Грани судьбы
Шрифт:
Противники тут же набрали дистанцию и снова медленно двинулись по кругу, словно обходя друг друга. Толиец всё время финтил, проворачивая в кисти рукоятку меча. Серёжка не успел заметить, как оба гладиатора одновременно ринулись навстречу друг другу. С глухим деревянным треском столкнулись щиты. Клинок Шаульса северянин умудрился поймать в ложбину между древком и лезвием топора. На мгновение гладиаторы замерли, затем снова оба отступили.
Пока всё это выглядело разминкой. Но вот толиец перешел в атаку. Удары посыпались на Ивеса со всех сторон. Сережка едва успевал взглядом за мелькавшим
А затем атаковал уже Ивес. Шаульсу было немного легче: он мог не только уклоняться и отбивать атаки щитом, но и парировать их клинком. При этом северянину нужно было беречь пальцы, ведь у топора гарды нет. Каждое парирование толиец пытался превратить в контратаку, однако его противник не на мгновение не ослаблял внимание и всегда успевал отражать контрвыпады.
Отведённое на поединок время подходило к концу: в верхней колбе больших часов оставалось совсем немного тёмно-синей жидкости. Северянин атаковал, ведь для него это был первый поединок, сил у него было больше, чем у ведущего уже третью схватку толийца. Шаульс, теснимый соперником, отступал по кругу, стараясь держать того на дистанции. Ивес раз за разом прибегал к излюбленному приёму: широкому горизонтальному удару, раз за разом делая всё более глубокий выпад.
И после очередной атаки не успел отдёрнуть ногу. Гнутый клинок толийца распорол северянину бедро. Ручьём хлынула кровь. Сережка на мгновение зажмурил глаза. Когда раскрыл, рычащего от боли Ивеса двое гладиаторов уже тащили под руки за пределы круга. Шаульс, бросивший меч и щит, зажимал рану. Зажимал не очень удачно: за раненым гладиатором по песку тянулась кровавая дорожка. Один из докторов хлопотал над стоящим чуть в стороне коробом. Достал оттуда небольшую выдолбленную из дерева флягу, отомкнул плотно притёртую пробку.
Оттащив подальше, друзья усадили северянина на песок. Кто-то поддерживал беднягу за плечи. Доктор с бутылкой склонился над раненым.
"Что ж они делают, он же сейчас кровью истечёт. Жгут же надо наложить!"
Сережка чуть не сорвался помогать. Остался сидеть только потому, что точно знал: ничем не поможет. Ему просто не дадут подойти к раненому. Завалят на землю, а пока будут разбираться и выяснять, что он хотел, как лучше, помогать уже будет некому. Мальчишка до боли сжал кулаки и закусил губу. Сидеть и смотреть, как человек умирает, не имея возможности помочь. Бывает ли пытка страшнее?
Северянин жадно, крупными глотками пил жидкость из фляги. Дёргался кадык. Даже с того места, где сидел Серёжка было видно, как по телу гладиатора ручьями стекает пот. Вот напиток кончился, Ивес вяло утёр рукой пот со лба. Тяжело поднялся на ноги Шаульс.
Сережка недоумённо хлопнул глазами. Умирать от потери крови раненый гладиатор явно не собирался. Наоборот, он поднялся на ноги и похромал к краю арены. Правая нога была перемазана кровавыми подтёками, да и с песка кровь никуда не исчезла. Но сейчас рана не кровила. Просто фантастика.
— Как это? — изумлённо спросил мальчишка у Ринка. Спросил в полный голос, не подумав даже о том, что за нарушение дисциплины Вен может и плёткой угостить. А вот Ринк предусмотрительно оглянулся на доктора.
Тот стоял совсем рядом, поглаживая рукоятку заткнутой за пояс плётки.
— Поясни ему, — кивнул кривой в ответ на невысказанный вопрос. — Наверное, он никогда такого не видел.
— Ну, ты совсем дикий, Шустрёнок, — выдохнул получивший разрешение говорить юный гладиатор. — Волшебный напиток здоровья, его любой Мастер Слова изготовить может. Только цену ломят… ой-ой-ой…
— И что, любую рану лечит? — изумился мальчишка.
— Конечно, нет. Если руку отрубят, то назад не приставишь.
— Сильно… — только и нашелся что сказать Сережка. Нет, в самом деле, здорово. Вообще, многое в этом мире было интересно и заманчиво. Колдовство, драконы, добрые вампиры… Хотя нет, Анька совсем из другого мира. Но, всё равно, здесь было много хорошего. Только вот сами люди устроили себе здесь плохую жизнь…
— Эй, Вен, — крикнул кто-то из взрослых гладиаторов. — Пусть твой малыш урок отрабатывает. Сгоняй-ка его в бестиарий за песком.
— Точно, — поддержал другой.
Сережка недоумённо уставился на доктора.
— Давай, — кивнул воспитатель синих. — Скажешь Леендерсу, нужен песок. Насыплешь тачку и прикатишь сюда. И чтобы без глупостей. Понял?
— Конечно, господин доктор, — отозвался мальчишка, вставая на ноги. При этом он попытался придать голосу максимальную убедительность. — Я больше не делаю глупостей.
Вен не удостоил мальчишку ответом, вместо этого протянул стёртый медный жетон.
— Вот, если стражник остановит, покажешь ему. Иначе сволочёт тебя во Двор Боли, чтобы не смел без разрешения по школе расхаживать. Понятно?
— Понятно, господин доктор.
— Не хочешь больше во Двор Боли? — криво ухмыльнулся надсмотрщик.
— Не хочу, господин доктор.
Серёжка был самому себе противен. А что делать? Глупо ведь нарываться, когда до освобождения осталось всего ничего.
— Тогда шевелись быстрее.
Странное дело, стоило только мальчишке выйти за ворота арены, как плохое настроение исчезло неизвестно куда. Растаяло, испарилось. И стало на душе легко и свободно. Потому что сейчас он был почти свободен. Даже когда тебя с урока на десять минут раньше отпускают дежурить по столовой — счастье. А ведь занятие синих — не урок… Хотя и песок возить — не по столовой дежурить.
Ворота бестиария оказались распахнуты настежь. Серёжка зашел во двор и снова замер от удивления. И опять было от чего. Дракон — ладно, драконом парнишку теперь было не удивить. А вот то, что каменные статуи, те самые, что раньше стояли около стены, теперь неуклюже суетились возле ног дракона, Серёжку ошеломило. Он сначала даже глазам не поверил, протёр их кулаками. Ничего не изменилось: статуи продолжали трудиться над правой передней драконьей лапой, похоже, натирали её какой-то мазью или чем-то в этом духе. Опять чудеса.