Гражданин Уральской Республики
Шрифт:
Минипа, до чего странное название придумали ученые. Сокращение от «Минин и Пожарский», — памятник, от которого в Москве осталось пустое место. В далеком прошлом, в смутное время, Минин и Пожарский возглавили сопротивление против самозванцев и возродили Россию. Ныне Минипа, недоделанная мина грядущей нановойны, предназначалась для удержания Уральской республики наплаву. А если повезет, то и для воссоздания России. И он, Константин, прикрываясь должностью в правительстве, непосредственно участвовал в этом секретном проекте.
Только вот кто же меня выдал, вновь спросил себя Костя? Где этот чертов канал утечки? Муконин мысленно выстроил цепочку знающих. Во-первых, сам и. о. президента, это он тайно финансирует проект, пусть даже с помощью станка, печатающего боны, черт с ним, гиперинфляция давно повисла над всеми нами. Итак, он конечно отпадает. Во-вторых, генерал Калинов. Тут тоже сомнений быть не должно. Этого человека Костя знал лично. Третье звено — сам Муконин, — в счет не берется. Далее Ганя, нештатный бухгалтер. Тут уж и подавно. Единственный приятель, многолетнее знакомство, ознаменованное не только общими делами, но и чем-то большим. Можно сказать, друзья. В смысле, попить пива, занять денег. Хотя и друзья могут оказаться перевертышами. Но Ганя — не тот случай. Следующим членом этой змейки идет Глеб, руководитель группы. И, собственно, сама группа численностью в семь человек. Получается, прокол должен быть где-то в этой части. Н-да. Но тогда зачем тормошить агента Чрезвычайного правительства? Не проще ли напрямую и выкачивать из ученых? Выходит, и это звено отпадает? Неужели все-таки генерал? Костя отогнал дурную мысль. И потом, коли бы генерал или Ганя, опять же — зачем наводить на Костю? Отчего бы самому не слить все секреты? Нет, чушь какая-то.
Тяжело вздохнув, он лег на доски, вытянул ноги в ботинках. Повернулся на бок, потом на другой. Кости неумолимо заныли. Он сел, прислонился к стене. Спина стала одним холодным облаком. Тогда он встал, прошелся по камере, опять сел и сгорбился. В желудке засосало. С новой силой захотелось поесть. Он представил ту колбасу из холодильника, чуть скрюченную нежно коричневую сардельку, косо обрезанную на одном конце и чуть приплюснутую на другом, с ненавязчивой липкостью бугристой корочки, с коварным запахом копчености. Запах этот перерос в аромат сборной солянки. Когда-то жизнь текла обычным чередом, он служил в штабе, и раз в неделю в офицерской столовой подавали солянку сборную. «Вам что положить, майонез или сметану?» — звонким хохляцким голосом спрашивала дородная повариха из гражданских.
Костя прокряхтел. Уперся руками в лежанку и покачал корпусом. Надо было как-то избавиться от этих коварных помыслов. Он намеренно представил противную пену на прокисшем супе и резкий запах простоявшего на жаре борща. Помогло, но ненадолго. Отвратительная пена трансформировалась в многочисленные пузырьки кипящего молока.
Голод мешал думать. А нужно было решать, что говорить. Послезавтра очередная стрелка с Глебом, руководителем ученой группы, и состоится она на дежурном месте, в Ганиной шараге. Будет передана небольшая сумма в бонах для подготовки к сборке Минипы. Будут рассмотрены насущные проблемы на данный момент. Придется преподнести что-то реальное, в чем оборотни из Комитета смогут потом убедиться. Следовательно, необходимо сработать по ранее намеченному плану. «Когда миротворцы клюнут, обязательно некий агент попытается выйти на кого-то из вас, и тогда — действуйте по схеме», — упреждал генерал Калинов несколько дней назад…
Приступ голода, наконец, ослабел.
Костя ссутулился и, поставив локти на колени, обхватил виски ладонями. Начал напряженно строить в уме разговор со следователем.
Он потерял ощущение времени. Но судя по тому, что показывал смартфон, прошло два часа. Двери звякнули, в камеру заглянул новый детина в форме цвета хаки, тоже бритый под ежика, с пустыми глазками, со шрамом на подбородке.
— Пошли, — махнул он стволом автомата. Голос у него был низкий, грубый.
Опять гулкими шагами прошествовали по сумеречному коридору к кабинету следователя.
Николай Альбертович уже сидел за столом и пялился в ноутбук. Костя опустился на знакомый стул. Дверь заперли. Особист плотоядно улыбнулся.
— Ну что, Константин, я надеюсь, вы поостыли, поразмыслили. У вас было более чем достаточно времени.
— Да, совершенно верно, — приосанился Муконин.
У замерзшей осины в окне вяло качнулись ветки. Или Косте это только почудилось?
— И что же, каково ваше решение?
— А ты как думаешь?
Николай Альбертович спрятал глазки.
— Ну-у… Я не знаю. Я полагаю, вы благоразумный человек.
— Вот именно, — пристально поглядел на него Костя.
Следователь тихо вздохнул. Что-то ёкнуло внутри, но Муконин, будто боясь себя, быстро выпалил:
— Я готов с вами сотрудничать.
— Вот и ладненько, — сразу же обрадовался Николай Альбертович.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Костя вышел из управления КБ в отвратном настроении. Подлые предатели немало попортили крови. Думать о деле с учеными больше не хотелось. Главное, в срочном порядке набить желудок. Впрочем, чувство голода уже притупилось, превратилось в легкую тошноту, тупое нытье.
Муконин прикурил сигарету и втянул дым натощак. Выбрался на улицу и двинулся к ближайшей автобусной остановке. Солнце висело где-то вдалеке, но было зябко. Подойдя к остановке, Костя вспомнил, что хотел найти любую забегаловку, вспомнил, что тут в двух шагах должно быть что-то подходящее, и направился туда.
Прохожие, попадавшиеся навстречу, или вовсе не обращали на него внимания или бросали равнодушные взгляды. Бледные лица, думал Костя, господи, какие затюканные лица у нынешнего народа. И ведь скоро, скоро их доконают эти гнусные кэбэшники, эти скотские боны, этот смрадный смог и холодное солнце. И тогда все они пойдут на баррикады… На автострады… Тьфу ты. Кажется, я уже несу бессмысленный бред… А может, не пойдут? Их ведь сплачивают. Или сплачают? И они сплачиваются. Или сплачаются? У нас у всех общее дело, бла-бла-бла, мы должны вернуть Россию… Он выбросил сигарету, мысли перескочили на другое. «Интересно, как там вчерашняя Маша? Что-то она там поделывает? Жаль, я ведь не узнал до сих пор номер ее телефона…»
Костя взошел на крыльцо и потянул на себя дверь кафе.
Это было обычное заведение, небольшой зал с призрачно красными стенами, с тремя рядами столов, освещенных свисающими абажурами в виде китайских колпаков. Стойка бара в глуби с полупустыми полками, едва заставленными тремя или четырьмя бутылками разной формы. Помещение пустовало. Только у входа обедал какой-то пожилой человек с лысиной и бородкой без усов. Он был в пиджаке, протертом на локтях, куртка висела на спинке стула. Да на табурете у стойки скучала худосочная дама в красной кофточке и короткой джинсовой юбке, со сплетенными ножками в прозрачных колготках. Она бросила на Костю короткий оценивающий взгляд и отвернулась. «Проститутка и заезжий, — отметил Муконин. — Чудная компания для сытной трапезы».
Он выбрал столик в углу, у окна, как делал всегда, попадая в общепитовские заведения. Взял лежавшее на столе меню, пробежал глазами. Подоспела премиленькая официантка, улыбчивый ротик, аккуратная смолистая челка. Костя заказал гороховый суп, именно что суп, набивший оскомину в камере. На второе взял жаркое, — единственное нормальное блюдо, что здесь имелось, — затем рюмку водки и томатный сок. Девушка все записала и удалилась.
Костя осмотрелся. Картина не менялась. Он достал кошелек и заглянул внутрь. Там, помимо бесполезной банковской карточки, имелась одна купюра в пятьдесят евро, неудобно большая, и несколько замусоленных бон, скорее похожих на детские рисунки. Удовлетворившись, он спрятал портмоне обратно.