Грани Власти
Шрифт:
— Добрый вечер, дядя, — ответил я и снял маску.
Его брови слегка приподнялись.
— Ах это ты? — в его голосе была только неприязнь. — Что тебе нужно? Если снова решишь просить меня об отмене моего решения… Сразу скажу — нет. Уже все решено.
— Даже не думал, — покачал головой я. — Мне уже понятно, что это бесполезно. Вы сделали свой выбор.
— Вот именно, — Генрих понял мои слова по-своему. — Наконец-то ты взялся за ум. Скоро станешь бароном с богатой красавицей женой. О чем еще можно мечтать? Ты ведь об этом меня просил когда-то. Разве ты забыл, как перед отъездом в Абвиль молил меня на
— Того Макса больше нет, — по сути, я ответил правду.
— Но я-то не менялся, — снова по-своему интерпретировал мои слова Генрих. — И я продолжаю заботиться об этой семье. Твой отец чуть было не уничтожил наш род. Если бы я не…
— Предал моего отца, — закончил я за него. Отчего Генрих дернулся, как от пощечины.
— Что ты себе позволяешь?! — каменная маска графа треснула, сквозь нее показался облик взбешенного и злого человека. — Ты…
— Я говорю тебе правду, — холодно глядя ему в глаза, спокойно произнес я, переходя на «ты». — Ты предал свою кровь. Убил своих племянников. Сломал своих племянниц. Отправил жену родного брата в дом для умалишенных. И не говори мне сейчас, что ты всё это сделал ради короля.
Я брезгливо поморщился.
— Ты успокаиваешь себя тем, что спас свой род, но не понимаешь, что навлек на эту семью проклятие. Теперь на тебе и на твоих сыновьях висит клеймо предателей. Кто из высшей аристократии захочет иметь серьезные дела с тем, кто предал своего собственного брата? Неужели ты настолько слеп и не видишь этого? Ты так часто говоришь о верности, но тут же предаешь своих союзников, подобно крысе перебегая от одного хлебного места к другому.
Генрих, широко раскрыв глаза, силился излить на меня весь свой яд, но слова застряли в его глотке. Похоже, с ним впервые так кто-то говорил.
— Хотя, ты даже не крыса, — продолжал я говорить, вбивая слова словно гвозди в его голову. Этим вечером мне нужен взбешенный Генрих де Грамон, а не взвешивающий каждое свое слово. — Крысы, в отличие от тебя, способны сражаться за свое. Мой отец, в отличие от тебя, годами давал укорот этим де Марбо, не уступая им ни пяди своей земли. Тебя же, как всякого труса, только и хватило на то, чтобы на позорных условиях прекратить этот конфликт. Ты слаб, дядя. Как и твои изнеженные столичной жизнью сыновья. Твоя дружина — сборище разжиревших болванов, забывших с какой стороны держаться за меч. Не удивлюсь, если узнаю, что очень скоро тебя попытаются испытать на прочность. Даже лорд Грэй не избежал этой участи. Что уж говорить о тебе?
— Мерзавец! — наконец, обрел дар речи Генрих. Он шипел, словно кусок раскаленного металла, на который упала капля воды. — Я уничтожу тебя! Ты жалкий ублюдок!
Я улыбнулся и без поклона развернулся, чтобы уйти.
— Ах, да… — я остановился так, словно только что вспомнил о чем-то очень важном. — Представляете, дорогой дядюшка! Сегодня маркиза де Гонди сообщила мне некоторые детали игры «Выбери себе зверя». Оказывается, такой пластины, как «Рак-богомол», в ней нет и никогда не было! Есть только «Креветка» — олицетворение трусости и предательства. Как интересно… Я бы не хотел выбрать такую пластину с самого начала.
Оставив задыхающегося от гнева Генриха де Грамона позади, я, прикрыв лицо маской,
Глава 24
Отыскать Аурелию де Марбо было нетрудно. Ее великолепный наряд, вдохновленный образом наяды Лимноры, приковывал к себе взгляды всех присутствующих. Я даже на мгновение остановился, чтобы издалека полюбоваться виконтессой.
Ее длинное платье растекалось по ее стройной фигуре, меняя оттенки от глубокого синего до ярко-бирюзового, напоминая сверкание озерных вод на солнце. Мелкие сапфиры и аквамарины, вшитые в подол, искусно имитировали волны.
Изящный веер, инкрустированный мелкими драгоценными камнями, легко вздрагивал в ее руке, создавая иллюзию мерцания воды. Серебристое ожерелье с подвеской в виде капли аквамарина украшало ее шею, а волосы, спадавшие каскадами на плечи, были наполнены мелкими жемчужинами. Маску нежно-голубого цвета покрывали тонкие сверкающие узоры.
Аурелия стояла одна. Ее брата не было поблизости. Иногда к ней подходили мужчины. Уж не знаю, что она там им отвечала, но каждый раз их разговоры быстро заканчивались. Она снова оставалась в одиночестве. Мне показалось, что она, стараясь, чтобы это выглядело непринужденно, выискивала кого-то в зале.
Оркестр заиграл «Танец Листьев» в тот момент, когда я остановился возле виконтессы. Она смерила меня изучающим взглядом, а потом, потеряв ко мне интерес, снова начала осматривать зал.
— Не окажет ли мне прекрасная наяда любезность и не подарит ли этот танец? — с поклоном спросил я.
Аурелия слегка вздрогнула и с подозрением посмотрела на меня.
— Мне показалось, что это будет символично, — добавил я. — Ведь именно «Танец Листьев» вы подарили мне в прошлый раз.
— Мсье Ренар? — приглушенно спросила она и слегка подалась вперед.
— У вас прекрасная память, мадмуазель, — произнес я и в полупоклоне предложил ей свой локоть.
Девушка положила свою изящную ладонь мне на руку, и мы присоединились к танцующим парам. Я незаметно вдохнул носом воздух и ощутил легкий цветочный аромат, исходящий от виконтессы.
— Я получил ваше послание, — негромко произнес я. — Вы очень рисковали. Зачем? Мне показалось в прошлую нашу встречу, что вы не испытываете ко мне симпатии.
— Мое личное отношение не важно, когда речь идет об угрозе жизни даже такого человека, как вы, — ответила она так же негромко. — Кроме того, у меня была возможность убедиться в том, что вы, как и я, являетесь заложником сложившейся ситуации вокруг этой помолвки. И вы, как и я, не хотите этой свадьбы.
— Все верно, — ответил я. — Мне претит идея того, что мою свободу хотят обменять на пару деревьев. Кроме того… Хоть в это и сложно поверить, но я являюсь неисправимым романтиком. Я убежден в том, что связывать свою судьбу необходимо только с любимым человеком.
Аурелия испытующе посмотрела на меня. Она словно пыталась заглянуть мне в душу.
— Вы правы, — сказала она наконец. — В это сложно поверить. Да и в нашем мире такое возможно только в любовных романах. Люди нашего круга в первую очередь должны думать о долге перед семьей и родом. Женщин это касается в первую очередь. За нас это решают наши главы родов.