Гранатовый срез
Шрифт:
— На первом этаже у нас каптерка, продсклад, дежурка, ты мимо проходил, наверное, видел.
— Видел, видел: спиной к дверям сидит сопливый лейтенантик, на кнопочки радиостанции любуется. Я его окликнул, когда вас искал, он, бедненький, аж вздрогнул от неожиданности — подходи спокойно, сворачивай шею, забирай оружие.
— Он же не ворота охраняет, там-то, у нас пара часовых стоит.
— Видел, видел: один в туалет побежал, другой — водички хлебнуть, после местами поменялись. Что называется — заходите к нам лечиться и лисенок, и волчица, и жучок, и паучок,
— Что-то ты приврал.
— Мне какой смысл врать, я спокойно прошел, никто даже не окликнул.
— Я про стишок — в смысле, стишок переврал… А проскочил ты свободно потому, что в нашу форму одетый. За своего приняли.
— Думаешь, бандиты к вам в гестаповских фуражках придут?
— Да ладно ты, разошелся. Устали мужики, расслабились, обрыдло все. Давай остальное смотреть.
— Удобное место для нападения, — окинув взглядом длинный коридор, заключил Кандиков. — Один пулеметчик на этаже и хрен кто из комнаты выползет. Кто там дальше живет?
— Барнаульцы, за ними — кемеровчане. Твои земляки, новосибирцы, на втором этаже. Пойдем сначала у нас посидим, потом к своим поднимешься…
— Само собой, посидим, вспомним деньки боевые, суровые, как некоторые меня в Грозненском дэпо бросили.
— Ага, еще вспомним, как некоторые меня у Сунжи кинули.
И то, и другое было правдой. Никто, разумеется, никого не бросал, но при отступлении, а тогда, в 95-м, отступать приходилось частенько, всегда кто-то выходил первым, кто-то последним (прикрывая отход остальных). Так вот, у трамвайного парка первым из огневого мешка выскочил Колдун, а у моста через Сунжу — Кандиков.
— Да уж, есть, что вспомнить, — улыбнулся гость. — Пошли, братишка, соскучился я по тебе страшно, даже в горле пересохло.
Как это часто бывает, в радужные планы героев вмешался неожиданный телефонный звонок.
— Кандиков на связи… Да, я понял… Когда? Сегодня? Хорошо, буду.
— Крутые аппараты рубоповским операм выдают, — с завистью сказал Калашников, рассматривая сотовый телефон друга. — С фотиком?
— Роуминг, фотик, интернет и прочая хрень, я еще толком не успел разобраться. Перед самой командировкой получил. Кстати, сюда новая смена спутниковый аппарат везет, будете с домом без проблем общаться.
— Хорошо бы. Ну, что, пошли за стол?
Нет, братишка, видно, придется отложить воспоминанья. На Ханкале меня ждут. С твоим Гелани надо срочно встретиться, его после обеда грозятся в Чернокозово отправить.
— Так ты по его душу приехал?
— По его, по его. А я тебе разве не сказал? Генерал, когда вашу информацию о последних делах получил, сразу уцепился за басаевский лагерь. Какие, говорит, такие славянские террористы? А подать сюда весь оперативный состав! Знаете, спрашивает, об этом? Слышали, отвечаем, но не сталкивались. А вот собровец Калашников сталкивался. Поэтому быстро подвязали кушаки, и туда, к нему в Грозный. И чтоб через неделю все адреса и фамилии у меня на столе лежали. Ну а кого ж еще посылать в Чечню, как ни старого вояку Кандикова. И вот я здесь. А он там.
— Кто?
— Генерал, конечно, кто ж еще.
— Молодец, старик, — просиял Колдун. — Быстро сориентировался. Может, хоть по этой линии какая-то польза будет, а то я уж совсем приуныл. Поехали вместе, я тебе там все лазейки покажу.
— Не надо. Со мной фээсбэшник работает, у него свои выходы, ты лучше столом займись, я к вечеру обернусь…
Кубрик было не узнать: чистенький пол, заправленные кровати, маскировочная сеть на окнах (чтобы прикрыть мешки с землей — для эстетики), аккуратно свешенная (рукав в рукав) на гвоздиках одежда, посреди комнаты накрытый стол, за ним две цветущие рожицы.
— Молодцы, — похвалил Калашников, — лихо сработали, только перестарались немного. Рановато подсуетились.
— А что, все отменяется что ли? — обеспокоено спросил Мухин, тускнея глазами. — Не придет, что ли друг-то?
— Уехал он срочно чеченца нашего пытать. По его душу сюда прибыл. Думаю, раньше, вечера не управится.
— Подождем, — облегчено выдохнул Мухин, наполняясь цветом. — Я уж думал, вообще не вернется.
— А кто это такой, кстати? — полюбопытствовал Антонов.
— Вот бойцы у меня, закачаешься! — поразился Калашников. — Сначала водку достают, а потом, кто такой спрашивают.
— Мы ж не для себя, — надул губы Мухин. — Стараешься, стараешься, а тут на тебе по рукам оглоблей.
— Ой, как мы губки-то надули — 'не для себя', - передразнил его Колдун. — Можно подумать, вы с нами пить не собирались.
— Если бы позвали, то, конечно, а так — никогда в жизни. Что мы алкаши какие, обидно слышать.
— Ладно, шучу я. Молодцы, на пятерочку сработали, не стыдно таких обормотов боевому товарищу показывать. А он в нашем деле толк знает — бывший собровец, вояка отменный, каких на сотню — пара. В 95-м вместе в Грозный входили, желторотиками еще были, как вы сейчас. И в атаку бегали, и в обороне сидели, и под минами танцевали, даже против духовских танков стоять приходилось. Лихой мужик, бесстрашный — спецура, одним словом.
— А почему к операм перешел? — спросил Антонов, отрабатывая критическое замечание: сначала выяснить кто, а уж потом за стол.
— С руководством, что-то не поладил. Надо было подмяться, промолчать, а у него свое мнение и зубы, как у волкодава — рванул тельник на груди, да послал начальство куда подальше. В итоге — на оперной работе. Между прочим, лучший спец по террористам. Может, и с нашим Гелани какую-нибудь кашу заварит.
— А нам достаются одни Тетерины, — грустно подытожил Мухин.
— Не переживай, — ободрил его Калашников. — Встретишь на своем пути командиров еще хуже нашего.
Глава 19
Едва Полынцев опустился на теплый песок рядом с очаровательной блондинкой, как раздался громкий стук в двери…
— Это ж надо, черт возьми, на самом интересном месте, — проворчал он, поднимаясь. — Почему ж вы раньше не стучали, когда за мной монстры с бензопилами гонялись? Кому не спится в ночь глухую?
— Это я, водитель с дежурки.