Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма
Шрифт:
Она решительно открыла глаза и взглянула в окно. Потемки, как черная лава, текли над уснувшим городом, подкрашенные снизу желтым светом уличного фонаря. Эти потемки показались Ирене злыми, всеобъемлющими, враждебными. Что будет дальше?
7
Поверхностный наблюдатель мог бы подумать, что и в понедельник кипение улицы не проникло за железобетонные стены громадного здания компании химических фабрикатов; казалось, в длинных коридорах пульсировала повседневная жизнь, за дверьми слышался пулеметный треск машинок и звонки телефонов.
Но Бартоша не обманула эта видимая повседневность. Он хорошо знал сложный аппарат дирекции, знал, что делается в его глубинах, знал людей, заполнявших семиэтажное здание.
Он слез с трамвая; нетерпеливый и чуть обеспокоенный, вбежал в кованые ворота и вместе с кучкой сослуживцев вошел в хорошо натопленный вестибюль. Отщелкнув на контрольных часах карточку, он со всех ног устремился в свою каморку на пятом этаже. Резиновые дорожки длинного коридора скрипели под ногами. Бартош кивал направо и налево, как обычно приветствовал и курьера с почтой, выступавшего со своими папками походкой церемониймейстера. Добрый день!
Едва Бартош успел снять в своей комнатке поношенное пальто, как зазвонил телефон: председатель партийной организации вызывал Бартоша в малый зал на заседание парткома. Там уже собрались все члены комитета, они курили и тихо разговаривали. Председатель без лишних вступлений поставил единственный вопрос.
— Я думаю, всем ясно, что надо делать, товарищи? Привет, товарищ Бартош! Мы должны разобраться в обстановке и решить, как нам поступить! Необходимо создать комитет действия, не так ли?.. На наш местком и вообще на профсоюзную организацию, по-моему, нельзя вполне положиться, у нас ведь не завод, а учреждение. Так обсудим, с чего нам начать. Надо немедля наладить связь с районом, созвониться с заводами…
Бартош не успел еще как следует отогреться, а через несколько минут уже спешил по морозу в райком за инструкциями. «Ты член райкома, — сказали ему товарищи, — вот сам туда и сходи». Бартош пошел.
Обратно он возвращался, торопливо скользя по обмерзшим тротуарам. «Хоть бы застать их еще всех вместе», — думал он и ускорял шаг. Проходя мимо буфета, он хотел зайти и глотнуть чего-нибудь горячего, но, взглянув на часы, раздумал. Надо поторапливаться, обстановка в дирекции не такова, чтобы можно было прохлаждаться. Желудок Бартоша уже сводило голодной спазмой, и он угрожающе побаливал. «Наверное, помучает меня сегодня, черт его дери», — огорчился Бартош, но не сдался.
Парткомовцы еще сидели над списками кандидатов в комитет действия. После недолгого обсуждения кандидатуры были намечены. Но привлечь всех и организовать комитет действия оказалось не так-то легко; пришлось беседовать с колеблющимся, убеждать членов других партий. Иные струхнули и стали отговариваться. Однако к полудню комитет действия был создан и уже заседал. Председателем выбрали Бартоша, он принял это невозмутимо, с обычной серьезностью, не обращая внимания на кислые лица тех, для кого он был бельмом на глазу.
После коротких, но резких прений о некоторых острых формулировках комитет действия принял и направил в правительство резолюцию, осуждающую министров, подавших в отставку. Потом члены комитета договорились, как поддерживать связь друг с другом, и перед обедом разошлись.
Пока они заседали в клубах табачного дыма, по всему зданию растеклись шепотки и слухи.
Возвращаясь к себе, Бартош ощутил в коридорах эту напряженную атмосферу. Шу-шу, шу-шу! «Вы слышали, коллега?» — «Что-то будет с Кашалотом? — «От социал-демократов в этот их комитет действия вошел инженер Скала». — «А председателем там…» Разговоры шли шепотком, люди стояли тесными кучками, наклоняясь друг к другу и озираясь по сторонам. Бартоша провожали пристальными взглядами. Ему казалось, что эти взгляды обволакивают его лицо, как паутина. Одни сотрудники были безмятежно спокойны, другие задумчивы и полны сомнений, некоторые проникнуты враждой и злобой. Около лифта Бартоша засыпали вопросами, в другом месте его подчеркнуто игнорировали.
«Берегитесь, он идет! — разносилось всюду, где проходил Бартош. — Шшшш!»
Но, глядя по сторонам, Бартош видел только нескольких сотрудников, которые разговаривали как ни в чем не бывало и небрежно пробормотали приветствие.
«Ага, — спокойно и с удовлетворением подумал Бартош, — многие заячьи души уже перетрусили и задаются паническими вопросами. Мог ли я надеяться на такой горячий интерес к моей особе? А я — то думал, что я — самая заурядная личность на свете».
Бартош даже покосился в зеркало, проходя по коридору. Худое, небритое лицо, темные круги под глазами. Неказист, в самом деле! Но хватит глупить, Бартош, надо поторапливаться. Земля под ногами горит! Он слышал, утром собирались комитеты национал-социалистов и католиков, и, хотя не знал, о чем говорилось на этих заседаниях, чуть улыбнулся, вообразив, как «братья» разинули рты, узнав, сколько их единомышленников, даже из партийного руководства, вошли в комитет действия представителями своей партии или профсоюза. Но улыбка быстро сбежала с лица Бартоша: желудок дал о себе знать резкой болью.
Закончив в своем кабинетике важнейшие разговоры, Бартош спустился на лифте пообедать. В столовой было тепло, даже душно, стояла обычная смесь запахов, все было по-старому, и все же Бартош заметил, что возбуждение проникло и сюда и на него, Бартоша, смотрят.
Аппетита у него не было. Желудок, испорченный нерегулярным питанием и никотином, не принимал скверного картофельного супа; Бартош с усилием съел всего несколько ложек. «Экая чертовщина, надо наконец сходить к доктору, — в сотый раз твердил он себе. — Это же просто нестерпимо!» Но вскоре боль в желудке прошла, и он, как и всегда, забыл об этом благом намерении. Времени нет! Телефонограммы, сводки с предприятий накапливались на столе. Отличные новости: повсюду создаются комитеты действия.
— Алло, говорят Дошаны! Товарищ Бартош, честь труду. Дело обстоит так…
Компания химических фабрикатов была гигантским, все еще разраставшимся концерном, объединявшим предприятия во всех концах страны. Крупнейшие заводы и ветхие, почти разваливающиеся фабрички, расположенные где-то в глуши, вливались в компанию после национализации, как мелкая рыба и плотва в гигантскую пасть кита. Компания легко заглатывала их. Краткая пометка в списках, газетное объявление о слиянии, новая вывеска на воротах, пачка новых счетов в главной дирекции, и предприятие могло спокойно дышать под охраняющим крылом наседки-концерна. Почти полсотни предприятий!