«Гран-При» для убийцы

Абдуллаев Чингиз Акифович

Вернувшись вчера в отель, он, как и предсказывал генерал Райский, уже не застал Алису Линхарт в «Негреско». Она успела оставить для него только короткую записку с пожеланием удачи. И это было все, что осталось у него от встречи с этой сильной женщиной. Он показал записку отцу, и у того испортилось настроение на весь день. Вечером он признался сыну, что боится неожиданных разрывов и уходов близких людей.

– Когда тебе много лет, начинаешь опасаться всего, – признался отец, – особенно меня волнуют вот такие ситуации, когда навсегда теряешь близких тебе людей. Она была потрясающей женщиной, и очень жаль, что теперь ее не будет рядом с тобой.

Во время открытия фестиваля Дронго удалось каким-то чудом достать второе приглашение, и теперь отец сидел рядом с ним, удивляясь этой неистовой атмосфере праздника, который мог состояться только в Каннах. Смокинг, взятый для него напрокат в Ницце, очень шел ему. Отец был примерно одного роста с сыном, оба были очень высокие. При таком росте смокинг молодил пожилого человека.

– По-моему, все эти люди сошли с ума, – предположил отец, поправляя бабочку, – так убиваться из-за кино! Просто им нравятся иллюзии, их уже давно не интересует реальная жизнь.

Церемония открытия состоялась, и сотни агентов в этот вечер внимательно наблюдали за каждым движением приглашенных в зал людей. Когда поздно ночью фильм окончился и люди начали выходить из дворца, к Дронго подошел озабоченный Гурвич.

– Может, мы ошиблись, – великодушно сказал он, употребив слово «мы», – может, террористы и не думают о фестивале?

– Тогда это будет самая лучшая ошибка в моей жизни, – признался Дронго, – но боюсь, что самое трудное нас еще ждет впереди.

Мимо шли возбужденно обменивающиеся впечатлениями зрители. Дронго протиснулся к генералу Светлицкому. Тот стоял в смокинге с таким видом, словно у него сильно болели зубы. Увидев подходившего Дронго, он кивнул ему в знак приветствия.

– Чем вы недовольны? – спросил Дронго.

– Вы знаете, кто приехал с иранской делегацией? – спросил Светлицкий и, не дожидаясь ответа, сказал: – Сам Али Гадыр Тебризли.

– Значит, он любит кино, – заметил Дронго.

– Это значит, что вы все-таки ошибались, – возразил Светлицкий, – боюсь, что мы все недооценили коварство иранской разведки.

– Вы же сами говорили, что контракт столь же выгоден Ирану, насколько он выгоден Франции и России, – напомнил Дронго, – зачем же иранцам рубить сук, на котором они сидят. Может, наоборот, они хотят застраховать себя от возможных неприятностей. Такая мысль не приходила вам в голову?

Светлицкий недовольно посмотрел на собеседника и, опять поморщившись, произнес:

– Вы все время блефуете, Дронго. Однажды вы сорветесь по-крупному. Нельзя считать, что вы умнее всех. Одна голова, какая бы она ни была гениальная, это все-таки одна голова. А наша пословица гласит, что в таких случаях лучше две головы.

– Именно поэтому я привез на фестиваль своего отца, – улыбнулся Дронго и, повернувшись, пошел к выходу. Светлицкий остался на месте, так и не поняв, что хотел этим сказать Дронго.

Канны. 10 мая 1997 года

В этот день на виллу «Помм де Пимм» прибыли сразу двое новых гостей. Они приехали на микроавтобусе и сразу загнали автомобиль в гараж. Незнакомцы прошли в дом, вызвали Уэйвелла в сад и долго беседовали с ним, прогуливаясь по дорожкам, проложенным между бассейном и искусственным озером. Несмотря на усилия сотрудников спецслужб, удалось записать лишь фрагменты разговора, из которого стало ясно, что оба гостя готовят Уэйвелла к основным событиям, которые должны состояться только в день закрытия фестиваля, а именно – в следующее воскресенье, восемнадцатого мая.

Этот разговор особенно обрадовал генерала Дасте. На следующий день в Канны должен был прилететь президент Франции, и к его прибытию в городе были введены беспрецедентные меры безопасности. Все машины получили новые пропуска, все автомобили останавливались задолго до дворца, и даже очень именитым пассажирам приходилось преодолевать последнюю часть пути пешком.

Визит этих гостей вселил уверенность и в остальных руководителей спецслужб, уже решивших поставить крест на самой идее использовать виллу в качестве приманки для террористов. Их появление свидетельствовало либо о просчете террористов, либо о правильном расчете сотрудников спецслужб. Их руководителям хотелось больше верить во второй вариант, что они с удовольствием и делали.

Одиннадцатого мая на Лазурный берег прилетел сам президент Франции. Артистическая натура Жака Ширака требовала такой грандиозной сцены, как Каннский юбилейный фестиваль. Справа от дворца стоял памятник де Голлю, а слева, у побережья, памятник Жоржу Помпиду, не просто бывшим президентам республики, а своего рода духовным предшественникам Жака Ширака на этом посту. И хотя непрезентабельный памятник де Голлю был расположен напротив американской закусочной «Макдоналдс», а у памятника Жоржу Помпиду продавали жареные сосиски, так называемые «хот-доги», тем не менее важны были символы, и Ширак в полной мере насладился своим особым статусом почетного гостя.

А мужчины, прибывшие на виллу, разместились в одной из спальных комнат и довольно быстро приспособились к рваному ритму жизни Уэйвелла. Уже на следующий день один из них переехал в другую спальню, а на вилле появились еще две длинноногие девицы, также предпочитающие купаться в бассейне в костюмах Евы.

Напряжение росло с каждым днем. Мул нигде не показывался. Двенадцатого мая все события переместились в аэропорт Ниццы, откуда большинство почетных гостей фестиваля уезжало на один день в Париж, чтобы отпраздновать юбилейные мероприятия в столице Франции, в одном из самых знаменитых ресторанов города, расположенном на Елисейских Полях, – ресторане «Фуке». Перед входом в ресторан были выбиты имена самых известных актеров, режиссеров и эстрадных звезд Франции, когда-либо посетивших это заведение. Вокруг ресторана были натянуты белые палатки, чтобы скрыть от глаз посторонних праздничный ужин звезд мирового кино. Вместе со звездами в город прибыло около трех сотен их телохранителей, вокруг ресторана дежурили мобильные полицейские части, готовые вмешаться в случае необходимости. Но главные события по-прежнему происходили в Каннах, где шел конкурсный показ фильмов.

В сюите генерала Дасте, снятом в «Нога Хилтоне», ежедневно проводились совещания руководителей спецслужб. Генерал Дасте поочередно встречался с руководителями израильской и российской разведок и даже принял в своем номере Али Гадыра Тебризли, который после разговора с ним решил приехать в Ниццу для встречи с Дронго. Вернее, он позвонил Дронго, и тот пригласил его на обед в ресторан «Шантеклер», находившийся в самом «Негреско» и считавшийся одним из самых изысканных на Английской набережной в Ницце.