Грани Обсидиана
Шрифт:
– Эй, – пробормотал он ей в затылок. Волосы ее были мокрыми, слабо пахли какой-то травой – хорошо, Берта выдала мыло без своей любимой лаванды. – Ты чего?
Лисса вскинула голову. Глаза, против ожидания, не мокрые – а вообще плачут ли лисицы? Сказала:
– Хорошо. Я боялась за тебя.
Не-ет, ее глаза вовсе не светло-карие и не желтые, как он ее поддразнивал: медовые, янтарные, а в янтаре живут и дышат мошки-зрачки…
– Лисса, – пробормотал он, перехватывая уже ее руки. Пальцы скользнули с запястий по длинным рукавам платья,
Глаза еще не успели испугаться, когда он прикоснулся к ним губами. Зато губы были испуганными…
Я пыталась спрятать Рыжика от Берты: а вдруг женщина испугается? Она же не знает, что он безвредный… Но нет, Берта пошла с ним за ручку, воркуя, как над обыкновенным человеческим ребенком. Волк поглядел им вслед, повел плечом и, перехватив блюдо с пирогом поудобнее, сказал хмуро:
– Пошли, что ли.
В комнате Берта сразу запричитала, принялась собирать раскиданную вчера мной одежду. Повеселевший Рыжик устроился с пирогом в кресле Бэрина. Сам хозяин уселся на кровати, никак не отзываясь на укоры Берты. Бедный Бэрин! Все время ему достается – от меня и за меня – от Берты, Зихарда, сегодня еще чуть не подрался с родным братом. Я содрогнулась, представив, что бы произошло, если б они действительно обернулись и сцепились… А вдруг бы один убил другого? Нет-нет-нет, снова я начала придумывать плохое!
Покончив с уборкой, Берта взялась за меня: мол, я и грязна, и хожу в чем попало… Ну да, волосы растрепались, не до того было. Да и платье – я потрогала подол – еще до конца не просохло, порвано, а на груди к тому же располосовано когтями Зихарда.
Я с удовольствием – после ледяного-то Обсидиана – залезла в теплую душистую воду. Берта даже помогла мне вымыть волосы. Она молча разглядывала мои синяки, ссадины и царапины – словно пересчитывала. Спросила – очень тихо, одними губами: «Это ведь не Бэрин, нет?» Я честно ответила, что нет, разве что первая ссадина – когда он толкнул меня. Берта поджала губы и больше ничего не спрашивала.
Сытый и силком вымытый Рыжик быстро уснул на кровати. Похоже, хозяину это не понравилось, но он ничего не сказал, да и мы здесь ненадолго – лишь до решения Лорда Волков. Я уже устала бояться и не буду думать, каким окажется это решение: пока у нас с Рыжиком есть еда, крыша над головой и новая одежда. Вот и буду радоваться этому. Я расчесывала волосы и изо всех сил радовалась, пока Бэрин не подозвал меня к себе.
– Ты правда хотела украсть Интиного ребенка?
Я – хотела?
А ведь Бэрин сам, не задумываясь, забрал бы жизнь моего брата взамен жизни волчонка… Конечно, ведь ни я, ни Рыжик – не Волки, так… Звери.
За месяцы, проведенные среди людей и оборотней, я изучила выражения их лиц, а больше всего, оказывается, изучила Бэрина. Если из-за проклятых рукавиц он недоумевал, обижался, злился, то сейчас Бэрин был очень, очень мрачен. А ведь он, как и Фэрлин, хотел меня вчера убить за свою… Инту. Почему заступился сегодня?
– Но вместо
Ах, если б я сделала это раньше! Давно, давно, еще в самом начале… Не было бы… ничего бы не было…
– И вас с братом тоже бы уже не было, – сказал Бэрин.
Он обернулся к двери чуть раньше, чем раздался уверенный стук. У меня упало сердце – уже?
– Не двигайся! – приказал Бэрин. По пути к двери подобрал и распотрошил какой-то мешочек – сильно запахло любимой Бертой лавандой. Я едва не расчихалась.
– Фу-у! – услышала я из коридора. Леди Найна. Бэрин почему-то не пустил ее в комнату. Я неподвижно стояла на месте, прислушиваясь, но не различая слов, и поглядывала на спящего Рыжика. Бедный, намаялся, спит без задних лап…
Бэрин вернулся. Зашел, внимательно разглядывая руки. Я вспомнила, что его сестра-колдунья должна была снять порчу. Неужели не получилось? Бэрин подошел и повертел у меня перед лицом руками:
– Все хорошо. Найна сняла твое заклятие.
Я не поверила. Я схватила его за широкие запястья, пытаясь понять – точно ли. Руки как руки. Никакой разницы с тем, что было вчера. Что же я натворила?! Я вздохнула и уткнулась лицом в его большие мозолистые ладони. А чувствует он, что сила к нему возвращается? Сейчас спрошу, только голос вернется и выровняется дыхание…
– Ты что? – спросил Бэрин. Я отпустила его руки и поглядела в лицо: кажется слегка смущенным и встревоженным.
Я выдохнула:
– Я так за тебя боялась!
Он поглядел на меня, поглядел и положил горячие ладони на мои плечи. Спросил тихо:
– Лисса, а ты когда-нибудь целовалась?
Целовалась? Это еще зачем? Еще один странный людской обычай – или Волчий. Кто у кого перенял? С кем бы я целовалась – с Зихардом, что ли? Я открыла рот, чтобы задать ему все эти вопросы, но Бэрин наклонился и коснулся губами моих глаз.
Тепло. Щекотно. Сухие губы тронули мои. Легонько потерлись – и я почувствовала, как они дрогнули, растянулись в улыбке.
– Хо-ро-шо-о… – сказал Бэрин с удовольствием. И придвинулся близко, вплотную. Горячий. Большой. Твердый. Ладони легли мне на щеки. Потеребил-прикусил верхнюю губу, потом нижнюю. Я прислушивалась к своим ощущениям. Кажется… приятно? Губы немного покалывало. Бэрин длинно вздохнул, обнял меня, ладонь легла на затылок, ероша волосы. Он целовал мне глаза, щеки и даже уши. Прикусил мочку – я вздрогнула, но не от боли – оттого что искры-иголочки рассыпались по спине и растаяли.
– М-м-м… – сказал Бэрин, слегка отстраняясь. Я обнаружила, что стою с закрытыми глазами, открыла. Он смотрел на меня серьезно, без улыбки. Сказал задумчиво: – Ты вкусная…
– Это как? – Вкусной может быть еда. Вода еще. Запахи.
– Так, что хочется продолжать и продолжать целовать тебя, – пояснил Бэрин. Я подумала и сказала:
– Ну тогда ты тоже вкусный.
Бэрин очень оживился:
– Тогда продолжаем?
Дверь открылась. Берта заворчала с порога:
– Говорила же дверь закрывать! А то кто попало войдет, а вы тут обнимаетесь, а мальчонка спит на самом виду…