Грани Обсидиана
Шрифт:
– Да, такими. – Отличались количеством пальцев, наличием хвоста, шерстистостью. У некоторых звериные лица были как-то смазаны – не человек, не животное. – И все рыжие. А я выродок.
У матери тело было как у меня… как у человечьей женщины… только покрытое красивой шерстью. Наверное, Зихарду она бы тоже понравилась…
Волк будто прочел мои мысли – задал странный вопрос:
– А этот ваш вожак – твой друг?
Я едва не рассердилась: он что же, решил, что я обычно убиваю своих друзей?
– У Зихарда друзей нет.
Бэрин помолчал, прежде чем спрашивать дальше:
– Но
Любовью?! На Волчьем берегу я усвоила много интересных, забавных и красивых названий тому, что происходит между мужчиной и женщиной: но всегда об этом говорят с улыбкой, с удовольствием, с предвкушением…
И никогда – с отвращением, с тоской. Со слезами.
– Это не любовь. Это плата.
– Плата?
– Побережники платили ему за жизнь своей кровью, – я откинула волосы, показывая следы на шее – у Волка расширились глаза. Он даже сел. – А с меня он брал еще и другую плату – за меня саму и за Рыжика. Я… – я отвернулась от его взгляда, потому что не понимала, почему Бэрин на меня так смотрит. – …Мое тело как у ваших женщин, а они ему нравились – он попробовал их в каком-то набеге. Рассказывал, как их потом замучил до смерти…
Я замолчала, потому что услышала, как рычание заклекотало у Волка в горле. Но он приказал:
– Продолжай!
Что – продолжать? Я подумала, ему нужны подробности. Начала перечислять, что Зихард со мной делал…
…Волк остановил меня, коснувшись моей руки. Я замолчала на полуслове и наконец посмотрела на него.
Бэрин показался мне страшным – словно вот-вот обратится. Оскаленное, напряженное лицо, сведенные судорогой мышцы плеч и рук.
– Хватит, – сказал он сдавленно. – Достаточно.
Поднялся и большими шагами вышел из дому. По лицу и по очагу хлестнуло холодом из захлопнувшейся двери.
Я сидела, уставившись в темное окно. Зря он заставил меня рассказывать. Зря. Все вновь всплыло и залило меня, точно жгучая пена кипящего ядовитого молока… Не помогало даже знание, что Зихарда больше нет.
Бэрин стоял на берегу, крепко обхватив себя за плечи, будто замерз, или изо всех сил удерживая в себе нечто, рвущееся наружу. Он слышал меня, но и головы не повернул.
– Иди спать, – сказал глухо.
Я повернула к дому. А ведь я еще не выяснила, какие у Волков порядки, что они берут за право проживания на их берегу…
– Здесь я должна делать то же самое?
Казалось, Бэрин не понял. Повернул медленно голову и взглянул на меня через плечо. Губы его почти беззвучно шевельнулись: «что?». Я переступила с ноги на ногу, ожидая ответа.
Только что стоял в нескольких ярдах от меня, а через мгновение налетел, сгреб железными руками, прижал – ребра хрустнули. Выдохнул:
– Нет. Никогда. Нет.
И он еще приставал к ней со своими шуточками и поцелуями! Хотя поцелуи ей все-таки понравились… Но Лисса вполне могла решить, что он собирается потребовать того же, что и этот… урод. Ах, если б можно было оживлять трупы! Тогда бы он перебрался обратно через Обсидиан и снова убил Зихарда. Медленно. С наслаждением. Чтобы у того было время прочувствовать
– Всё. Хватит!
И вылетел из дому.
Проще всего было перекинуться – но тогда Лисса испугается… Пометавшись по берегу, Бэрин наконец постарался применить навыки, которым обучают детей: самообладание, контроль, спокойствие. Он глядел на лунную дорожку на неподвижной поверхности озера, пытаясь усмирить свое дыхание, растворить свою злость в прохладном воздухе ночи. Получалось скверно.
Да еще и Лисса вскоре вышла из дому. Он услышал ее, но не обернулся: не хотел, чтобы она видела его… таким. Еще не хватало, чтобы она и его боялась. Но этот заданный ею вопрос… Он даже своим ушам не поверил:
– Что?!
Лисса под его взглядом переступила с ноги на ногу, точно собиралась задать стрекача. Или собиралась повторить вопрос. Так она решила, что он или Фэрлин такие же, как…
Гнев, изумление, невозможность хоть что-то исправить или хотя бы отомстить… Он и сам не заметил, как оказался рядом, схватил, прижал ее к себе, пробормотал в притиснутую к груди рыжую макушку:
– Нет. Никогда.
На следующий день заявился Ольгер.
Бэрин не видел его несколько лет и узнал не сразу. То есть не сразу соотнес знакомый запах и внешность того, кому он принадлежит… Поднялся с мостков, где обучал звереныша ловить рыбу удочкой, вглядываясь в приближавшийся вдоль озера силуэт. Мужчина шел неторопливо, но уверенно, нисколько не замешкавшись при виде того, что дом уже занят.
Остановился перед мостками, щуря зеленые хищные глаза. Сказал медленно:
– Кого я вижу! Бэрин из рода Фэрлинов!
– А это никак безродный Ольгер! – в тон ему отозвался Бэрин. Тот сощурил глаза уже до щелок, пряча под веками сверкнувшую ярость. Перевел взгляд на звереныша – тот смотрел на него с опаской. Да уж, оскал Ольгера никто бы не назвал улыбкой…
– Вижу, – сказал Ольгер, вдоволь насмотревшись на лисенка, – твой непреклонный братец все-таки изменил своим хваленым принципам и нашим законам?
– Ошибаешься, – Бэрин подтолкнул звереныша в загривок, тот понятливо побежал к дому. – Этот здесь против воли Фэрлина.
– О, неужели ты наконец-то решился пойти против своего брата?
– Да. Раз я считаю его решение неправильным.
– А когда изгоняли меня… – медленно продолжил Ольгер.
– Это вопрос?
– Нет. Уже не вопрос.
Бэрин перехватил его взгляд, обернулся. Лисса стояла в проеме двери, рассматривая нежданного гостя.
– Ого! – сказал Ольгер. – Да ты прекрасно устроился! Домик у озера, горячая девчонка… – Он большими шагами направился к дому, уже издалека говоря громко: – Что-то не припомню я таких рыженьких… Добрый день! Познакомимся?