Гравитация
Шрифт:
Наверно родственные, близкие друг другу люди, это те, кто может и не разделяет друг с другом абсолютно каждый момент, каждые вещи, но при этом с ними ощущаешь себя так, будто ты — дома. И ничто не может помешать этому.
Тем временем машина уверенно уносит нас из города. Позади остается огромный муравейник домов и улиц, а дорога по-прежнему уходит вверх, куда-то дальше от побережья. На мой вопрос — как далеко мы едем? — Гаспар загадочно улыбается и лишь заверяет меня, что это уже совсем не далеко. Мне остается только поверить ему и смотреть на то, как вокруг расстилаются каменные уступы, ограничивающие повороты дороги.
Обещание не заставляет
Вот, что создает не рассевающийся столб. Десяток машин, а может и больше, разогреваются перед заездом.
Пока я с интересом разглядываю открывающийся передо мной пейзаж из лучших картин симбиоза техники и природы, Гаспар медленно съезжает вниз, в чашу, и направляет машину к ее железным собратьям, которые стоят в клубах пыли. Теперь я понимаю разумность его предложения захватить какой-нибудь тонкий шарф. Когда почти рядом с нами проносится серебристая машина с громкими тяжелыми звуками музыки, словно ритмом ее сердца, пыль и песок взметываются следом за ее колесами и обрушиваются на нас. Я прячу лицо в шарф, повязанный на шее, и надеюсь, что не потеряла Гаспара.
Но вопреки моему беспокойству он рядом. Мы проходим мимо стоящих машин, разнообразных личностей, являющихся как пассажирами, так и водителями. Я ощущаю себя посетителем загадочного шоу, на котором я — единственный неосведомленный зритель.
Гаспар уверенно и неторопливо продолжает идти, пока, наконец, не достигает группы человек, явно занятых оживленной беседой. При виде него они замолкают, пропуская вперед невысокого полнеющего мужчину, чей острый и достаточно неприятный взгляд явно не внушает мне доверия. Но все его внимание полностью сосредоточено на Гаспаре, и, когда он почти радушно улыбается ему, глаза его продолжают оценивать в нём абсолютно все. От слегка растрепавшихся волос до белой футболки, которая делает его фигуру еще выше и придает ему вид постороннего человека в этом месте.
Пока я наблюдаю за всем, мужчина обращается к Гаспару на французском, и я почему-то совсем не удивляюсь, когда глуховатый голос отвечает ему тоже на французском языке. Гаспар знает, что я всё слышу, и он доволен тем, что я удивлена его знаниями.
Их разговор продолжается пару минут, а затем Гаспар поворачивается ко мне, обращаясь уже так же обыденно, как если бы мы были на кухне моего дома, а не стояли бы посреди техногенного аттракциона:
— Через пятнадцать минут начало.
Хотя меня начинают терзать смутные подозрения, я пока не могу их четко осознать. Гаспар улыбается, произнося следующую фразу:
— Я действительно рад, что ты согласилась приехать сюда.
Затем он коротко говорит что-то снова на французском и уходит вместе с коренастым мужчиной, до сих пор молча стоявшим в стороне. Невысокий человек с малоприятным взглядом улыбается мне, но я не ощущаю искренности в его приветливости:
— Уверен, что Вам понравится.
Мимо нас проносятся машины, и последующие его слова я не слышу за шумом и визгом колес.
На некоторое время все затихает. Не пролетают мимо ревущие машины, и пыль медленно, но верно оседает, освобождая пространство. Прямо перед нами огромное поле, на котором уже проложена трасса. Я впервые вижу все это, а потому не разбираюсь в специальных терминах и знаниях того спорта, которым тут занимаются. Единственное, что мне точно кажется, так это то, что все это держится на больших деньгах. Но, поскольку я всего лишь зритель, то это не моя забота — размышлять о подоплеке сегодняшних гонок.
Пока я оглядываю уже почти полностью видимое поле, где-то позади постепенно нарастает гул голосов и рокот моторов. Все это приближается как набегающая волна и достигает меня. Если я когда-либо считала, что знаю что-то о машинах, сейчас я признаю, что не знаю ровным счетом ничего.
Они идеальны. Они не похожи друг на друга, но это восхитительные образцы царства автомобилей. Я не разбираюсь и в марках, а потому пять монстров, медленно выезжающих на старт, расположенный почти напротив той группы людей, в которой нахожусь и я, остаются для меня просто великолепными машинами без имен.
Возможно, я не обратила бы никогда внимание на что-то, кроме притягивающих взгляда гладких и текучих поверхностей машин. Но, когда всё тот же невысокий и неприятный тип отделился от толпы и подошел к ближайшей к нам машине, на дверце которой опустилось стекло, я невольно проследила да ним взглядом. Они разговаривали по-французски, а на месте пилота сидел Гаспар. Когда мужчина обратился к нему, он повернул голову, и сделал это так, что я могла видеть его. Вот зачем он просил меня поехать с ним.
Чувствуя, как мой рот пытается удержаться на месте и не разъехаться в улыбке, я все смотрела на Гаспара. Он знал, что я сейчас смотрю на него, при всём том, что его внимание целиком было отдано беседе с коротышкой, дававшим ему какие-то указания. Затем тот отошел назад, когда машины начали явно готовиться к старту. Когда он шел, Гаспар оглянулся на одну сотую долю секунды, и мы встретились глазами. Было в его взгляде удовольствие и спокойствие, словно он ни секунды ни сомневался в том, что я оценю его старания.
Затем, как бывает во всех фильмах про гонки, перед машинами вышла высокая и действительно очень красивая блондинка. Таким, как она, самое место на модельных подиумах. Блондинка в невероятно коротком розовом топе улыбнулась пилотам так, что наверно вся мужская половина собравшихся почти выскочила из собственных штанов, а затем резко дала отмашку на старт. Машины рванули вперед, поднимая до небес клубы песка и пыли.
Некоторое время не было видно ничего, только удаляющийся рев говорил о том, что машины мчатся вперед по трассе. Она была полна неожиданных поворотов, этакий трансформированный Наскар. С пару минут после того, как видимость восстановилась, гонка напоминала просто прекрасное соревнование. Затем, на очередном повороте, одна из машин просто подрезала другую, заставляя ее съехать с трассы. Оказалось, что за видимость простой гонки кроется более серьезная и жестокая игра. После нового удара, от силы которого скрежет металла донесся до нас, я поняла, что начинаю медленно, но верно нервничать. Перед глазами неожиданно возник образ Гаспара — всегда спокойного, аккуратного и вежливого, и этот образ не вязался с тем первобытным броском машин. Я впервые в жизни начала бояться за человека, которого толком не знала, но который явно был чужд всему этому. Хотя, что я знаю о его предпочтениях и привычках?