Границы бесконечности. Братья по оружию
Шрифт:
— Ну, Райна, — вздохнул Майлз, — что мне теперь делать?
Пим задержался на краю вырубки, чтобы не мешать.
— Ничего страшного, — успокоил Майлз крошечную могилку. — Пим и раньше заставал меня за разговором с мертвыми. Наверное, он считает меня психом, но он слишком хорошо вышколен, чтобы сказать это вслух.
По правде говоря, выглядел Пим не слишком радостным и даже не совсем здоровым; Майлзу было немного стыдно, что он вынудил его к этой прогулке. Сейчас сержанту следовало бы лежать в постели. Но Пим страдал не только от боли в ребрах — он замолчал с того часа, как Майлз добился признания от матушки Маттулич. В этом не было ничего удивительного. Пим был готов к тому, что ему придется стать
Бродя по вырубке и изредка переворачивая камушки носком сапога, Майлз глядел на освещенный солнцем ручей и размышлял над причудами барраярского правосудия. Основной принцип ясен — дух важнее буквы, правда важнее процедуры. Прецедент считался менее важным, чем личное мнение судьи. Парадокс заключался в том, что судья не мог спрятаться за спасительными словами «закон гласит». Прозвучит голос только его, Майлза.
Да и кому поможет смерть полусумасшедшей бабки? Харре? Отношения матери и дочери уже получили смертельную рану, он прочел это в глазах обеих женщин, но все же у Харры нет желания стать матереубийцей. Майлза это вполне устраивало: было бы трудновато сосредоточиться, если бы сейчас она стояла рядом, требуя мести… Хорошенькая награда за ее мужество. Райне? О! Это вопрос потруднее.
— Я бы с удовольствием уложил старую каргу прямо у твоих ног, маленькая леди, — пробормотал Майлз. — Ты бы этого хотела? Тебе это поможет?
Разве казнь старухи может стать тем приношением, какое он обещал? Таким, которое разнесется эхом по всей цепи Дендарийских гор? Должен ли он сделать этих людей марионетками в своем политическом спектакле? Или ему следует забыть о своей клятве? Он поднял камешек и с силой швырнул его в ручей.
Повернув назад, Майлз обнаружил, что на краю кладбища его дожидается староста. Они медленно подошли друг к другу.
— Такие-то дела, милорд, — сказал Кейрел.
— Вот именно, — отозвался Майлз.
— Вы пришли к какому-нибудь решению?
— Не совсем. — Майлз огляделся. — Если не приговаривать преступницу к смерти, это покажется издевкой над правосудием, и в то же время… Я не вижу, кому поможет ее смерть.
— Я тоже этого не знаю. Потому и старался все замять.
— Нет… — медленно проговорил Майлз, — нет, тут вы были неправы. Во-первых, это чуть не сгубило Лэма Журика — был момент, когда я уже хотел вызвать сюда полицию. И во-вторых, ваше молчание делало его убийцей в глазах собственной жены. Правда всегда лучше, чем ложь. Хоть немного, но лучше.
— Поначалу я не знал, чего от вас ждать, — признался Кейрел.
Майлз покачал головой.
— Я хотел бы вызвать перемены. Что-то сделать. Но теперь… Я не знаю.
Староста наморщил лоб.
— Но ведь мы меняемся.
— Слишком мало. Слишком медленно.
— Вы еще очень молоды, вот почему не видите, как сильно и как быстро. Посмотрите на разницу между Харрой и ее матерью! А если сравнить Мару Маттулич с ее родительницей… Вот уж была ведьма! — Староста содрогнулся. — Я ее прекрасно помню. А ведь она не была исключением — в свое время. Что там вызвать перемены! Да их уже не остановить, даже если кто попытается. Когда у нас наконец появится приемник спутниковой энергии и мы присоединимся к комм-сети, с прошлым будет покончено. Как только дети увидят будущее, их будущее, они ринутся за ним. Старики, вроде матушки Маттулич, уже не имеют над ними власти. И старики это прекрасно понимают, не сомневайтесь. Как вы думаете, почему мы до сих пор не обзавелись хотя бы самой слабенькой установкой? Дело не только в деньгах — старики сопротивляются. Они называют это развратом, пришедшим из космоса, но на самом деле они просто боятся будущего.
— Сколько
— Дела у нас неважнецкие, это верно. Но у нас есть надежда. Вы даже не представляете, как много сделали одним своим приездом.
— Ничего я не сделал, — горько сказал Майлз. — Только сидел да разговоры разговаривал. И сейчас, похоже, все кончится тем же. А потом уеду восвояси. Проклятие!
Староста поджал губы, посмотрел себе под ноги, потом вдаль, на вершины холмов.
— Вы каждую минуту что-то для нас делаете. Лорд-мутант. Вы что, невидимка?
Майлз осклабился.
— Кейрел, я — целый оркестр. Я — парад из одного человека!
— Как вы выражаетесь — «вот именно». Что ж, это хорошо. Простым людям нужны необычные примеры. Чтобы каждый сказал себе: ну, уж если он может вот это, то я, конечно же, могу вон то. И никаких оправданий.
— Да, никаких оправданий, никакой жалости. Мне эта игра знакома, я играю в нее всю жизнь.
— По-моему, — сказал Кейрел, — вы нужны Барраяру. И как раз таким, какой вы есть.
— Барраяр сожрет меня, если сможет.
— Верно, — подтвердил Кейрел, глядя вдаль. — Потом он перевел взгляд на окружавшие их могилы. — Но ведь в конце концов он проглатывает нас всех, правда? Вы переживете стариков.
Майлз указал на маленький холмик.
— Не говорите мне, кого я переживу. Скажите Райне.
Кейрел ссутулился:
— Верно. Это правда. Выносите приговор, милорд. Я вас поддержу.
Крыльцо теперь превратилось в трибуну, а внизу, во дворе, собралась целая толпа: староста с женой, их сыновья, все Журики, большинство стариков, которые накануне были на вечеринке, мужчины, женщины и дети. Харра сидела в стороне от всех. Временами Лэм пытался взять ее за руку, но по тому, как она отстранялась, было видно, что ей неприятны эти прикосновения. Обвиняемая была выставлена на всеобщее обозрение рядом с Майлзом, молчаливая и угрюмая, а по обе стороны от нее стояли Пим и смущенный помощник старосты.
Майлз поднял голову, и в подбородок ему уперся высокий воротник парадного мундира, отглаженного и начищенного стараниями сержанта. Знают ли эти люди, что он честно заработал свой мундир, или они уверены, что это просто подарок его отца? Впрочем, наплевать, что они думают. Майлз выпрямился и сжал руками перила.
— Я завершил расследование обвинений, принесенных Харрой Журик графскому суду, относительно убийства ее дочери Райны. По совокупности улик, показаниям свидетелей и по ее собственному признанию я нашел виновной в этом убийстве Мару Маттулич: она свернула младенцу шею, сломав позвонки. Впоследствии она попыталась скрыть свое преступление, несмотря на то, что это поставило ее зятя Лэма Журика в смертельную опасность из-за ложного обвинения. Ввиду беспомощности жертвы, жестокости самого убийства и трусливого эгоизма при попытке его сокрытия я не нахожу в деле смягчающих обстоятельств. Кроме того, Мара Маттулич призналась в двух других детоубийствах примерно двадцатилетней давности, жертвами которых были ее собственные дети. Эти факты староста Кейрел объявит по всей Лесной Долине, чтобы о них знали все наши подданные.
Майлз чувствовал, как глаза матушки Маттулич буравят ему спину. «Да, давай, ненавидь меня, старуха. Я еще тебя похороню, и ты это знаешь». Официальный язык заслонял его, словно щитом. Он сглотнул и продолжил:
— Единственной справедливой карой за все это является смертная казнь, к которой я и приговариваю Мару Маттулич. Но, учитывая возраст преступницы и близкое родство с потерпевшей — ее дочерью Харрой Журик, я откладываю осуществление приговора. На неопределенное время.
Уголком глаза он заметил, как Пим испустил сдержанный вздох облегчения. Харра, как обычно, расчесывала пальцами свою светлую челку, вслушиваясь в речь Майлза.