Грася
Шрифт:
— Агнес, милая, у меня так давно не было свободного вечера, давай сходим куда-нибудь?
— Куда? — взбодрилась она.
— Давай в театр.
— Нет, — вышло излишне резко, что удивило мужа.
— Почему?
— Там сейчас пьеса о доблестной гаргулье. Честное слово, тошнит, — Агнес растеряла воинственный пыл и уже подыскивала в себе извиняющийся тон, чтобы сгладить производимое отказом впечатление.
— Ты предвзята.
— Повторяешься, — запал совсем ушёл и ничего уже не хотелось.
— Гаруня многое успела сделать. Чего стоит введение в нашу жизнь
Агнес фыркнула.
— Да-да, знаю, мелочь, но как это здорово, когда вся площадь в едином порыве танцует вместе. Ты недооцениваешь момент единения.
— И что? Тебе это нравится? Всеобщее хлопание и притоптывание, фу, — женщина смешно изобразила восторженные глаза горожан и как они, подняв руки над головой, хлопают в ладоши и в такт притоптывают.
— Зато ты от моды не отказываешься, а её ввела тоже Гаруня.
— Ошибаешься, это заслуга твоей матери, — совсем потеряв интерес к препираниям, вяло отбивалась Агнес.
— Нет, радость моя, это ты ошибаешься, — покачал головой Алеш, — но давай не будем ссориться. У нас так мало времени, не хочешь в театр, иди ко мне.
Агнес как будто нехотя подошла, дала себя поцеловать, пощекотать, чуть пофыркала и ответила с не меньшей страстью. Мужа она любила до умопомрачения.
В ремесленном районе в этот день тоже кипели страсти. Старшая дочь швеи, всё утро крутилась возле соседского мальчишки Зибора. Он паренёк рослый, целыми днями отцу в кузне помогает, а сегодня очередь их семьи менять лёд в подвале. Зибор с рассвета вытаскивал старый лёд во двор и как привезли новый, свежий, так торопливо загружал его в подвал. Весь взмокший он сидел на крылечке, отдыхал, а юная соседка крутилась перед ним, стреляя глазами.
Потом он тяжело встал и принялся возить воду в домовую прачечную. Это как раз сегодня должна была сделать семья швеи и камнетёса, а именно их старшая дочь.
От меньших дочек толку в носке воды мало, зато они сидели, помогали матери, кроме двух младших. Граське четыре года, и она уже могла иголкой работать, но себе дороже её подключать к шитью. У неё, видите ли, свой вкус! Где слов-то таких, паразитка, набралась?! То карманы здоровущие нашьёт на штаны, то лоскуты все в кучу соберёт, сосборит их и на голову нацепит. Шляпа это у неё! А люди смеются.
Недавно, доставшиеся от сестёр штаны взяла и обрезала! Через полгода они ей итак были бы едва ли ниже колен, а она, поганка такая, о младшей сестре не подумала, под нож добротные штаны пустила. Вот и сидела сейчас она у окна, поднос держала, чтобы больше света в комнату падало, заодно наблюдала. А там! Визг девчачий. Алька визжит, все с окон повыглядывали, смотрят, как она чужим вывешенным бельём лупит Зибора.
— Охальник! Я тебе руки оборву! — надрывается она и стегает его куда придётся. Вряд ли ему больно, но вид у него растерянный и обиженный.
Грася всё время от нечего делать за ним сегодня смотрела. Сильный мальчишка, упёртый, но дурак-дураком, вот и попался Альке на закуску. Послышались голоса.
— Надо отцу его рассказать, что шалить парень начинает.
— Точно, весь в батьку своего, видно по бабам ходок будет.
А Алька, змея, слезу пустила.
Грася не стала слушать, что дальше Зибору кричать будут, отложила поднос, пустила любопытных сестёр к окну посмотреть, в чём там дело, а сама заспешила вниз. Ей всё время говорят, что от неё один вред семье, сейчас она справедливость установит и ругаться больше не будут. Вылетела она во двор и с ходу Альке кричать:
— Ты ж сама перед ним титьки выставляла, говорила, что у тебя больше всех выросли, обещала ему дать потрогать, если он воду всю за тебя принесёт! — звонкий голос заглушил все выкрики. Грася старалась, она не раз видела, как ещё одна их соседка на рынке законность устанавливает. Надо быть громкой, напористой, и ни за что не отступать!
Послышались смешки, а из некоторых окон даже гогот. Алька покраснела, а Грася не поняла, хорошо это или плохо, но помнила, что нельзя отступать и громко потребовала.
— Ну, давай, показывай, чего у тебя там выросло! А ты, — строго посмотрела на Зибора, — трогай, я посмотрю, чтобы она больше не визжала.
Тут случилось странное. Алька, схватившись за красные щёки, юркнула за сарай, это-то как раз понятно, сработал змеиный характер. Зибор насупился, а вот Граське пришлось бежать, потому что «поганкой» мама называла только её и, судя по тому, что она спешит по лестнице и ругается, дело плохо. Ещё хуже стало, когда она, будучи в бегах, столкнулась с Алькой. Та, шипя почище виверны, потянула к малышке скрюченные пальцы, норовя то ли волосы выдрать, то ли глаза выцарапать, но Грася дожидаться не стала, дала дёру, крикнув:
— Мам, Алька за сараем кавалеров дожидается!
Нужные слова прозвучали, теперь не до «поганки» будет, а к вечеру все успокоятся. Через час в бегах находиться стало голодно, и Грася кошачьими тропами вернулась в свой двор. Её заметили другие соседи и, усмехаясь, потихоньку покормили, отправив дальше в ссылку, со словами:
— Погуляй, пока мать не успокоится.
Было бы совсем скучно, если бы Зибор не позвал её с собой отнести отцу обед. Так далеко она ещё не гуляла, поэтому было любопытно и радостно в предвкушении чего-то нового.
— А кто вам с отцом кушать готовит? — Грася решила, что это как раз тот случай, когда надо поддерживать великосветскую беседу. Так-то она знала, что Зибор сам умеет готовить, но чувствовала, что надо спросить, а потом сказать «ух-ты!». Так всё и вышло. Более того, ушла первая неловкость, и обоим было хорошо шагать вместе.
Квартал, где все работают, оказался шумным, дяденьки, улыбаясь, смотрели на Грасю и удивлялись её синим глазищам.
— Ого! Голубые видел, серые попадались, но чтобы ярко синие, только у Гарунечки нашей такие были. Помните, нашу гаргулью то? Как сверкнёт своими глазищами, так, хоть что попросит — выложишь и не вякнешь. Слыхала, малышка, о гаргулье, покровительнице нашего города?