к окну и судорожно ухватился за шторы, чтобы удержаться на ногах.
— Пощади, Элен, пощади! — хриплым голосом закричал он, являя собой воплощение смертельного ужаса.