Граница безмолвия

Сушинский Богдан Иванович

Впрочем, «просит принять его» — оказалось чистой условностью. Этот рослый детина в черной кожаной куртке без каких-либо знаков различия вошел в кабинет командующего Стратегическими северными силами, словно в казарму вверенных ему «фридентальцев», и осмотрелся в ней с видом фельдфебеля, твердо решившего разобраться со своими подчиненными, чтобы раз и навсегда приучить их к порядку.

— Вам известно, господин вице-адмирал, что я прибыл сюда по личному приказу фюрера, — хриплым басом пробубнил он, стоя посреди кабинета с широко растопыренными локтями, в такой позе, словно ожидал, что со всех закутков этого замка на него вот-вот ринутся заговорщики. — Как известно и то, с каким заданием я прибыл.

— Фюрер

действительно называл ваше имя, — с предельной небрежностью произнес Штинген, усаживаясь в одно из двух кресел, стоящих у камина, и жестом указывая оберштурмбаннфюреру на второе. На стоявшем между ними столике уже красовалась бутылка коньяку из французских запасов адмирала, а еще через минуту появился адъютант с двумя дымящимися чашками кофе. — А что касается задания, то вам известно, что операция «Полярный бастион» будет проводиться Северными силами и проходить под моим командованием. И что группа «Викинг», командование над которой вы завтра примете, является всего лишь одним из небольших подразделений этих сил, — окончательно сбил с него спесь вице-адмирал.

— Мне было сказано, что общее командование операцией осуществляете вы, — признал фон Готтенберг. — Что же касается Стратегических северных сил…

— …В штабе которых вы сейчас находитесь, барон.

— …То о них я слышу впервые.

— Мы не та организация, уведомлять о которой следует красочными вывесками, — холодно заметил фон Штинген. — И мой прием был бы куда сдержаннее, если бы не одно обстоятельство из нашего с вами общего прошлого, барон. Именно нашего с вами.

— Начало интригующее, — удивленно взглянул на него обер-штурмбаннфюрер.

Вице-адмирал наполнил коньяком небольшие, только вчера извлеченные из походного чемоданчика серебряные рюмочки и, подняв одну из них, произнес:

— За непотопляемый флагман германской морской разведки крейсер «Комет»!

— Простите? — напряженно поморщился оберштурмбаннфюрер.

— За победу наших войск и за тех, кто содействовал этой победе, находясь в суровой полярной экспедиции на вспомогательном крейсере «Комет». Лучшем крейсере германского флота.

— Том самом, который чуть более года назад прибыл в советский порт Архангельск под русским названием «Семен Дежнев»? — поползли вверх брови барона.

— А затем представал в русских портах и перед капитанами русских судов под названием то «Дунай», то «Донау» и «Доон», а в конечном итоге появился у берегов Южного Сахалина под японским флагом и под претензионным японским названием «Токио Мару» [14] . Оставаясь при этом все тем же быстроходным германским рейдером «Комет», принадлежавшим компании «Северо-Германский Ллойд».

— Хотите сказать, что вы тоже были на его борту? — не скрывал своего удивления Готтёнберг.

14

Исторический факт. Речь идет о секретном рейде прекрасно вооруженного германского крейсера-авианосца «Комет», совершившего в августе-сентябре 1940 года научно-разведывательный переход по Севморпути. Этот поход совершался при помощи советских ледоколов, под контролем военной разведки и Главного управления Севморпути, после того как «Комет» был предварительно замаскирован на судостроительном заводе в Гамбурге под советский пароход «Семен Дежнев». На палубе крейсера, в ангарах, находились два гидросамолета типа «Арадо-196». Очевидно, что этот рейд проводился с согласия Сталина, рассчитывавшего, что союзная в то время гитлеровская Германия всю свою мощь нацелит на войну с Англией и Америкой, поэтому для нее важно было освоить кратчайший морской путь из рейха в советские дальневосточные порты и в порты Японии. Понятно, что и до войны, и в течение многих

лет после неё, советская пропаганда пыталась скрыть сам факт проведения этого перехода, имевшего в годы войны нежелательные для СССР последствия.

— Но, как и все остальные, под чужим именем. Погоны контр-адмирала мне тоже пришлось снять, поскольку по судовой роли я был всего лишь одним из помощников командира крейсера, в чине корветтен-капитана [15] , правда, отвечавшим за безопасность его команды, группы ученых и пассажиров, цель появления которых на борту «Комета» была известна только командиру.

— Это меняет дело, — едва заметно улыбнулся оберштурмбанн-фюрер. — Кстати, теперь я стал припоминать вас.

15

Чин корветтен-капитана приравнивается к званию капитана третьего ранга (майора). Соответственно чин фрегаттен-капитана — к званию капитана второго ранга (подполковника), а капитана цур зее — к капитану первого ранга (полковника).

— Стоит ли удивляться? Все-таки 270 членов экипажа, плюс группа исследователей и разведывательно-диверсионная группа.

— При том, что общение между командой и членами этих групп категорически не поощрялось.

— Кажется, вы были в составе той группы, которую мы высадили возле архипелага Северная Земля? Ошибаюсь?

— Все верно, — признал барон. — Ночью, в районе полуострова Таймыр, крейсеру удалось немного отстать от русского ледокола и спустить на воду две надувные шлюпки с четырьмя десантниками в каждой.

— Помню, помню…

— Так вот, старшим этой группы был я. Мы тогда едва не оказались в ледовом плену, однако все обошлось. Через полчаса нас подобрала германская субмарина, доставившая группу в один из фьордов архипелага, где мы создавали тогда секретную базу и метеостанцию [16] . Вы же, конечно, дошли до японских берегов.

— Но, признаюсь, тогда мне и в голову не могло прийти, что приказ гросс-адмирала Редера о назначении на борт «Комета» только потому и последовал, что меня готовили к должности командующего Стратегическими северными силами.

16

Эта секретная база существовала до конца войны. Судьба её гарнизона не известна, однако остатки базы были обнаружены лишь после войны экипажем известного советского полярного летчика И. Мазурука.

— Уверены, что планы Редера заходили столь далеко?

— Судя по всему, да. Если говорить честно, я был недоволен этим рейдом. Не было в нем настоящей диверсионно-пиратской авантюры.

— Прекрасно сказано: «диверсионно-пиратской»!

— Мы спокойно могли захватить сопровождавший нас русский ледокол, получше вооружить его, а затем, присоединив к себе пару германских субмарин из «Норвежской стаи», потопить все русские суда, которые могли оказаться на нашем пути от Архангельска до Камчатки, атаковав при этом все североморские порты.

— Но это уже стало бы началом войны, — деликатно напомнил командующему оберштурмбаннфюрер.

— Ну и черт с ним! Потери русских вполне можно было бы списать на действие англо-американского флота. Тем более, что Кремлю невыгодно было бы раскрывать свое причастие к авантюре с «Кометом». Кстати, наши гидросамолеты были оснащены специальными приспособлениями для обрыва корабельных антенн, лишающих их связи со своими базами еще до нападения германских судов. Причем для безопасности их облёта на фюзеляжах и крыльях этих «бакланов» были нарисованы красные звезды.