Грани судьбы
Шрифт:
— Дальше будет лучше, — оптимистично пообещал Наромарт. — А если что, то светом я вас обеспечу.
— Волшебным, — подсказал Женька, вспомнив визит вежливости в дом Цураба Зуратели.
— Именно.
Комната, в которую попали путешественники, больше всего походила на библиотеку в каком-нибудь старинном французском или английском замке. Огромные, упирающиеся в высоченный потолок стеллажи от стены до стены, плотно заполненные книгами. Лесенки-стремянки и даже одна большая приставная лестница. Сотни книг, тысячи книг. Толстых и тонких, маленьких и больших. Большинство —
Дальнюю стену драпировали гобелены с вытканными пасторальными пейзажами. В камине, отделанным белым мрамором, весело потрескивали поленья. Причудливо изогнутые прутья чугунной решётки украшали золотые или, в крайнем случае, позолоченные наконечники. Перед камином стоял большой круглый стол, за которым в мягких кожаных креслах восседали двое: полный мужчина средних лет в обильно расшитом золотой нитью красном парчовом халате и существо с телом худощавого человека и головой крупного волка, наряженное в чёрный бархатный кафтан с серебряной опушкой.
В центре комнаты с потолка свисала огромная бронзовая люстра, на которой горела добрая сотня свечей, заливая зал ярким светом. Четыре её меньших сестрицы, распложенные ближе к углам, дополняли освещение.
Мирон, вроде и привыкший на Вейтаре и к средневековым интерьерам и к общению с нелюдьми, тем не менее чувствовал себя как-то неуютно. Да и, судя по поведению друзей, не один только он: все путешественники ощущали себя в той или иной степени не в своей тарелке. Даже многоопытный Наромарт и невозмутимый Балис замялись на пороге, что уж говорить о детях.
— Проходите поближе, не стесняйтесь, — вывел путников из замешательства голос дородного обитателя замка. — Мы вас давно ждём.
Инстинктивно Нижниченко чувствовал симпатию к незнакомцу. Гладко выбритое круглое лицо, умные чёрные глаза, аккуратная стрижка как-то невольно располагали к доверию, чего никак нельзя было сказать о втором хозяине замка. В желтых волчьих глазах читался далеко не звериный разум, но Мирон не мог отделаться от впечатления, что взгляд нелюдя пропитан злобой.
"Ерунда, самовнушение", — уверял себя генерал. — "Просто, я ещё не привык к общению нечками". Но это не слишком помогало. Память тут же подсказала, что взгляд вейты, полуогра и даже драконов вовсе не казался ему злым.
— Мы — это кто? — ровным голосом уточнил Балис, преодолевший нерешительность и первым подошедший к столу. Вслед за ним потянулись и остальные.
— Мы — это мы, — лицо незнакомца было абсолютно серьёзным, если он и шутил, то делал это в лучших традициях Бастера Китона. — Мы те, кому поручено подвести итоги вашего, так сказать, путешествия.
— Кем поручено? — с чисто прибалтийской основательностью продолжал гнуть своё Гаяускас.
— Тем, кто имеет на это право, — ответил человек.
— Не будь слишком любопытен, Балис, — добавил нелюдь. Голос у него оказался вполне человеческим, разве что хриплый, как у большинства уроженцев Днепровского Левобережья. — А то ведь можем усадить за чтение трудов мудрого Конфуция о порядках на небесах. Малая толика истины в них, однако, содержится.
— Канга Фу-Цзы, — поправил человек.
— Твоя любовь к абсолютной точности создаёт одни проблемы. В их время и их землях он известен как Конфуций, к чему порождать непонимание?
— Людей лучше называть их подлинными именами, — не уступал мужчина. — Впрочем, к делу это не относится.
— Вот-вот, — попробовал вклиниться в разговор Нижниченко, — давайте, пожалуйста ближе к делу. И если можно обойтись без Конфуция, то давайте и обойдёмся.
Незнакомец одарил генерала печальным взглядом тёмных глаз, тяжело вздохнул и кивнул:
— Как вам удобно. Мы пригласили вас для того, чтобы сказать: ваша миссия завершена. И её результат признан успешным.
— Кем признан? Вами?
Человек в халате усмехнулся:
— Нет, нам такие оценки выдавать не по чину. Наше дело маленькое: довести их до вашего сведения.
— Тогда кто же оценивает? — настаивал Нижниченко.
— Вам же в своё время сказали: это было пожеланием Дороги. Вы напрасно так недоверчивы.
— А вы напрасно так скрытны, — парировал Мирон. — Одни многозначительные разговоры, но ничего конкретного. Мы вам что, игрушки?
Волчью морду исказила гримаса, очевидно долженствуя обозначать улыбку.
— Мне казалось, что Ваша фамилия не Перен. Да и господина Ромбаль-Коше я здесь что-то не вижу.
Женька не выдержал и хмыкнул. Подросток всей душой был на стороне своих старших товарищей, но не мог не оценить, как лихо человолк (то есть человековолк) прокатил Нижниченко. Впрочем, у генерала с юмором тоже всё в порядке, наверняка вывернется.
Словно подтверждая мысли маленького вампира Мирон нарочито вздохнул:
— Это верно. Я не Франсуа Перен и даже не Пьер Ришар. И, думаю, вашу великую эрудицию здесь все уже оценили. Давайте всё же о деле.
— Начните с себя, Мирон Павлинович, — неожиданно сухо ответил человек. — Хотите говорить по делу — не прерывайте нас каждую секунду. Мягко говоря, это непрофессионально.
— Извините, — недовольно буркнул бывший зам начальника Службы Безопасности ЮЗФ. Крыть было нечем.
Мужчина в халате окинул путешественников долгим взглядом, потом удовлетворённо кивнул и продолжал:
— Итак, вы сделали то, что от вас ждали. У Вейтары появился шанс — это раз. Вы добровольно отказались от пути прогрессоров, дав возможность её народам самим строить свою судьбу — это два. Большего невозможно было и желать. Дело сделано.
— Чьё дело? — коротко бросил Балис.
— Простите?
— Чьё это дело? Ваше?
— Ваше. Твоё и твоих друзей.
— У нас сложилось другое впечатление, — Гаяускас был абсолютно спокоен и именно это подсказывало Сашке, что настроен он очень серьезно. — Нам кажется, что кто-то использовал нас, словно марионеток. Кто бы это мог быть?