Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Томас Хью

Весь день в Мадриде стояла возбужденная атмосфера.

Правительство приостановило выпуск правых газет «Вот» и «Эпоха» за публикацию сенсационных материалов об убийстве Кальво Сотело без предварительного согласования с цензурой. В работе кортесов сделали перерыв, чтобы охладить страсти. Лидеры правых партий протестовали и угрожали покинуть парламент. Ларго Кабальеро, возвращавшийся после визита в Лондон, по просьбе правительства остановил свой поезд около Эскориала и, чтобы избежать демонстраций, которыми могли бы ознаменовать его приезд на Северном вокзале, добрался до Мадрида на машине.

Левые организации в канун празднования Богородицы Кармен бодрствовали всю ночь, о чем антиклерикал Прието романтически напомнил своим читателям в «Эль Сосьялиста». Продолжались споры между UGT и CNT, и временами из южных пригородов доносились звуки спорадически вспыхивающих перестрелок между двумя профсоюзами. Днем в Тенерифе прибыл дипломат Сангронис и проинформировал Франко, что на следующий день в Лас-Пальмасе приземлится самолет, который доставит его в Марокко.

Утром 15 июля состоялось заседание Постоянного комитета кортесов, состоявшего из представителей всех ведущих партий, избранных пропорционально числу депутатов. Первым делом граф Валлельяно от монархистов выразил формальный протест в связи с убийством Кальво Сотело и объявил, что его партия в дальнейшем не будет принимать участия в работе парламента, ибо ясно видно, что страна

охвачена анархией. Он покинул заседание. Через несколько часов Валлельяно и Гойкоэчеа, к которым в течение следующих двух дней присоединились многие известные аристократы и представители правых партий, уехали в более безопасные города (такие, как Бургос) или за границу. Они понимали, что, если в столице начнутся бои, их жизни окажутся под угрозой. Тем временем в комитете кортесов взял слово Хиль Роблес. Он красноречиво воздал дань памяти Кальво Сотело, который еще недавно был его соперником и чью судьбу он чуть не разделил. Роблес перечислил акты насилия последних нескольких месяцев – включая шестьдесят одно убийство и десять ограблений церквей. Ответственность он возложил на правительство. Роблес припомнил, как члены политических партий, поддерживающих правительство, открыто заявили об оправдании любого акта насилия против Кальво Сотело и как министр внутренних дел проигнорировал угрозы его жизни, о которых сообщил Хоакин Бау. Свое выступление он завершил словами, что этот кабинет министров превратил демократию в фарс и сам превратился в администрацию крови, грязи и позора. Роблес во всеуслышание заявил, что отказывается сотрудничать с CEDA в демократических процессах парламентского правительства и умывает руки от всех дел, связанных с парламентом. Не подлежит сомнению, что он знал о грядущем военном мятеже, хотя сам не имел отношения к его подготовке. Покинув Мадрид, Хиль Роблес направился в Биарриц. Комитет же согласился созвать кортесы в следующую среду, 21 июля. Лидеры партий потребовали, чтобы при этом все депутаты оставляли личное оружие в гардеробе. Так что готовящееся заседание, которое так никогда и не состоялось, сразу же было названо конференцией по разоружению. Из событий, происходивших за пределами Мадрида, стоит отметить, что 15 июля «Стремительный дракон» наконец приземлился в Лас-Пальмасе. В Сан-Себастьяне под аккомпанемент приветственных возгласов прошла заупокойная служба по Кальво Сотело. После нее возникли волнения, в ходе которых был убит один человек.

16 июля. Последний день перед мятежом. С утра Мола направился в Логроньо для встречи с генералом Батетом, командиром 6-й дивизии со штаб-квартирой в Бургосе. Было известно, что этот офицер хранит верность правительству, хотя именно он, командуя войсками в Барселоне, хладнокровно сокрушил в этом городе левую каталонскую революцию 1934 года. Мола опасался, что во время рандеву на него будет совершено покушение, и сопровождавшие его офицеры вооружились гранатами. Батет откровенно сказал Моле, что из Барселоны направляются какие-то «пистолерос» с целью убить его, и предложил ему покинуть Наварру. Мола лишь улыбнулся этой угрозе, которая была высказана из добрых чувств. Затем Батет попросил Молу заявить, что он не собирается поднимать мятеж против республики. «Я даю слово, что не собираюсь ввязываться в авантюры», – ответил Мола и позднее хвастался двусмысленностью этих слов. Встреча на том и завершилась. Позднее Мола сумел передать письмо Хосе Антонио в тюрьму Аликанте о последних приготовлениях к мятежу.

В Мадриде этот день прошел относительно спокойно. Министр труда опубликовал свое решение с уважением отнестись к забастовке строителей, которую работодатели отказались принять. Часть рабочих из UGT вернулась на стройплощадки, обратившись в кортесы с апелляцией. Однако CNT продолжала стоять на своем. В Барселоне, где, несмотря ни на что, весь июль царило спокойствие, стали циркулировать настойчивые слухи о готовности армии к восстанию. Вооруженные члены различных организаций взяли под охрану штаб-квартиры всех левых и республиканских партий. Было арестовано много фалангистов, и некоторые признались, что они действительно готовились ограбить и поджечь редакции республиканских газет. И действительно, к тому времени в Испании почти не осталось надежд, что правые и те силы, что позднее поддержали националистов в ходе войны, признают законность правительства Касареса Кироги. К тому времени и само правительство открыто объявило правые партии своими врагами, хотя не признало и левых союзниками. Что же касается партий левого крыла, то все они, конечно, понимали и неизбежность мятежа, и те большие возможности, которые открываются перед ними.

Правительство предприняло определенные шаги, дабы ограничить размах мятежа, если он все же состоится. В Кадисе был арестован и посажен за решетку участник заговора генерал Варела. Эсминец «Чаррука» отправили из Картахены в Альхесирас, а канонерская лодка «Дато» получила приказ сняться с якоря в Сеуте. Все эти меры имели целью предотвратить переброску на материк любых частей легиона или регулярных войск. Но на самом деле эти предосторожности не могли помочь правительству, поскольку оно понятия не имело, насколько командиры этих кораблей верны режиму.

А тем временем на Канарах капитан Бебб успешно обвел вокруг пальца местные власти, объясняя, почему ему без всяких документов пришлось садиться в аэропорту. В Тенерифе Франко готовился к поездке в Лас-Пальмас. Как раз в это время генерал Балмес, военный губернатор Лас-Пальмаса, стал жертвой несчастного случая во время тренировочных стрельб. Эта абсурдная трагедия, о которой в той возбужденной атмосфере стали ходить слухи как о покушении или самоубийстве, дала Франко повод отправиться в Лас-Пальмас для участия в похоронах. Он сообщил, что отправляется в инспекционную поездку. Заместитель секретаря военного министерства по телефону разрешил Франко оставить Тенерифе. Через полчаса после полуночи с 16-го на 17 июля генерал вместе с женой и дочерью поднялся на борт небольшого катера. Так начался первый этап пути, который привел его на вершину власти в Испании, но почти точно можно утверждать, что, знай Франко, каким долгим будет этот путь, он бы не начинал его. В это же время полковник Валентин Галарса из военного министерства в Мадриде передал последнее послание от Молы Годеду на Мальорку: он должен идти брать Барселону, а не Валенсию, где его место займет генерал Гонсалес Карраско². Тем временем брат Молы Рамон, прибыв из Барселоны в Памплону, выразил опасения, что в столице Каталонии мятеж может провалиться. Генерал успокоил брата, и тот вернулся в Барселону, где его, как и многих других братьев, ждала смерть.

Примечания

¹ После начала Гражданской войны Конде и Морено были убиты в Гвадараме. Документы расследования 25 июля были захвачены в министерстве внутренних дел, и с тех пор их больше никто не видел.

² Это изменение планов было продиктовано мотивами Год еда. Тот считал, что если мятеж потерпит поражение, то именно в Барселоне можно будет добиться компромисса с противной стороной. Сын Год еда выступил с возмущенным опровержением.

Карта 4. Канарские

острова

Глава 15

Восстание в Мелилье. – В Тетуане. – В Сеуте. – В Лараче. – Мадрид узнает новости. – Конституционные контрмеры. – Восстание в Андалузии. – Кейпо де Льяно в Севилье. – События в Гранаде, Кордове и Альхесирасе.

Той ночью в Мелилье генерал Ромералес объезжал город, опасаясь беспорядков. У здания мунициалитета он пошутил с лидерами местных социалистов: «Вижу, что массы бдят». Он вернулся домой, полный уверенности, что все в порядке. Из двухсот испанских генералов Ромералес был самым легковерным. На следующее утро офицеры-участники заговора в Мелилье собрались в картографическом отделе штаба. Полковник Сеги назвал своим соратникам точный час начала мятежа – пять пополудни. Для захвата общественных зданий все было готово. С этими планами наконец ознакомили руководителей отделения фаланги, но один из них, Альваро Гонсалес, оказался предателем. Он тут же проинформировал главу мелилльского отделения партии «Республиканский союз» Мартинеса Баррио, который сообщил информацию руководителю местного управления, а тот передал ее Ромералесу. И сразу же после того, как заговорщики, удалившиеся на ленч, вернулись в картографический отдел, где уже началась раздача оружия, лейтенант Capo приказал войскам и полиции окружить здание. Затем он встретился с восставшими старшими офицерами. «Что вас сюда привело, лейтенант?» – весело спросил полковник Гасапо. «Я должен обыскать здание в поисках оружия», – ответил Capo. Гасапо немедленно позвонил Ромералесу: «Это правда, генерал, что вы отдали приказ обыскать картографический отдел? Здесь нет ничего, кроме карт». – «Да-да, Гасапо, – ответил Ромералес, – но это необходимо сделать». Близился час мятежа, несколько преждевременного, но в любом случае его было не избежать. Гасапо позвонил в часть Иностранного легиона с просьбой освободить его и других офицеров, которых Capo держал в осаде. В конце концов Capo, помявшись, заявил, что его люди не будут стрелять, и сдался. Полковник Сеги, вытащив револьвер, направился к кабинету Ромералеса. В его стенах продолжалась горячая перебранка между теми офицерами, которые предлагали генералу подать в отставку, и теми, кто готов был сопротивляться. Касарес Кирога, которому по телефону сообщили об опасном положении в картографическом отделе, из Мадрида приказал Ромералесу арестовать Сеги и Гасапо. Но кто взялся бы исполнить такой приказ? Ромералес сидел за столом, мучаясь нерешительностью. Вошедший Сеги под дулом револьвера принудил его написать прошение об отставке. Восставшие офицеры объявили военное положение, заняли все общественные здания в Мелилье (включая и аэродром), закрыли местное управление и все центры левых партий, а также арестовали лидеров левых и республиканских группировок. Вокруг управления и в рабочих кварталах прошли яростные схватки, но трудящиеся были захвачены врасплох. У них было мало оружия. Всех пленников, сопротивлявшихся восстанию, расстреляли, включая Ромералеса. К вечеру был составлен список членов профсоюзов, левых партий и масонских лож. Их немедленно арестовали. Все, кто на февральских выборах голосовал за Народный фронт – или подозревался в этом, – оказались в опасной ситуации: им угрожал расстрел. К тому времени в Мелилье утвердился военно-полевой закон. В дальнейшем по подобному же плану мятежники действовали в остальном Марокко и по всей Испании.

Тем временем полковник Сеги позвонил полковникам Сайнсу де Буруаге и Ягуэ, которые отвечали за организацию восстания соответственно в Тетуане и Сеуте, двух других главных городах на североафриканском побережье. Кроме того, он телеграфировал Франко, который в данный момент был в Лас-Пальмасе на похоронах Балмеса, и объяснил, почему захват Мелильи пришлось провести раньше назначенного часа. Вечером Ягуэ разослал телеграммы по гарнизонам материковой Испании с долгожданным паролем – «Как обычно» (Sin novedad). Кирога пытался разыскать Ромералеса или Гомеса Морато, командующего всеми частями в Африке. Последнего он нашел в казино в Лараче. «Генерал, – спросил премьер-министр, – что происходит в Мелилье?» – «В Мелилье? Ровным счетом ничего. А в чем дело?» – «Там восстал гарнизон». Оставив казино, Гомес Морато немедленно вылетел в Мелилью, где, едва успев ступить на землю в аэропорту, тут же был арестован.

Карта 5. Испанское Марокко

К тому времени в Тетуане полковники Асенсио, Бейгбедер (бывший военный атташе в Берлине, переведенный в Марокко) и Сайнс де Буруага тоже начали мятеж. Последний позвонил верховному комиссару и, бесцеремонно обратившись к нему как к капитану артиллерии (в форме которого тот гордо выступал на параде по окончанию маневров), потребовал отставки. Альварес Буйлья связался с Кирогой, который, в свою очередь, приказал ему держаться изо всех сил, пообещав, что на другой день флот и авиация придут к нему на помощь. Верховный комиссар, окруженный несколькими верными ему офицерами, забаррикадировался в своей резиденции. Снаружи майор Кастехон и 5-я бандера¹ уже рыли на площади окопы. Немного погодя из аэропорта Сан-Рамьель позвонил майор Лапуэнте, двоюродный брат генерала Франко, и сказал, что он и его эскадрилья остаются верными правительству. «Сопротивляйтесь, сопротивляйтесь!» – повторяя слова Касареса, подбодрил их Буйлья. Но к этому времени, когда быстро стемнело, резиденция генерал-губернатора и аэропорт оставались единственными объектами, которые еще не попали в руки мятежных полковников. Те же, подобно коллегам из Мелильи, полностью сокрушили сопротивление руководителей профсоюзов и левых, или республиканских, групп. Бейгбедер отправился проинформировать калифа и великого везира Тетуана о смысле происходивших событий и получил их временную поддержку. В городе он также взял на себя руководство департаментом по делам туземцев, и его гражданские служащие безропотно восприняли исчезновение администрации Альвареса Буйльи. В Сеуте в одиннадцать вечера Ягуэ с помощью Иностранного легиона легко взял власть в городе. С другой стороны не раздалось ни единого выстрела. В Лараче на Атлантическом побережье до двух часов утра мятеж не давал о себе знать. Но бой между мятежниками и офицерами, верными республике, которых поддержали профсоюзы, носил тут острый характер. Были убиты два офицера мятежников и пять гражданских полицейских. Но к рассвету город оказался в руках националистов. Все их противники были арестованы или расстреляны. В то же самое время генерал Франко с генералом Оргасом стали хозяевами Лас-Пальмаса. Франко тут же ввел на всем архипелаге военное положение. Когда он диктовал свой манифест, последовал звонок от Касареса Кироги. Премьер-министру сообщили, что Франко отправился по гарнизонам. На этом связь между генералом и правительством прервалась. В четверть шестого утра 18 июля Франко из Лас-Пальмаса распространил свой манифест, в котором говорилось об особом отношении, которое испанские офицеры испытывают к стране, а не к ее правительству. В манифесте отвергалось иностранное влияние и в уклончивых выражениях говорилось, что после победы в стране будет установлен новый порядок. Манифест был немедленно передан всеми радиостанциями Канарских островов и Испанского Марокко. Жаркими рассветными часами мятеж начался и на материке.