Графиня Салисбюри
Шрифт:
В назначенный день все были на месте; куда со своей стороны прибыл также и король Эдуард, который прошел все собрание. Выделяясь среди окружающих из-за высокого роста (почему англичане называли его долгоногим), сел на трон и дал знак главному судье, что он может говорить. Тогда тот, встав, объявил дворянству Шотландии, что прежде приговора, который произнесет король Эдуард, они должны признать его власть как верховного владетеля не только над Нортумберландом, Кумберландом и Вестмиреландом, о чем никогда спора и не было, но и над всем остальным королевством, что со времени отречения Ричарда перестало быть предметом распрей и ссор. Это неожиданное предложение произвело большой шум. Дворянство отказалось дать ответ без предварительного совещания. Тогда Эдуард распустил собрание, дав три недели срока на размышление.
По истечении этого времени, опять все собрались, но только в этот раз по другую сторону реки Твиды на земле Шотландии, на открытой равнине Уиселингтон, которую, без сомнения, Эдуард выбрал для того, чтобы искатели не могли упрекнуть его в принуждении.
После этого, приступили к рассмотрению прав на наследство престола каждого из требователей. Роберт Брюс, владетель Анандаля, и Ион Балиоль, лорд Головей, оба нормандца и по происхождению от королевской шотландской фамилии по дочери Давида, графа Гунгтинтона, были признаны более всех других, имеющих право на наследство короны. Требовали, чтобы Эдуард решил, кому из них быть королем, и он назначил Иона Балиоля. Потом тот, преклоня колено и подав руку свою королю Англии, поцеловал его; чем доказывал, что признает себя его вассалом, не только за три завоеванные провинции, но и за все королевство Шотландии.
Буря Томас-Римера прошла, удар разразился и убил народность Шотландии.
Балиоль начал царствовать; скоро действия и решения его доказали характер нерешительный и пристрастный. Подданные на нового короля начали роптать. Эдуард поощрял их прибегать к нему, в случае, когда были недовольны решением Балиоля, чем они и воспользовались. Эдуард, собрав множество жалоб и справедливых и ложных, объявил Балиолю, что он должен явиться ко двору Англии. При этом требовании Балиоль захотел показаться достойным звания короля и решительно отказался. Эдуард требовал уступить Англии крепости — Вервик, Роскбург, Усдбюрг, как поруку в верности ему, верховному властелину. Балиоль в ответ на это, собрав многочисленную армию, велел сказать Эдуарду, что он не признает его верховным своим властелином и, перейдя границу обоих королевств, вступил в Англию. Этого только и ждал Эдуард, потому что со времени решения вопроса о том, кому быть королем Шотландии, действия его доказали, что ему недостаточно было, чтобы Шотландия считала его только верховным владыкой на одних словах; он хотел, чтобы она была у него в рабстве. Поэтому он выступил со своей армией навстречу Балиолю; и в первый день его похода к нему явился с многочисленной свитой рыцарь, прося позволения принять участие в войне англичан против шотландцев, — это был Роберт Брюс, соперник Балиоля.
Обе армии сошлись близ Думбара; шотландцы в начале сражения, будучи оставлены своим королем, были побеждены. Балиоль, опасаясь плена и строгости военных законов того времени, отвечал, что готов сдаться Эдуарду, ежели он только пощадит его жизнь. Эдуард согласился; слабодушный Балиоль явился в замок Роскбург к Эдуарду без королевской мантии, без оружия, с тростью в руке вместо скипетра и объявил, что, следуя вредным советам дворян, изменнически вооружился против своего государя и владетеля, потому, признавая себя виновным, уступает ему все свои королевские права на земли и жителей Шотландии. Эдуард простил его.
Брюс, присоединясь к Эдуарду, надеялся именно на то, что и случилось. Потому лишь только Балиоль был лишен прав своих, то он, как прежний его соперник, явился к Эдуарду с требованиями на трон Шотландии, на тех же самых условиях, на каких владел им Балиоль. Но Эдуард отвечал ему на своем французско-нормандском наречии:
— Вы думаете, что нам нечего больше делать, как завоевывать для вас государства.
Скоро ответ этот разъяснился лучше, нежели в словах Эдуарда, которыми он не хотел вдруг высказать свое намерение. Как победитель Шотландии, он перешел с берегов Твиды в Эдимбург, переслал государственные архивы в Лондон, и камень, на котором по обыкновению короновались короли Шотландии, велел перевезти в Вестминстерскую церковь. Управление Шотландией поручил графу Сюррею, старшим казначеем назначил Гуза Кресингама, а Вилиама Ормесби — главным судьей. Потом, определив англичан правителями провинций и заменив гарнизоны крепостей английскими войсками, возвратился в Лондон заботиться о спокойствии Валлиса, недавно покоренного, так же, как и Шотландия, и последний принц Вэллисский по приказанию его был повешен единственно за то, что защищал свою независимость. С этого времени старшие сыновья королей Англии начали называться принцами Валлиса.
Шотландию постигла та же участь, как и всякое завоеванное государство. Главный судья, по пристрастию к англичанам, решал дела несправедливо; старший казначей считал шотландцев не подданными, а данниками; и исторгнул силою от них в пять лет больше денег, нежели в продолжение целого столетия собрали с них последние их четыре короля. Жалобы правителю оставались без ответа, или ежели и отвечали на них, то одними только оскорблениями. Гарнизон поступал с шотландцами, как с побежденными, отнимая у них имущество, оскорбляя честь и нередко убивая тех, которые противились их прихотям и грабительствам, так что положение Шотландии сделалось нестерпимо, подобно всякому государству, угнетенному сильным и безжалостным победителем, но которое ожидает только случая и человека к своему освобождению. Впрочем, если государство находится уже в этом состоянии, то случай всегда представляется скоро, и в человеке недостатка не бывает. Пословица говорит: война делает полководца, и полководец явился: это был Валлас.
Ребенок, возвращаясь с рыбной ловли, нес корзину с речки
Шесть лет спустя после этого происшествия, молодой человек шел по рынку Ланарка под руку со своей женой, платье его было из тонкого зеленого сукна и за поясом находился богатой отделки кинжал; на повороте в улицу англичанин преградил ему путь, говоря, что он удивляется, как смеет шотландский невольник носить такое прекрасное платье и дорогое оружие. Молодой человек, как мы уже сказали, был с женой, потому в ответ на грубость англичанина, оттолкнул его только рукой, чтобы свободнее идти. Англичанин принял это за оскорбление, выхватил меч, но прежде чем успел занести его, кинжал молодого человека вонзился ему в грудь. Все находившиеся в то время на площади англичане бросились к тому месту, где с быстротой молнии совершилось это происшествие; но дом, подле которого произошла ссора, принадлежал благородному шотландцу, впустившему к себе убийцу, заперши за ним двери; и пока англичане их выламывали, он провел молодого человека в сад, из которого тот достиг дикой, усеянной утесами долины, называемой Картлан-Крег; неприятели лишены были возможности преследовать его, и не найдя виновного, отмстили за него невинным. Правитель Ланарка Газельрик объявил молодого человека изгнанным из отечества, велел сжечь его дом, а всех домашних и жену его повесить. Изгнанник с высоты утеса видел дом свой, объятый пламенем, слышал вопли невинных и при свете этого пожара и при этих раздиравших сердце его воплях поклялся в вечной ненависти к англичанам. Этот молодой человек был Вилиам Валлас.
Скоро после этого разнесся слух в окрестностях города о смелых предприятиях, замышляемых изгнанником, который, собрав около себя значительную шайку недовольных, не давал пощады англичанам нигде, где только не встречал их. Однажды утром узнали, что Газельрик найден мертвым у себя в доме с вонзенным в его грудь кинжалом, на котором вырезаны были слова: зажигателю и убийце. Никто не сомневался, что это смелое дело совершено было смелым Валласом. Против него выслали целый отряд войск, который он разбил. При всяком новом поражении англичан, шотландские бароны и лорды явно радовались: до такой степени победителям известна была ненависть к ним побежденных. Отчего они и приняли решительные меры, под предлогом совещания о делах государства. Губернатор провинции пригласил все дворянство западных провинций явиться в житницы Аира, состоящие из длинного ряда обширных строений, в которых во время зимы монахи ближнего аббатства сберегали зерновой хлеб, летом же они оставались совершенно пустыми, дворяне без всякого опасения явились на место совещания; их просили входить попарно во избежание беспорядка; эта предосторожность показалась им очень естественной и они ее выполнили; но на каждой перекладине в житницах приготовлено было множество веревок; воины держали по одному концу от них, а на каждом другом приготовлено было по петле, и по мере того, как депутаты входили, то каждому из них набрасывали петлю на шею, и поэтому в одну секунду каждый из них находился повешенным. Все это происходило с такой поспешностью, что ни один из них не успел криком предварить тех, которые еще не вошли, об ожидавшей их участи. Таким образом, они все до одного погибли.
Месяц спустя после этого происшествия, весь английский гарнизон, попировав однажды, отправился отдыхать в эти же самые житницы, в которых так бесчестно и предательски умерщвлено было столько благородных шотландцев. Старая женщина вышла из самого беднейшего дома в городе и, приблизившись к житницам, начертила мелом кресты на дверях тех из них, в которых отдыхали англичане, и удалилась, беспрепятственно исполнив это дело. В это самое время толпа вооруженных людей спустилась с горы, у каждого из них было в руках по связке веревок; они, осмотрев двери, помеченные крестами, осторожно завязали их снаружи веревками. Потом, начальник этой толпы, осмотрев, все ли двери были хорошо завязаны, и убедившись, что все исполнено исправно, велел следующим за ним людям, которые несли пуки соломы, раскладывать ее около дверей и окон тех житниц, в которых отдыхали англичане. После этого он сам зажег солому. Пламя в одну минуту охватило житницы, и они загорелись, треск горящих стен разбудил несчастных англичан, и первым движением их было броситься к дверям, но двери были заперты. Тогда они начали мечами и топорами их выламывать, в чем и преуспели. Но шотландцы, находившиеся около житниц, стояли железной стеной, и убивали каждого, кто только показывался из дверей, или же отталкивали обратно в пламя. Некоторые из них вспомнили о потаенной двери, ведущей в монастырь, но предваренные ли прежде, или по собственному побуждению монахи были уже под начальством Аирского настоятеля, готовы преградить им путь к спасению, и со своей стороны напали на них с мечами в руках и, не позволяя переступить порога, обращали опять в житницы. Скоро кровли обрушились и, раздавив, погребли под обгоревшими своими остатками всех англичан, находившихся в житницах, так что на том же самом месте, где были повешены шотландцы, отмстил их смерть таким ужасным образом изгнанник, начальствующий над этими людьми. Начальник этот опять был Вилиам Валлас.