Граничник
Шрифт:
«Ну, естественно, — невесело улыбнулся подопечный. — Его отправил тот же, кто меня в темную законопатил! Ну, ничего. Утро настанет, разберемся во всем! Уверен, отец Василий такого не оставит. И даже вовсе не из-за человеколюбия — ему это попросту невыгодно».
«Циничный ты все же человек, Стефан», — пожурил его я.
«Да не сказал бы. Среди тех, с кем приходится общаться, я просто невинная овечка с очень наивными взглядами на жизнь».
На том и решили — ждать утра. Однако с рассветом, который видеть мы не могли, а лишь ориентировались на мои внутренние
Дверь распахнулась, и в камеру тут же вбежали четверо гвардейцев. Сделалось тесно, да еще двое из них подхватили Стефана под руки и впечатали его в стену. Двое других остались охранять изломанное, но все еще дергающееся тело одержимого.
Вслед за дуболомами в помещение вступил незнакомый священник немалого сана. Высокий, крепко сбитый, с яростно горящими на грубом лице глазами. Он удостоил корчащегося демона одним лишь взглядом, после чего уставился на Стефана.
— Ты его? — спросил он, выдержав паузу.
— Я, — не стал отпираться подопечный. И, не удержавшись, добавил: — Тут ведь больше никого нет.
— И отца Василия тоже ты?
— Он мертв? Как умер?
— Подозреваю, что тебе это прекрасно известно. Яд. Ты его отравил по дороге к Новгороду.
Глава 27
Священника звали Кириллом и был он ревнителем, а также учеником и помощником отца Василия. Все это объясняло его гнев, который он выплеснул, едва вошел в камеру, но не пролило ни капли света на причину назначения Стефана главным подозреваемым в убийстве викария. Впрочем, мне даже вмешиваться не пришлось — мой подопечный за словом в карман не полез:
— Отравил? — с нескрываемым сомнением произнес граничник. — Ты, брат, обвиняешь меня в том, что я отравил отца Василия по дороге к Новгороду?
— Да!
— Даже опустив тот факт, что во время пути я к нему не приближался, зачем бы мне это делать?
— Стоит ли искать здравый смысл в поведении человека, который предал Церковь и якшается с нехристями и колдунами!
Запальчиво произнесенная фраза многое сказала мне о ревнителе Кирилле. В частности, то, что в планы своего патрона он не был посвящен, и понятия не имел, зачем викарий отправился лично встречать какого-то там бродяжника. Однако, первую часть отчета, ту самую, которую я оставлял гданьскому инквизитору, он изучал, иначе бы откуда ему знать про нехристей и магов?
— Вы тут совсем за стенами Святого города на чистоте помешались, — Стеф только что под ноги священнику не плюнул. — Стоит порой в реальный мир выходить… брат.
Лицо ревнителя покраснело, хотя и до этого свидетельствовало о крайней степени раздражения, губы поднялись, обнажая зубы.
— Да как ты смеешь! — выдохнул он. — Я на Москву ходил!
— Это аргумент, конечно, — Стефа эта демонстрация совсем не напугала. Напротив, он сделался еще спокойнее, чем прежде. В голосе его появились интонации, которые больше подходят сельскому батюшке на исповеди, чем арестованному непонятно за что Стражу. — Только…
Кирилл захлопнул рот и не меньше минуты сверлил Стража взглядом. Затем повернулся к демону, который все это время провел без движения.
— Это еще кто?
— Одержимый, — отозвался Стеф. — Ночью приходил ко мне, чтобы убить. Надо полагать, за то, что я отравил отца Василия.
Священник скривился, кажется он уже понял, что изрядно погорячился и теперь стыдился своей несдержанности. Ревнители вообще очень гордятся своим самообладанием, их этому учат крепко. Видел я, как они себя вели под Москвой — выдержка впечатляла. А Кирилл, видно, крепко любил своего учителя, раз в разнос пошел и вел себя, как брошенная баба.
— С чего решил, что одержимый? По виду — Страж, причем из ваших, граничников.
— Так он… — закончить фразу Стеф не сумел. Перевел взгляд с ревнителя на изломанное тело одержимого и все-таки не удержался, сплюнул на пол. — Семя бесовское! Сдох!
Демон и правда каким-то образом покинул занятое тело. Может, его отозвал тот, кто внутрь вселил, может, сам научился. Нет большой разницы, как именно Низшему удалось удрать — для нас со Стефом это ни к чему хорошему не вело. Единственное доказательство того, что демоны уже внутри Новгорода, уплыло из наших рук.
— Ты же видел, как он дергался, когда вы все ворвались? — спросил Страж у ревнителя.
— Кажется, да… — не очень уверенно протянул тот. — Но… я не очень внимательно на него смотрел.
Он совершил ошибку, поддавшись чувствам и теперь корил себя. Первое, что он должен был сделать, влетев в камеру — поинтересоваться, что здесь делает переломанное, но все еще шевелящееся тело, а не накидываться на Стража с пустыми обвинениями. Он же этим пренебрег и теперь не мог с уверенностью судить ни о чем.
— Он и правда из наших, — граничник опустился на колени рядом с уже окончательно мертвым телом. — Я его даже знаю, он тремя годами позже учиться начал. Общаться не общались, а потом и возможностей не было. Знаешь же, какая у нас служба. Кирилл?
Ревнитель повернулся к Стефу, вопросительно поднимая брови. Страж тронул указательным пальцем сперва губы, затем правое ухо и проговорил:
— Ты бы гвардию отпустил, а? Ну или давай на дыбу меня, чтобы я признался в том, чего не делал.
Священник долго не отвечал. Замкнулся, лицо у него сделалось такое, словно он глубоко в себя ушел. Вероятно, так и было, он уже холодно и без эмоций пытался оценить ситуацию и наметить свои действия.
— Ко мне пойдем, — сообщил он наконец, ни к кому конкретно не обращаясь. — Там поговорим.
Затем приказал гвардейцам оставаться в камере и никого, кроме дознавательской бригады, которая с минуты на минуту должна была появиться, внутрь не впускать. Сам же, закончив с распоряжениями, поманил Стефана рукой и вышел за дверь.