Гражданин тьмы
Шрифт:
В особняк я приехала в сопровождении почетного эскорта — мотоциклисты в масках и джип «Чероки»: после вчерашней самоволки меня пасли плотно. Трое молодчиков даже намерились войти со мной внутрь трехэтажного здания, но их отсекли у ворот. До рукопашной, правда, не дошло. Офицерик в десантном камуфляже предупредил, что если будут наглеть, положит всех, к чертовой матери, на асфальте, и мои эскортники, поворчав, отступили.
Владимир Евсеевич принял меня в неприхотливой обстановке. Лежал на краю бассейна на полосатом матрасе, а две смазливых девчушки в бикини делали ему массаж: растирали кремом
— Раздевайся — и ныряй. Поглядим, какая ты в натуральном естестве.
Он был сильно пьян, но я послушно стянула через голову платье. Стесняться нечего: цену своей фигурке я знала.
Громяка поманил меня пальцем. Я подошла и села, опустив ступни в теплую, прозрачную воду.
— Ничего, вид товарный, — заметил он одобрительно. — А что это у тебя живот синий?
— Новая мода. Говорят, возбуждает.
— Ага… Чего только не выдумают, сволочи… Так какое у тебя коммерческое предложение? Или просто для зацепки написала?
На этот вопрос ответ я приготовила заранее:
— Владимир Евсеевич, будете смеяться, но есть вещи, о которых я не могу говорить в присутствии посторонних лиц.
— Кто здесь посторонние? Вот эти, что ли? — Он ловко прихватил одну из массажисток за бочок, и та блаженно пискнула.
— Хотя бы в присутствии слуг.
— Осложняешь, Надюша… Правильно имя запомнил?
— Если бы вы знали, как мне это лестно.
— Ладно, ныряй, подмойся — тебя проводят куда надо. Без слов я соскользнула с бортика. Окунуться приятно, даже если за тобой наблюдает Громякин. Но он не наблюдал. Когда я, переплыв десятиметровый бассейн, оглянулась, его уже не было. И массажисток не было, и горилл на балконе. Побултыхавшись в одиночестве минут десять, я выбралась на сушу, растерлась большим махровым полотенцем, натянула платье на мокрые трусики. Потом выпила бокал красного вина и съела розовый персик, выкурила сигарету и уже начала думать, что обо мне забыли, но тут появилась странная фигура в смокинге (рожа знакомая, тоже мелькала на экране, из ближней свиты) и, нелюбезно буркнув:
"Следуйте за мной, сеньорита!" — отвела меня на второй этаж к дверям из мореного дуба.
— Вам сюда.
Безусловно, это была спальня вождя. Огромная, как взлетная полоса, кровать, застеленная ярчайшим покрывалом, множество зеркал, камин со встроенным баром, медвежья шкура на полу. Все предназначено для богатой, комфортной любви. Не успела толком оглядеться, появился хозяин, облаченный в бухарский халат. Хмурый, чем-то недовольный. Ноги босые и волосатые.
— Садись, чего стоишь? — подтолкнул к креслу у камина. Сам опустился в такое же напротив. — Ну? — повторил нетерпеливо. — Что за коммерческое предложение? Только без туфты.
— Владимир Евсеевич, если Иванцова узнает, она меня убьет.
— Тебе кто Иванцова? Сестра? Нянька?
— Вместе учились… Через нее я в вас и втюрилась.
— Как это? Поясни? — закурил, нервно поводил плечами,
— Обыкновенно, Владимир Евсеевич. Женщина ведь любит ушами. Олька рассказывала про вас… Какой вы велики, могучий гений. Какой изобретательный нежный любовник… Ну вот… Я и спеклась.
Громяка довольно долго, пристально меня разглядывал. Если у него был настрой, о котором говорила Вагина, самое время ему проявиться.
— Ну-ка, налей нам из той бутыли, — показал на каминную полку.
Это был бурбон. Меня от него воротило, как от водки. Но сейчас не время кочевряжиться.
— Вам со льдом или как?
— Со льдом пьют поганые америкашки. Мы выпьем по-русски, тепленькую… Значит, это вся твоя коммерция? Подставить передок?
— Не совсем… — Я смотрела на него жалостливым взором, грея в руке хрустальную рюмку. — Но суть именно в том, что пропала я, Владимир Евсеевич. Пожалейте сироту. Понимаю, вам ежедневно объясняются молоденькие поклонницы, но со мной такое впервые. Я…
Он уже выпил и поднял руку.
— Погоди тарахтеть. Расскажи сперва, как спуталась с гнидой Ганюшкиным. Это же мразь. Они Россию взнуздали, как девку продажную.
Тут я сплоховала, возможно.
— Владимир Евсеевич, вы тоже подписали с ним контракт.
Реакция была мгновенной и резкой.
— Ты со мной не равняйся, шалава. Я деньги у всех беру, в том числе и у этого подонка. Важно, не кто дает, а куда они идут. Пойди у народа спроси, кто есть кто. Народ тебе ответит. Постыдилась бы сравнивать, засранка!
Самое удивительное, он говорил искренне, проникновенно. Или это великий актер, или… Но я тоже не лыком шита.
— Я докажу, Владимир Евсеевич.
— Что докажешь?
— Свою преданность докажу.
— Каким же образом?
— У меня на Ганюшкина сведения есть. Жизнью рискну, а вам предоставлю. Только не гоните.
Вождь задумался, машинально передал рюмку, и я ее заново наполнила.
— Это интересно, коли не брешешь. Что же за сведения такие?
Я импровизировала, потому выдала несусветное:
— Все думают, он народный заступник, олигарх, а на самом деле он обыкновенный гермофродит. У него яйца отрезанные.
— Врешь?! — в изумлении вождь выкатил глаза и стал еще больше похож на тюленя. — Как отрезанные? Откуда знаешь?
— Сама видела. Правда, на фотке. Он с девочками не спит. Громяка проглотил бурбон, глаза подернулись желтизной, заискрились.
— Коли не врешь, премию получишь. В сущности, это меняет политическую карту России. Даже если врешь, хорошо. Зачем нам гермафродит? Гермафродит нам не нужен. У нас не Америка. Нам подавай нормального бисексуала, с деревянным колом. На педиков мода уходит. А кто, говоришь, ему яйца отрезал?
— Вроде от природы такой. Гомункул. Но есть другая версия. Яйца турки оторвали, с которыми хороводится.
— Конкретно этих турков знаешь?
— Откуда, Владимир Евсеевич? Когда случилось, я еще в горшочек писала. Я же молоденькая.
— Фотку сможешь достать?
— Попробую… Для вас, Владимир Евсеевич, жизни не пожалею. Но люди, у которых пленка, очень опасные. И цену, конечно, запросят ломовую.
— Ну-ка, плесни еще.
Ох, зачастил вождь, не к добру это. Налила, не жалко. Громяка задумчиво выпил.