Грани
Шрифт:
— Оставшимися людьми? — я нахмурился. Ребята что-то замышляют, причем, похоже, давно.
— Нет, не людьми, — тихо ответил Семен и немного покраснел. Я насторожился. Хм, интересно с кем это тут в контакты вступают? Сколько знаю народностей в Зоне, а военных они чураются и разговаривают только через прицел.
— И с кем именно? Могу узнать? — спросил я. Семен что-то хотел сказать, но нас перебил местный повар.
— Угощайтесь, дай бог, не в последний раз поедим, — сказал он, расставляя на столе посуду и гремя половником. На несколько минут я отключился, просто наблюдая как на столе возникают тарелки с супом харчо, зелень, салат с тушенкой, неизменная бутылка с прозрачной жидкостью. Ложки, вилки, ножи, всё как у ресторане. Я улыбнулся и растворился в запахах еды. Пили очень много. Каким-то
— Блэк, — Настя посмотрела на меня, — пойдём, поговорим.
Началось, что-то ей снова не понравилось. Ладно, пока толком не уселись за стол, давай побеседуем. Мы отошли за домик. Настя лукаво усмехнулась. Я знал эту ухмылку, ни к чему хорошему она обычно не приводила.
— У меня предложение, — она достала сигарету, я поднес ей зажигалку. Это была очередная игра, — посмотри на этих людей. У них есть всё что нам нужно — топливо, оружие, запасы еды, медицинское оборудование и, самое главное, техника. Сами они очень слабы. Если ударить внезапно, они не успеют даже вякнуть. Лишнее продадим.
— Да не по-человечески это, — сказал я.
— Не тупи, Блэк, кто из нас человек? Может быть, новички, и то они уже не думают ни о чем человеческом. Это же хороший шанс.
— Просто сама посмотри. Они нас хлебом-солью, а мы их валить что ли?
— Так они и разбежались тебя хлебом потчевать. А солью посыплют твою могилу. Забыл майора Добрищева? А я помню. Хлеб-соль, водочка, полный стол, а потом "Где аномалии, сука?! Где секретное оружие пришельцев?". Не тебе ли он грудь продырявил? Тогда ты тоже кричал, что это бесчеловечно, а потом рвал всех в клочья. Надеюсь, ход моих мыслей тебе понятен. Я схожу к ребятам, скажу, чтобы заняли позиции поудобнее, а во время обеда смотри сам, если они начнут что-то выяснять, я не сдержусь и дам сигнал. Договорились?
Я нахмурился, но ничего не мог сказать против. Настя была совершенно права. Пришлось вяло кивнуть головой, и мы вернулись к столу. Разговор какой-то получался странный. Между переменой блюд заговорили об аномалиях, и Семён, естественно, стал выпрашивать, не видели ли мы серебристых, эльфов, какие у нас отношения с псоглавцами, есть ли у нас оружие всяких инопланетных и иномировых туристов. Настя сидела как на иголках. Когда дело дошло до употребления оставшегося спирта, в разговор влезла Настя. Я сразу понял, чего она хочет. Провокаторша, блин.
На предложение Семёна о том, что неплохо было бы обменять оружие пришельцев на что-нибудь имеющееся у ученых, она прямым текстом послала его подальше. Обстановка накалялась. Я сопел и держал руки возле меча. Так будет проще. Расстояние маленькое, выхватить оружие они не успеют, срежу головы троим сразу. На душе становилось гадко. Настя уже материлась как заведённая. Семён как-то лениво отбрехивался. Двое солдат рядом тоже начинали психовать. Кто выхватил пистолет первым, я так и не понял. Это уже было и не важно. Семён что-то хотел выкрикнуть, но поздно. Время замедлилось. Лезвие меча вошло одному из солдат в кадык и вышло с другой стороны. В это мгновение я услышал жужжание "Энергита". У другого солдата прямо над переносицей появилось идеально круглое отверстие. Семён уже лежал на земле, пуля пробила ему сердце. Выстрел был один, просто Настя правильно рассчитала траекторию и убила двух зайцев одним выстрелом. Это меня даже рассмешило. Так на войне нередко бывает. На улице затрещали автоматы. Кто-то громко матерился. Я прислушался.
— Сталкеры, чёртово отродье… Да брось ты танк к черту… Беги, Ваня… А-а-а-аа…
Послышалось шипение, прогремел взрыв, донесся шум падающих досок. Видимо кто-то из моих дал из гранатомета по заброшенному дому, в котором прятались солдаты.
— Что-то то ты не рад, как я посмотрю, — насупилась Анастасия.
— С этими маньячествами пора прекращать, — сказал я, обшаривая тела, — не барское дело солдат стрелять. Мы же не головорезы какие-нибудь.
— Надо же, от кого я это слышу? — ее лицо исказила презрительная усмешка, — не ты ли говорил, что армию нужно отсюда сраной метлой гнать? Ни тебя ли они по казематам таскали?
— Это научные работники, исследователи, чёрт побери, а не солдаты. Зла они нам не хотели!
— Зато мы хотели, — резко сказала она.
— Этого хотела ты и знаешь, что я тебе скажу?
— Скажи! — мы уже стояли друг против друга. Я сжимал револьвер, в её руках медленно поднимался "Энергит". Боялся я этих пистолетов. Оружие не наше, люди такого не умеют. Я плохо себе представлял, как он устроен, потому что разобрать его было невозможно. Снаружи не выглядывало ни одного болтика или зажима, только отсек для батареи. Заряжался он тоже странновато, сам образуя пули. Мы отколупывали от разных железяк куски и засыпали в специальную полочку, которая сама выезжала из пистолета, когда у него кончались заряды. Один раз я зарядил целую горсть нарубленных гвоздей и ничего, стрелялось прекрасно. Бронебойность хорошая.
— Я не собираюсь мириться с тем, что ты тащишь это одеяло на себя, — спокойно сказал я. На улице уже стихали крики. Сталкеры добивали раненых.
— Я и не тяну. Просто ты начал тупить. И я решила тебе напомнить, как надо выходить из таких ситуаций.
— Семён был неплохим парнем, — сказал я.
— И что, он же был, — она хмыкнула, сплюнула на землю и вышла.
На меня навалилась тоска. Я был на грани. На двойной грани, в чёртовой дыре и в плохом настроении. Я чувствовал, что допустил ошибку, собрав этот отряд. Кто они такие, в конце концов? Сталкеры — герои? Хрен там! Мародёры и убийцы. Я их такими сделал, да потому что иначе и нельзя было. Съели бы нас тогда военные, слопали железноголовые и еще куча всяких недоносков-пришельцев, если бы мы бежали к ним с хлебом и солью. Кто стреляет первым, тот и пишет историю. Не мы такие, жизнь такая, а кто её такой сделал? Правильно, я! Значит, мне и нести ответственность за всех этих сталкеров. Убить мне их хотелось, вот что. Слишком многое они знали, многое прошли. Потеряли человечность. Чёрная кровь даёт о себе знать.
Я сам уже не человек в каком-то смысле, и с кем бы ни говорил на эту тему, никто меня не понимает. Стар я стал, а ведь меньше сорока лет живу. Из них три года в этом аду, который устроил сам, и покинуть его я не смогу. Только суицид, возможно, что-то изменит, хотя и это сомнительно. Что я сейчас застрелюсь, что не сейчас, ничего не поменяется. Грани есть, они и останутся. А вот сколько душ я успею загубить, продолжая жить — это другой вопрос. Мне нужно действовать. В голове крутилась только одна идея: бросить всех и уйти. Уйти одному, чтобы спокойнее было. Никого убивать не буду. Это сейчас не нужно, да и не справлюсь я один против такой толпы. Пути я помню. До Ганса Кубышки доберусь, а там будет видно. Никто в моем отряде про быстрые тропы не знает. Один я эти карты рисовал, никому не показывал, кроме Харальда. Таинственные дороги, ведущие через нигде, позволяющие проходить десять километров как один, а то и больше. Кто их создал, я не знал, да и не важно это было. Сделав хмурую рожу, я вышел на улицу. Сталкеры уже разбирали трофеи, грузили оружие, заводили технику, таскали ящики с едой. Настя деловито распоряжалась. Вот и смена тебе, товарищ Блэк. Жадность и тяга к крови когда-нибудь сыграют с ней злую шутку. Ни с кем ни разговаривая, я прошел к своему "Хаммеру". В нём сидел Комар и играл грустную мелодию на губной гармошке.
— Хоронишь? — спросил я и сел за руль.
— Да уж, — Комар тяжело вздохнул, — зря мы их убили, ребята неплохие были. Ни за что ведь жизни забрали. Руки по локоть в крови. Почему, Блэк?
— Это не мой приказ был, Комар. Я тут уже не нужен. Сентиментальным я стал, что ли?
— Да нет, Блэк, человечность к тебе возвращается.
— Буду на это надеяться, — я улыбнулся. Комар мог быть прав.
— Уехать хочешь? — спросил вдруг парень и убрал гармошку в нагрудный карман.
— Да, — я помолчал, — хочу.