Граница миров
Шрифт:
Наконец ее отпустили. Боль стала чуть меньше, но от этого не менее мучительной.
Стефания упала на колени и зашарила вокруг себя руками, не вполне понимая, что делает. Она не видела ничего, кроме багровой тьмы.
Стефания хотела прикоснуться к лицу, но боль не позволила ей этого сделать.
— Уведите ее прочь! — с ужасом в голосе взвизгнул Дэгха. — В самый глубокий подвал ее засадите! Чтобы я тридцать лет ничего
Стефанию поставили на ноги и потащили прочь. Они уже не кричала. Она смеялась, зная, почему Дэгха был так напуган.
— Огонь! Отомсти за меня! — закричала Стефания, когда за ней захлопнулась дверь камеры.
Стефания замолчала на мгновение, пытаясь успокоиться илучше понять эти сны, но руки уже казались стянутыми тяжелыми кандалами. Цепи изmarrinollтянули и давили. Стефания ненавидела их, словно личных врагов. Они не позволяли двигаться, не позволяли жить.
Годы шли. Стефания не знала, сколько прошло времени и сколько осталось. Ей казалось, что время застыло, как желе, и не движется совсем. Еду ей приносил какой-то немой.Он просто открывал окошечко внизу двери, ставил щарелку и кувшин на пол и уходил. Стефания как-то раз пыталась с ним заговорить, но тот только промычал что-то ине оставил в этот раз еды.
Огнянка пыталась морить себя голодом. Она не ела и почти не пила два месяца, едва не рехнувшись от голода и жажды. И не умерла. Она разбивала тарелку и резала себе вены, но кровь моментально сворачивалась и забивала рану. Стефания уже знала, что как ей не дали потерять сознание, когда ее ослепили, так ей сейчас не дадут умереть. И это было страшнее всего.
Иногда ей казалось, что она уже умерла и находится где-то на полпути к Ирию, к дому Огня Световидовича. Но скрип открываемого окошечка и стук дна тарелки о камень пола лишали ее этой иллюзии.
Она не знала точно, сколько просидела тогда в той камере. Не знала и вряд ли хотела бы узнать. Из молодой женщины она превратилась в сморщенную и немощную старуху. И, самое главное, она была слепа. Волшебство оставило ее, никто не мог ей помочь. Она была одинока и мечтала только о смерти.
Ей даже не позволили сойти с ума. Однажды дверь отворилась. Стефания, отвыкшая от этого звука, встрепенулась, но тут же все поняла.
Ее поставили на колени и зачитали приговор, который она не могла воспринять полностью. Единственное, что она запомнила — это то, что она никогда не вернется. Никогда, даже лишившись Памяти.
Палачи и Император еще не знали, как ошибаются. Они не знали, с кем связываются…
Гюрза слушала, и опять ненависть к Лэгри захлестнула ее. Стефания, какая она бы ни была, всего лишь девочка. По любым меркам она едва повзрослела. И тут на нее сваливается такое.
Гюрза ненавидела Лэгри, но еще больше ненавидела себя, за то, что допустила все тогда происшедшее. Она не должна была позволять Стефании выходить на поле боя…
«Я за все заплачу, — подумала Гюрза зло. — Заплачу. Но кто заставит платить Лэгри?»
Огнянка умолкла. На ее глазах опять показались слезы, и она отвернулась.
— А после этого Одди читает мне лекции о том. чтобы я училась НЕ убивать.
— Тебе это особенно нужно, — Гюрза качнула головой и улыбнулась как можно мягче. — Ты стала слишком жестокой. А когда огонь жесток— это страшно. Ты не умеешь различать людей. Для тебя они все враги, желающие причинить тебе вред. Ты должна научиться сдерживать себя, не наносить смертельный удар. Это первое, чему учат мечников в Айлегрэнде. И лишь потом их учат убивать.
— Но почему? — Стефания явно не понимала, зачем сохранять врагу жизнь. Не понимала или не хотела понимать.
— Потому что, сохранив жизнь, ты сделаешь гораздо больнее гордому и не замараешь клинок ничтожным. А может быть, и обретешь друга. Так я однажды сохранила жизнь Грифу. Взгляни, он до сих пор верен мне…
Стефания молчала.
— Научившись НЕ убивать, ты становишься выше своих врагов, не умеющих сдерживать руку. Ты учишься различать тех, кого нельзя оставлять в живых, и тех, кто должен жить во что бы то ни стало. Ты становишься менее жестокой и учишься чувствовать что-то большее, чем ненависть и злость. Огонь, ненавидящий живое, — смертелен этому миру. Если ты не научишься этим простым истинам, тебе придется уйти.
Стефания молчала.
— Ты уйдешь, и никто не ведает, где ты остановишься, когда Вихрь Времени перестанет тащить тебя все дальше и дальше. Никто не поможет тебе, никто не спасет. Жестокость наказуема. За все надо платить. Мы учились тому, что нет Добра, нет Зла, нет Тьмы и Света. Мы учились тому, что есть только Сумерки. И мы научились этому. Одновременно с тем мы поняли, что не все в мире существует только в нашей оценке. Есть вещи, оценивающие нас по которым оценивают нас. Одна из таких вещей — умение НЕ убивать. И нам пришлось учиться снова.
Стефания молчала.
— Пойми, если ты будешь нести смерть на конце меча, убивать и калечить, то Мир отторгнет тебя. И каждый последующий будет гнать тебя все дальше и дальше, отбрасывая от себя, исторгая тебя прочь, пока ты не научишься НЕ убивать. Тогда ты сможешь остановиться. И понять. А может, и вернуться. За все надо платить, Огнянка, за все абсолютно. За свое неумение НЕ убивать ты заплатишь слишком много.
Стефания молчала. Замолчала и Гюрза.
Они сидели на холме и смотрели на врастающие в небо черные башни. Смотрели и молчали. Каждая о своих мыслях, каждая о своей боли, каждая о своем будущем.