Гранатовый срез
Шрифт:
— Ой, слава Богу, слава Богу, — перекрестилась Ирина Сергеевна, ойкнувшая за последние полчаса раз 15, не меньше.
Полынцев заглянул в темные окна зала. Ничего не видно. Достал из кармана фонарик (как только не выронил, кувыркаясь), нажал кнопку. Теперь, самое страшное.
Адреналин почти не пользовался стропами управления. Восходящие потоки сами не давали парашюту опуститься. Вот опять подул свежий ветерок и, кажется, посильней прежнего.
Фонарик вспыхнул ярким светом. Луч, проткнув стекла, ворвался в комнату… Полынцев
— Что, устал рюмкой махать, в сон уже клонит? — подтрунил Калашников над другом, видя, что тот украдкой зевает.
— Даже не мечтай, — встряхнулся Кандиков. — Спать все равно не лягу, с тобой буду сидеть до утра.
— Дома-то сейчас уже 3, организм-то, брат, не обманешь.
— А помнишь, как мы двое суток перед Совмином сидели, помнишь? Как ночью духов крошили, как патроны кончились, помнишь?
— Еще бы — 15 атак за ночь, не разгибаясь, загасили.
— Вот. А тогда можно было организм обмануть?
— Сравнил тоже условия.
— Что правда, то правда. Вы здесь, как на курорте живете. Здание, хоть и мятое, но со стенами, с комнатками, опять же, садик во дворе, цветочки. А помнишь молзавод, когда зимой на бетонном полу, когда пальцы от холода не гнулись?
— Помню, Саня, все помню: и как минами нас обкладывали, и, как раненных с площади вытаскивали, и как танки пошли, а мы не знали в какую сторону 'Муха' стреляет.
— А? — поднял голову лежавший на кровати Мухин. Он уже давно притомился слушать воспоминания ветеранов и решил немного подремать.
— Отдыхай, — махнул рукой Колдун. — Детское время кончилось. Видишь, дяденьки о своем, о взрослом, толкуют.
— Кстати, о птичках, — спохватился Кандиков. — Поговорил я с твоим Гелани, по-взрослому поговорил, без дураков. Все ему объяснил, все обставил и…
— И что?
— И, признаюсь честно — расстроился. Я грешным делом думал, что он фигура в тех кругах, а он оказался простым мужиком. Даже обидно, что через всю страну летел и все зазря. Почти.
— Почти? — заерзал Калашников.
— Почти…
— Ну, что ты, Саня, специально что ли мое терпение испытываешь?
— А кто меня в трамвайном парке бросил? — прищурил глаз оперативник.
— А кто меня у Сунжи?
— Ладно, наливай.
Налили… Закусили жареной картошечкой и яишенкой. То и другое по здешним меркам — деликатес.
— В общем, боевик-то из него вшивенький, — продолжил Кандиков, отложив ложку (с вилками была напряженка). — Его на серьезные операции даже не брали, так, на подхвате держали, на прикрытии. В основном в лагере болтался: где по хозяйству, где с пленными возился. Но вот проблема. Он и про них ничего рассказать не может. Спрашиваю — фамилии, звания, из каких частей? Шиш — не знает.
— Я тоже интересовался — ноль: Петя, Вася, Сережа.
— И я сначала расстроился, а потом думаю — ну, ладно, Бог с ними, с фамилиями. Но ведь в лицо-то он их видел, правильно?
— Правильно, — кивнул Колдун.
— А если, скажем, ему фотку показать?
— Скорее всего, опознает.
— Именно! — расцвел Кандиков. — Вопрос только в чем — где фотку взять, верно?
— Так в этом-то все дело. Где ж ты ее возьмешь-то?
— А как ты считаешь, почему генерал со мной фээсбэшника отправил?
— Потому что террористы — это их компетенция.
— Не-а, — сыто улыбаясь, откинулся на спинку стула Кандиков.
— Ну говори же, не тяни.
— А затем, чтобы старый вояка Кандиков сейчас водку пил, а 'старший брат' вместо него пахал, как негроамериканец.
— Саня, блин, — не выдержал Калашников. — Укачал ты меня своими недомолвками, удовольствие, что ли растягиваешь?
— А кто меня в травмпарке бросил?
— А кто меня у Сунжи?
— Наливай.
Налили… Закусили шашлыком из баранины. Деликатес был приготовлен исключительно для друга. Колдуна от курдючных животных уже подташнивало — свининки бы. Но не было.
— В общем, ковыряется сейчас фэбс в своей базе данных, делает выборку пленных по месту и времени, фотки собирает.
— На Ханкале их фотки хранятся?
— На Ханкале — компьютеры с выходом, куда хочешь, и целая куча помощников. Я когда уезжал, они уже штук 10 снимков скачали. Правда, чеченец пока ни одной не опознал.
— Его разве не отправили в Чернокозово?
— Нет. Теперь, пока всю базу не покажут, здесь будут держать.
— Долго ждать придется.
— Быстрей, чем ты думаешь. Во второй кампании пленных было не так уж много. К тому же выборку нужно делать только за короткий период. Минус те, которых убитыми нашли, которые инвалидами стали…
— Не забудь еще гражданских специалистов и всяких сопровождающих гуманитарных грузов.
— Таких вообще мало. Не проблема.
В этот момент на улице раздался взрыв.
— Кажется, подствольник. — спокойно прокомментировал Кандиков.
Следом затрещали автоматы.
— И так каждую ночь, — устало выдохнул Калашников. — К бою, мужики, занять оборону по секторам.
Антонов и Мухин, привычно накинув разгрузки, схватили оружие и вылетели из комнаты…
— Ну, что там? Что? — взволнованно спросила Ирина Сергеевна, глядя на верхний балкон. — Господи, Господи! Хоть бы живая была, хоть бы живая.
Полынцев ошарашено смотрел в окно. Посреди комнаты в коротенькой сорочке, склонив набок голову, стояла Светлана. Волосы ее были растрепаны, плечи опущены, тело неестественно вытянуто в струнку… Нет, о, Боже! Она не стояла. Она висела! Висела на длинной веревке, едва касаясь ногами пола. Сердце съежилось… Вот она беда, вот оно горе, которого ждал! Ведь знал, знал, что так будет, но не хотел верить, не хотел мириться! Наказала судьба. За что наказала?! Он с силой ударил локтем в стекло…