Гражданин начальник
Шрифт:
– К сожалению, только прошлый век, – сокрушенно произнес Голдобов. – Видел я кинжалы и позапрошлого, но... Время сделало свое дело, Иван Иванович. Может быть, они годятся для битвы, но для подарка – никак. Так что можете быть уверены – делали его не в нынешних лагерях, не зеки в промасленных фуфайках, а самые настоящие мастера в заоблачных высотах Кубачей.
– Хм, – сказал Сысцов и через некоторое время повторил: – Хм... – и были в этих его звуках озадаченность, недоверие к ценности подарка, восторг, когда и слов-то подходящих не найдешь.
– Обращаю ваше внимание, Иван
– Да? – недоверчиво спросил Сысцов.
– Проверьте! – И Голдобов рванул на груди пиджак, показывая тем самым натуру увлекающуюся, открытую и верную до гроба.
– Ну да... А потом отвечай за тебя.
– Чтобы проверить, не надо по ночам выходить на большую дорогу. Заглядывайте иногда на собственную кухню и рассекайте кинжалом парное мясо!
– Ну как же! Сейчас достанешь парное мясо, – добродушно проворчал Сысцов, показывая знание проблем, которыми живут простые люди. Но Голдобов пожелал истолковать его слова иначе.
– Иван Иванович, дорогой! Да я не остановлюсь перед тем, чтобы поставлять вам каждое утро хорошее мясо! Только убедитесь – этот кинжал обладает невероятным свойством самозатачивания, достигая остроты просто чудовищной!
– Ловлю на слове!
– Договорились! Кстати, вот эти стекляшки на ножнах и на рукояти... Это не стекляшки. Это камешки.
– Какие еще камешки? – Сысцов, сообразив, что на этот раз Голдобов превзошел самого себя, на всякий случай принял выражение недоверчивое и даже слегка туповатое – дескать, что ты там за ножичек притащил, о каких камешках толкуешь?
– Иван Иванович, это самые настоящие камешки. Может быть, обработаны не так, как это принято сейчас, со всякими там гранями, искрами, но именно тем они и хороши. И этот синий, и красный, и зеленый...
– Да, цвет похож на изумрудный, – протянул Сысцов.
– Объясняется очень просто, Иван Иванович, – это и есть изумруд. – А вот этот бесцветный всех перекрывает...
– Да ну тебя, Илья, ты наговоришь! – Сысцов взял кинжал и бросил его в ящик стола. – Тут есть кое-что поважнее, – он придвинул к себе папку, по всей видимости, приготовленную для разговора. И сердце Голдобова предупреждающе екнуло. – Из центральных органов, из прокуратуры и не только... Пришли письма. Отправлены они отсюда. Автор один – некий Пахомов. Он утверждает, что является твоим персональным водителем. – Сысцов замолчал, как бы предлагая разъяснить недоразумение.
– Жалко парня, – сокрушенно сказал Голдобов, обессиленно присаживаясь к приставленному столику. – Хороший был водитель и как человек тоже неплохой.
– Что с ним? – воскликнул Сысцов, и Голдобов понял – тот все знает.
– Пока я был в отпуске, произошла какая-то глупая история. В него стреляли и... убили. Думаю, шоферня свела счеты. У них там свои игры. Идет следствие, разберутся.
– Да, – Сысцов в задумчивости побарабанил пальцами по папке, сунулся было в стол, но, наткнувшись взглядом на посверкивающий кинжал, снова задвинул ящик. – Ладно. Я поинтересуюсь. Колов, надеюсь, в курсе?
– Да, он все знает. Только приехал, а меня как обухом по голове... До сих пор в себя не приду, – Голдобов вынул платок и протер лоб.
– Да? – переспросил Сысцов.
– Ведь мы с Колей Пахомовым не один год вместе работали, а уж километров наездили. Хватило бы несколько раз вокруг Земли объехать.
– Да? – удивился Сысцов. Он продолжал смотреть на Голдобова, словно бы дивясь его умению владеть собой. – Надо бы семье помочь... Уж коли вас так многое связывало последние годы, – Сысцов скорбно опустил глаза, чтобы Голдобов не увидел в них откровенной издевки.
– Сделаем, Иван Иванович, все сделаем, – неуязвимо ответил Голдобов, поняв и слова Сысцова, и настроение. – Его жена ведь у нас работает, в нашей системе... Прекрасный человек! – неосторожно произнес Голдобов и тут же пожалел об этом.
– Я слышал, что у нее не только душа хороша? – усмехнулся Сысцов, показывая знание всего, что происходит в городе.
– Очень толковая женщина. Переживает, конечно, дни тяжелые... Но поможем. Тут уж вы не беспокойтесь, – произнес печально Голдобов и тут же чертыхнулся про себя – сейчас опять Сысцов даст ему по шее – тот не упускал таких возможностей.
– Да я особенно-то и не беспокоюсь. Думаю, все, что можно, ты уже сделал, – в голосе Первого прозвучала явная жесткость, нарушившая приятный тон беседы. – Ну ладно, оставим это, – произнес он, не дождавшись ответа. – Потрепались и хватит. Так вот, письма... Пахомов его фамилия? – Он перевернул листок. – Да, Пахомов Николай Константинович. Значит, не врет, что был твоим водителем?
– Был.
– Здесь сообщается о вещах, которые требуют особого разговора. Технология воровства, как он выражается. Причем описывает довольно дельно. Убедительно, я бы сказал. Потайные склады, пересортица, передача товара кооператорам, частным ресторанам, слишком уж тесные контакты с мясокомбинатом... И везде имена, телефоны, адреса, даты... Ты его, Илья, недооценил. Или где-то перешел границу, переходить которую непозволительно никому. Я бы не решился. А ты решился. И получил под дых. Не знаю, сможешь ли ты восстановить дыхание.
– С вашей помощью, Иван Иванович.
– В отличие от тебя, Илья, и в отличие от твоего водителя, я друзей не бросаю. Может быть, в этом мой недостаток. Но я такой и об этом не жалею, – Сысцов посмотрел в упор на Голдобова ясным, твердым взглядом.
– Иван Иванович! Дорогой!
– Помолчи, Илья. Ты уже много чего сказал сегодня. Ты действительно в состоянии контролировать себя, свои поступки и решения? Ты в состоянии вести себя так, чтобы не ставить под удар друзей? Или эта способность тебя покинула? Надеюсь, ты понимаешь, что по этим письмам можно принять решение в течение пяти минут? Может быть, годы берут свое, а, Илья? Чтобы допустить такой прокол, надо быть немного идиотом, тебе не кажется? Забраться в кровать к жене своего водителя! Да тут... Тут кролик тебя растерзает!