Грани судьбы
Шрифт:
— О чём? — недоумённо переспросил Нижниченко. — О каких волнах?
— Волны, тени… Их называют по-разному. Помните, когда я рассказывал про Великий Кристалл, то говорил, что это только одна из теорий строения мироздания, есть ещё и другие.
— Конечно, помним, — поторопился ответить за всех Серёжка. Ещё бы не помнить такие интересные истории.
— Одна из этих других — теория Великого Океана. Не случайно перемещение между мирами по воде происходят легче, чем по суше.
— В самом деле? — заинтересовался Гаяускас. — Что ж мы тогда всё посуху и посуху?
— А
Эльф замялся, подбирая нужные слова.
— Это особая субстанция, по которой, можно сказать, расходятся круги от происходящих событий. Ну, всё равно как в воду бросить камень. Так вот, любое событие — это камень. Чем событие крупнее — тем сильнее круги. Главное заковырка в том, что впрямую почувствовать эти круги нельзя. Во всяком случае, я не знаю ни одно существа, которое было на это способным. Ни драконы, ни эльфы, ни гномы. А уж люди — тем более.
— В таком случае, почему ты так уверенно говоришь, что они существуют? — не удержался от скептического замечания Нижниченко. — Может и нет никаких волн?
— Есть, — убеждённо ответил целитель. — Их нельзя ощутить по своей воле, но среди самых разных народов бывают такие чувствительные натуры, которые порой ощущают волны, порождённые какими-то далёкими и неизвестными событиями. Как бы видят их тень. Особо точно воспроизвести произошедшее по такой тени невозможно, но суть произошедшего события им, как правило, удаётся понять. Обычно такие обострённые чувства бывают у творческих натур, поэтому видения ложатся в основы пьес, романов, поэм, картин и других произведений искусства.
— То есть это что получается? — недовольным голосом спросил Женька. — Мы думаем, как этот писатель всё замечательно придумал, а он просто украл сюжет?
— Что значит — украл? — возмутился Мирон.
— А то и значит, — упорствовал парнишка. — Это же не его мысли, а чужие, подслушанные. Плагиат это называется, вот.
— Я думаю, что ты не прав, — мягко заметил Наромарт. — Во-первых, в основе любого произведения лежит реальность.
— Не любого. В основе фантастики лежит фантазия.
— У любой фантазии в основе опять-таки реальность.
— Это точно, — подтвердил Нижниченко. — Средневековая фантазия, Женя, придумывала самые страшные и вычурные облики демонам, но всё — на основе известных в Европе живых существ. А вот кенгуру придумать никто не догадался, пока Австралию не открыли.
Серёжка украдкой хихикнул.
— Ты чего? — шепотом спросил Сашка.
— Кенгуру — они совсем не страшные. И добрые. Я их в зоопарке видел.
Казачонок только головой покачал. Повезло же мальчишке — сколько всего он успел повидать. Даже немного завидно. И — обидно. Ведь всё его счастливое детство прошло в стране «товарищей», красных. А что бы его ждало в Империи? Он ведь не из богатых, говорил, что отец был механиком, а мама водила автобус — такое большое авто. По меркам Кубани — иногородний, мастеровой. Сашка хорошо знал, как живут мальчишки в таких семьях. Начальная школа, потом ремесленное училище. И конечно, никто из них в Крым с мамой отдыхать не ездил и в зоопарке, то есть — в зоосаде кенгурей не рассматривал.
Так что же получается, Сашка против этого воевал? Да и в мыслях не было. И «товарищи» совсем не походили ни на Мирона Павлиновича, ни на Балиса Валдисовича.
— И потом, — продолжал между тем объяснять Наромарт, — если так рассуждать, то и этот ваш Архимеда тоже получается не учёный, а вор: закон природы и без него существовал.
— Не Архимеда, а Архимед, — мрачно поправил Женька. Было понятно, что взрослые, как обычно, единым фронтом провозгласят своё единственное правильное мнение. И спорить бесполезно. Но отступать без боя было слишком противно и напоследок маленький вампир огрызнулся: — И он закон сам открыл, а не получил от кого-то готовенький. А этот автор — что он сделал, если идею ему волны напели?
Совершенно неожиданно для подростка, ему ответил не Наромарт и не Нижниченко, а офицер:
— А он написал хорошую книгу. Для этого мало знать, что произошло, надо ещё и рассказать так, чтобы людям захотелось об этом слушать. Знаешь, сколько на свете скучных книг: вроде и история жизненная, и проблемы серьёзные поднимаются, а читать невозможно. В сон тянет. А вот написать так, чтобы не скататься ни в скуку, ни в глумливое хихиканье — это и есть талант.
— Полностью согласен, — кивнул Наромарт.
— И я согласна, — вставила слово Анна-Селена. — Один и тот же пейзаж могут нарисовать разные люди. Только у одних получится мазня, а у других — шедевр.
Женька нарочито вздохнул, показывая, что полностью и безоговорочно капитулировал. Повисло молчание.
— Что ж, с происхождением крылатой фразы более-менее разобрались, осталось только принять решение по дальнейшим действиям. Я думаю, раз опытные путешественники считают нужным нанести визит вежливости, то надо последовать их совету, — подвёл итог Нижниченко.
Балис кивнул и на всякий случай убедился, что пистолет на своём месте. Знания — знаниями, традиции — традициями, а осторожность — осторожностью.
Через четверть часа повозка остановилась возле замкового крыльца. Широкая мраморная лестница в шесть ступеней вела к двустворчатым дверям, поблёскивавшим тёмным лаком.
— Представляю, какой тут замок, — восхищённо прошептал Серёжка.
— Если только навесной с противоположной стороны, — хмыкнул Женька. — А вообще, тут больше подходит большой засов.
— Почему?
— По стилю, — ехидно ответил подросток.
— Точно, — поддержала Анна-Селена. Дизайнерская сущность не позволила девочке остаться безучастной.
Балис потянул за начищенную до блеска витую медную ручку — дверь мягко поддалась. За ней оказался короткий то ли коридор, то ли тамбур, а потом ещё одни такие же двери.
— Об освещении не позаботились, — огорчённо констатировал Мирон.
Темноту коридорчика разгонял лишь солнечный свет, проникавший снаружи через открытую дверь.