Грася
Шрифт:
Хорошее время для Зибора было тогда, беззаботное. Но вот лето закончилось, отец выставил очередную жену из дому и больше никого не привёл.
— Хватит сынок. Давай-ка ты со мной в кузницу походишь, на мою работу посмотришь, к инструменту привыкнешь. Попробуем мы с тобой без баб обойтись, а то никогда из бедности не вырвемся.
Зибор только подошёл и подставил голову под отцовскую руку. Тот взъерошил волосы и прижал к себе.
— Ничего, сынок, прорвёмся. Дай время, сам не осилю, так хоть для твоего будущего денег соберём.
Жизнь
Отец с сыном заработанное не тратили, питались, правда, хорошо, но при их комплекции по-иному было нельзя. А у соседей родилась ещё одна девочка, пятая. Все смеялись над камнетёсом, спорили, будет ли он пробовать ещё детишек стругать или нет.
Буднично, спокойно, размеренно пробежали четыре года.
В респектабельном районе, в роскошном четырёхэтажном доме с водопроводом и канализацией, на втором этаже царили раздражение и гнев.
Как?! Как можно испытывать негативные эмоции в доме, куда не надо таскать воду, нет необходимости выбегать, чтобы вынести ведро с пахучими отходами! А утром нет ритуала высовывания из-под одеяла сначала только носа, потом набираться храбрости и в темпе выскакивать, чтобы быстренько одеться и согреть собой ледяную одежду.
Разве можно не вздыхать счастливо от удовольствия, что живёшь в таком доме!? Как оказалось, можно.
Чета Фероксов, выкупившая весь второй этаж для себя, совсем не радовалась комфорту. Агнес вернулась из командировки, где проводила противное служебное расследование. Ей до чесотки надоели прямолинейные вояки в дальней крепости.
Наворотили дел, а теперь прикрываются разумностью и целесообразностью! Почему она должна входить в их положение?! Да, в мыслях они чисты, искренне считали, что поступают правильно, но для кого, извините, пишутся постановления? Да ещё и надеялись, что она похлопочет за их крепость. Совсем обнаглели! Думать надо было, когда на довольствие к себе ставили целую разорённую деревню! Как минимум согласовать сначала нужно было, а теперь растратчики понесут наказание. Надо было их вообще сослать, чтобы другим неповадно было своевольничать. Она из-за них два раза в таверне по пути отравилась, пока летела, простыла и провоняла грифоном.
Теперь ещё и дома покоя нет. Наверху всё тренькают, песни горланят. Бесят! Агнес посмотрела на мужа, вернувшегося с работы пораньше ради неё, и решила, что это неплохой момент, чтобы поговорить о покупке особняка вблизи от королевского дворца. Ещё один славный род лэр-вов, отдав свои жизни служению королевству, остался без наследников. Она давно на этот дом засматривалась, он небольшой, но рядом есть собственный сад, чем не многие особняки могут похвастаться.
— Алеш, я так больше не могу! Снизу запахи выпечки идут, сверху шумят! Давай свой дом купим.
— Милая, давай вернёмся в мой
— Но там же твоя мама!
— Агнешка, она же, как сестру в школу отправили, не вылезает из своей мастерской, да ещё и часто к отцу уезжает!
— Не хочу, она меня не любит, — так ранимо прозвучало, что Алеш присел на корточки перед ней и положив голову на колени, дождавшись ласки, принялся уговаривать.
— Вы не друзья, но разве она выказала тебе неуважение?
— Нет, но мне неуютно рядом с ней. Да и твоей маме я в тягость, не будем беспокоить её.
Почувствовав напряжение жены, Алеш встал и покачал головой. Вечные темы в их семье, не имеющие конца, это желание заполучить не поддающийся кристалл правды и свой дворец. Поначалу они жили в родовом особняке, потом снимали пятикомнатную квартиру, теперь целый этаж выкупили. В некоторые помещения месяцами не заходят, а Агнешке хочется больше.
Раздражение накатывало, но вскоре делалось совестливо. Вспоминалась девочка, гонимая озлобленными жителями деревни, её испуганные глаза, смотрящие на него с надеждой, и сердце сжималось. В детстве у неё ничего своего не было, вот теперь это и аукается! Надо быть снисходительнее, когда-нибудь она сможет изжить в себе потребность «тянуть всё себе».
Мысли Алеша о детских душевных травмах Агнес прервал её возглас в ответ на начало следующей песни у соседей сверху. Мужчина улыбнулся, услышав знакомую песню, а жена прошипела.
— Сколько можно?
— Но ведь хорошая музыка и песня, — запихнув в рот конфету, возразил он.
— Вы все вознесли её до небес, она и в четверть не была такой, как о ней говорят, — сходу переключилась лэра на давно погибшую гаргулью. Никто другой даже не понял бы, о чём молодая женщина толкует, но Алеш знал о ревности жены, и в этом вопросе отступать не желал.
— Она была разной, а ты сейчас так раскрыла глаза, как она когда-то делала, возмущаясь, — с улыбкой произнёс он.
— Ты хочешь сказать, что я капризная, себялюбивая, манерная особа?
— Ну-у…, - немного подразнить Агнес, муж находил забавным. Она скидывала маску холодной чопорности и становилась яркой, эмоциональной, живой.
— Что?
— Нет, конечно, ты очень ответственная, трудолюбивая, — весело посмотрев на жену, Алеш добавил, — я люблю тебя, не стоит заводиться из-за Гаруни. Её уж столько лет нет, вы и не общались совсем, почему тебя задевает память о ней?
— Не люблю несправедливости.
Алеш улыбнулся. Его жена, немного жёсткая на работе, тщательно следящая за каждой буквой закона, иногда слегка увлекалась формальностью, но менталисты такими и должны быть. Как она гордо сказала о несправедливости! Она прекрасна! С годами она станет мудрее, помягче, будет проявлять больше человечности в делах, сейчас же пусть держится за правила и законы. С её порывистостью, это хорошо. Она вообще у него молодец, жаль, что гаргулья ей всё покоя не даёт! Захотелось порадовать жену, и Алеш предложил.