Гранит
Шрифт:
— Воздерживаюсь.
— Кто еще воздержался? Так... три, четыре...
— Большинством голосов мы даем рекомендацию в партию комсомольцу Остапу Вавиловичу Белошапке.
«Не все доверяют, — подумал Григоренко. — Пожалуй, это и правильно, что не единогласно. Общее доверие еще заработать нужно».
— Переходим к следующему вопросу: «Задачи комсомольцев в связи с новыми заданиями комбинату». Слово имеет Сергей Сергеевич Григоренко — директор комбината.
Григоренко был краток. Говорил только о строительстве завода вторичного дробления и открытии
— Переходим к обсуждению. Кто выступит первым? Первому — без регламента, — обратилась к собранию Люба.
Желающих нет.
Сергей Сергеевич всматривался в лица. В зале тихонько разговаривают, перешучиваются. Значит, не задел за живое.
— Товарищи, не задерживайте себя...
Белошапка кивнул Любе, мол, давай я.
— Слово предоставляется Остапу Белошапке, — объявила Люба. — Прошу записываться для выступления.
Григоренко слушал Остапа и замечал, что в зале с каждой минутой становилось все оживленнее. Вот прозвучала громкая реплика, потом смех. Это Остап Светлану задел, которая бегает из цеха в цех неизвестно почему: то ли женихов ищет, то ли работу полегче... «А, вот и в мой огород камушек. На работу принимаем кого угодно, даже прогульщиков... Правильно подметил! Так... Теперь и до себя добрался...»
— Важный участок мне доверили: поручили вести все строительство комбината. Главный объект — вторичное дробление. Может, для кого строительство — проза, будни. Работа, и все. А я шире смотрю на это... И сразу за все хочется схватиться, все перевернуть, все силы отдать... Чем больше ответственность, чем больше спрос с меня, тем жить интереснее!.. — Остап замолчал, хотел, видимо, еще что-то сказать, но затем передумал и, махнув рукой, сошел с трибуны.
В зале сразу поднялся шум. Взметнулся лес рук.
— Дай слово!
— Запиши!
— Левый фланг желает говорить!
Выступающие сменяли друг друга.
— План дробления перевыполняется. Так некоторые думают, что можно загорать. Где перспективы...
«Завести на комбинате анкету: «Твое мнение о резервах производства», — пометил у себя в блокноте Григоренко.
— Иной считает себя культурным, как же — десять классов закончил. О чем угодно рассуждать может, а как чертежи читать, он — нуль без палочки. В наше время мало быть грамотным, нужно и в экономике разбираться, и чертежи без посторонней помощи читать...
— Надо научиться ценить каждую минуту. Некоторые отшучиваются: мол, работа не волк, в лес не убежит, — но это лодыри. Один опоздал на десять минут, другой раньше ушел на обед... Если подсчитать, сколько времени уходит на перекуры, болтовню, споры с мастерами... Особенно на участке мастера Бегмы. И это — на главном объекте...
— Всякий простой на строительстве должен рассматриваться как ЧП...
— Я выступаю от имени трех дробильщиков. Если вторичное дробление сейчас основной объект, просим перевести нас туда. Мы всегда втроем. У нас принцип: что бы мы ни делали, от нашей работы должен полезный след остаться! Надолго остаться...
Григоренко улыбнулся. «След... надолго остаться... А надолго ли сделанное мною сохранится? Многое ли смогу еще?..»
Люба Зинченко так и не выступила. Хотя готовилась, даже заметки набросала. Хотела сказать, что комсомольская организация выросла, теперь их сорок два человека, и что нечего сидеть в обороне. Пора идти в наступление против пьянства, бесхозяйственности, хамства...
«Нет, лучше эти вопросы сначала на бюро обговорим,— решила она. — А потом уже вынесем на отдельное собрание».
Григоренко шел с комсомольского собрания с таким чувством, словно побывал на уроке. И не преподавателем, а обыкновенным учеником.
Ростислав Лисяк, встретив Белошапку, сказал:
— Решил к вам перейти.
— На строительство?! — удивился Остап и посмотрел прямо в глаза Ростиславу. — У тебя ведь специальность другая. Подрывнику у нас пока что делать нечего.
— Боишься брать? Не доверяешь? — с обидой спросил Лисяк.
— Почему не доверяю? Этого и в мыслях нет.
— Хочу помочь. Серьезно говорю. Тебе помочь, Остап Вавилович! Знаешь... до сих пор совесть гложет. В долгу я у тебя, — смущенно проговорил Ростислав.
— Ну, если помогать хочешь, то приходи. Буду рад. Только на-какую работу тебя поставить?
— Каменщиком. Или помощником. Лет шесть назад мне приходилось укладывать кирпичи. Правда, недолго — месяца три.
— Пойдешь тогда к Бегме. Там что-то не ладится,— подумав, сказал Остап.
— Значит, не возражаешь? Весь выложусь, а помогу...
За грубо сколоченным столом сидят «козлятники», но не играют. Курят, перемигиваются, ухмыляясь поглядывают на Бегму.
— Ну, хватит! — не выдержал тот наконец и стукнул кулаком по столу.— Пошутили, и будет! Где домино?!
Словно в ответ на этот стук дверь распахнулась и на пороге появились новички. Все в солдатских ушанках и шинелях. Только на шапках не было звездочек, а на шинелях — погон.
— Приветик, армия! — поднял руку Верхогляд, парень с длинными, нечесаными космами. — Тугрики забивать притопали? Тут вам, братва, не ать-два!..
— В Америке с такими патлами вообще не работают, — ответил один из демобилизованных и отрекомендовался:— Тришкин моя фамилия, Македон. Я — каменщик, плотник. Мои товарищи тоже строители...
— Чего это ты там про Америку? — спросил его кто-то.
— Не про Америку, а про хиппи.
— Что это за хиппи? Звери, что ли?
— Нет, не звери. Лет десять назад мальчишки и девчонки из зажиточных семей объявили протест современной цивилизации: ушли из дома и образовали собственные поселения — общины. Не работали, не учились, проводя время в бесцельных странствиях, проповедуя «свободную любовь».