Граница. Россия глазами соседей
Шрифт:
– Вы можете занять свободные места на лестнице и принять участие в танце, – улыбнулась мисс Ри.
Лестницу заполонили туристы из других групп. Целый час студенты исполняли энергичный танец, выстраивая своими телами всевозможные круговые формации. Когда я потом пересматривала сотни фотографий с этого танцевального шоу, то обнаружила, что ни у одного из танцоров на лице не промелькнуло даже тени улыбки. Они напряженно смотрели вперед, по их лбам струйками стекал пот.
Слово «Пхеньян» означает «равнина» или «мирная земля». Во всяком случае, первое толкование вполне уместно: разделенная на две части рекой Тэдонг, столица Северной Кореи и в самом деле расположена в равнинной степной зоне. Большинство жилых домов появились здесь в 1960-е годы, в период восстановления страны после войны с Южной Кореей, разразившейся
Центр города украшает самое высокое здание в Северной Корее – футуристическая гостиница Рюген, пирамидальной формой напоминающая ракету. Изначальный проект гостиницы, строительство которой началось в 1987 году, предполагал возведение стопятиэтажного здания с тремя тысячами номеров. На строительство отводилось около двух лет, однако в 1992 году распад Советского Союза повлек за собой крах экономики Северной Кореи, и его вынужденно приостановили. Успели закончить только верхнюю часть здания, так что на протяжении шестнадцати лет в центре столицы красовался лишь пустой панцирь. Работы возобновились только в 2008 году, а в 2011 году была завершена внешняя отделка из голубоватого стекла. Открытие планировалось приурочить к 2012 году, столетнему юбилею Ким Ир Сена, но этого сделать не удалось. Затем объявили об открытии готовой половины здания в 2013 году, а еще через какое-то время поползли слухи о том, что управление зданием возьмет на себя международная сеть роскошных отелей Кемпински, однако ни частичного открытия, ни передачи эксплуатации в руки Кемпински так и не случилось. Сегодня трехсоттридцатиметровая Рюген является самой высокой незаселенной гостиницей мира.
Всю неделю моего краткого пребывания в Пхеньяне над городом висело серое грязное облако; оно словно утренний туман, который никак не желал рассеиваться, топя в себе разукрашенные в пастельные тона бетонные блоки. Кое-где нам попадались увлеченные своими проектами строители, однако в целом у меня создалось впечатление, будто большинство народа занято только тем, что ходило кругами, создавая искусственные формации. Каждый день из окна автобуса мы наблюдали огромные скопления людей. Все городские площади заполонили люди в белых одеждах, державшие в своих руках флаги или букеты: они либо собирались в группы, образуя своими телами тщательно спланированные геометрические фигуры, или нетерпеливо сидели на земле, ожидая, когда можно будет начать. Среди них школьники, студенты, рабочие. Каждый раз, когда я интересовалась у мисс Ри, чем они там занимаются, всегда получала один и тот же ответ: «Готовятся к десятому октября, годовщине основания партии».
А еще мы видели мужчин в однотонной коричневой униформе. Они были повсюду, причем только мужчины: ездили на велосипедах, ходили маршем, следили за шествиями или сидели в сверкающих «мерседесах». Кем они были? Партийцами? Старшими военными чинами? Все, как на подбор, одеты по моде, застывшей где-то в далеких пятидесятых годах. Мужчины, на которых не было униформы, носили темные брюки и хлопковые рубашки ярких цветов. Женщины в основном носили юбки до коленей, пестрые блузки, иногда гармонирующие по цвету кардиганы или пиджаки, каблуки. На груди у всех сверкали красные значки с портретом Ким Ир Сена, Ким Чен Ира или сразу обоих.
Пхеньян является лицом страны, и доступ сюда строго регламентирован. Несмотря на то что принцип равенства является ядром коммунизма, власти Северной Кореи никогда это особо не волновало. Скорее наоборот. В конце 1950-х годов Ким Ир Сен разработал сонбун — хитрую иерархию, своего рода кастовую систему, согласно которой всех жителей страны разделили на три основных класса: «ядро», или лояльный класс, предназначенный для тех, кто наиболее активно поддержал Ким Ир Сена в годы борьбы против японских империалистов или проявил себя во время корейской войны; нуждающийся в строгом контроле класс «колеблющихся», в который входит большинство населения; и, наконец, «враги». Три основных класса позже были разделены на более чем пятьдесят подкатегорий. Семь тысяч чиновников и членов партии получили задание изучить историю семьи каждого гражданина, чтобы определить их сонбун. Работа завершилась в 1965 году, и с тех пор сонбун передается по отцовской линии. Сонбун каждого человека, кроме всего прочего, определяет, в какую школу он будет ходить, на какое рабочее место может претендовать, а также определяет доступ к медицинской помощи и даже к магазинам. К примеру, Пхеньян в основном зарезервирован для людей из «ядра», а также для нескольких «колеблющихся», необходимых для обслуживания тех, кто из «ядра». Если же человек пытается сбежать из страны или тем или иным образом нарушает ее суровые законы, то подобное преступление затрагивает не только его самого и его сонбун, но всю семью, включая будущие поколения.
Во время наших прогулок по Пхеньяну мы находились в такой близости от жителей города, что, протянув руку, без труда могли бы до них дотронуться. Время от времени из автобусов нам махали улыбающиеся юноши, но, как правило, в основном мы ощущали присутствие людей по глазам, которые тайком неотступно за нами следили. Интересно, а что они думали о своей стране и ее вождях? Что им известно об окружающем мире? Мне никогда ранее не доводилось бывать в столь загадочном месте. Мы перемещались по городу вместе с этими людьми, но при этом все это напоминало скорее посещение зоопарка: смотреть можно, трогать запрещено. Отсюда и досюда, а дальше нельзя. Одной из кульминаций нашей поездки стало посещение метро.
Открывшееся в 1973 году, пхеньянское метро состоит из двух линий и шестнадцати станций. Находясь под землей на глубине ста десяти метров, оно считается одним из самых глубоких в мире, выполняя при этом еще и функцию бомбоубежища. До недавнего времени туристам разрешалось посещать только две станции, нам же предстояло увидеть целых шесть.
Все станции удивляли роскошью и чистотой: огромные люстры на потолках, стены украшены яркими картинами с изображением счастливых рабочих и гигантскими портретами вечно улыбающегося Ким Ир Сена. Даже когда в метро отключалось электричество, его портреты продолжали светиться. На платформах под стеклом развешаны сегодняшние газеты, причем среди пассажиров оказалось немало таких, которые, ожидая прихода поездов, старались быть в курсе последних достижений Ким Чен Ына.
Красно-зеленые вагоны с кожаными сиденьями вдоль стен пробудили у меня воспоминания о Берлине, что, в общем, не столь уж удивительно, потому что они были именно оттуда. Граффити удалили, а на их место повесили фотографии двух покойных вождей.
Четверо охранников, обтянутых униформой, регулировавшие движение поездов, подали сигнал к отправке. Внутри вагонов было тесновато, поэтому впервые за всю эту поездку я оказалась так близко к простым людям. Некоторые поглядывали на нас, но большинство сидели, опустив глаза. Остальные туристы из моей группы находились чуть поодаль, и на какой-то миг мне показалось, будто я здесь совсем одна.
В Северную Корею можно отправиться в одиночку или по так называемому индивидуальному туру, но даже первая категория туристов обязана подчиняться такому же распорядку, что и группы, находясь с утра до ночи под наблюдением двух гидов. Такой экстремальный контроль приводит к тому, что все описания поездок в Северную Корею абсолютно идентичны, путешественники получают одинаковые впечатления и слышат одни и те же слова от сопровождающих их гидов. Разумеется, я не первая и отнюдь не последняя писательница, приехавшая в Северную Корею под фальшивым предлогом, однако большинство туристов моей группы были тем, кем на самом деле являлись: обыкновенными туристами.
Так кто же они, все эти люди, добровольно отважившиеся провести отпуск в обществе самой жестокой диктатуры в мире? В нашей группе из двадцати человек не оказалось ни одного типичного пляжного туриста, но поражало то, что определяющим фактором выбора поездки в Северную Корею для многих явилось то, что она представляла собой организованный тур. Отдавая предпочтение групповым путешествиям, члены нашей группы выискивали самые необычные маршруты. Как правило, это были одиночки, которым групповые поездки дарили чувство принадлежности. Мне также показалось, что приблизительно половина из них остановили выбор на Северной Корее, поддавшись очарованию эстетики диктатуры с присущими ей жесткой дисциплиной, бесстыжей пропагандой, демонстрацией фасадов.