Гражданская война в России: Оборона Крыма
Шрифт:
Тыловой деятельностью у меня не было ни призвания, ни времени заниматься, поэтому и в бытность мою единым представителем военной власти в Крыму она была мною возложена на начальника штаба корпуса полковника Дубяго, который большую часть времени и проводил в Симферополе; я же появлялся в особо важных случаях, как это было с орловщиной и т.п. Теперь в Крыму оказалось слишком много штабов: что ни город, то штаб, и даже начальники гарнизонов отошли на второй план, подчинившись временным старшим начальникам.
Надо сознаться, что беженцы начали мстить в Крыму левым элементам за свои унижения в Новороссийске. Особое рвение в этом отношении проявлял корпус Кутепова, штаб-квартира которого
На мирные переговоры с красными были большие надежды, но исключительно платонические. Дело вперед не подвигалось. Епископ Вениамин собирался организовать крестный ход для движения в расположение красных, но в храбрость этого пастыря плохо верилось. Красные же, как я уже сказал выше, концентрировали войска.
Особенно меня беспокоил Чонгарский полуостров, где красные стояли вплотную к Крыму и теплая погода позволяла им жить на полуострове под открытым небом и спокойно подвозить и сосредоточивать войска.
Относительно идеологии белых в это время приходится сказать мало определенного. В головах как-то все перемешалось, кошмар кавказского и одесского поражений стоял перед глазами и давил настроение. Не верилось в лучшее будущее. Надо было как-нибудь добиться мира, чтобы спасти эту толпу обезумевших людей, тех же, которые слишком дискредитировали себя в глазах красных, куда-нибудь эвакуировать. Следовательно, нужно было обеспечить оборону Крыма и первым долгом [76] занять Чонгарский полуостров, чтобы образовать из него охранительный буфер.
С другой стороны, говорить громко о мире с красными было нельзя. Как только стали говорить о возможности мира после «воцарения» Врангеля, фронт стал разлагаться. Начались частью грабежи, частью даже перебежки к красным (перебежало до 70 человек), и службу стали нести спустя рукава. В связи с усилением красных сил на фронте создавалась определенная угроза их вторжения в Крым благодаря разложению частей. Положение стало настолько серьезным, что мне пришлось обратиться к Врангелю с докладом, что надо вести переговоры тайно, а войскам пока объявить, что борьба продолжается, иначе большевики, узнав о разложении в крымских войсках, ни на какой мир не согласятся, а просто возьмут Крым силой. Мой доклад был принят. Врангель, дав приказ о продолжении борьбы, обещал мне вести переговоры о мире, но тайно. [77]
Глава XIV.
Встречные бои 22 и 29 апреля 1920 г.
Как я уже говорил выше, подвоз красными новых частей и наступившая теплая погода, дававшая возможность концентрировать войска на Чонгаре, создавали угрозу Таганашскому и Тюп-Джанкойскому участкам Крыма, что сильно меня беспокоило. Поэтому я решил предупредить красных, атаковать их до их сосредоточения, и занятием Чонгарского полуострова опять создать буфер между Северной Таврией и Крымом. Кроме того, ввиду мирных переговоров я рассчитывал убедить этим красное командование в том, что белые вовсе не слабы и что лучше оставить их в покое.
Что это есть война классовая и что Советская Россия не может согласиться на буржуазный нарост на своем юге, тогда я не понимал, а пример существовавшей в то время меньшевистской Грузни утверждал меня в моих заблуждениях. Главная задача была - добиться спасения и урегулирования вопроса о рядовой толпе белых, бывших в Крыму. [78]
Как бы то ни было, толкаемый своей политической безграмотностью и военными соображениями, я решил атаковать сам.
В ночь на 22 апреля было приступлено к починке железнодорожного моста через Сиваш. Больших сил ввиду беспокойного положения на Перекопе я сосредоточить не мог и ограничился выдвижением на позицию бригады 13-й дивизии (около 500 штыков) и батальона юнкеров (около 120 штыков) с 8-м кав. полком (бывший конвой, около 300 шашек) в резерве. Кроме того, были подтянуты 4 бронепоезда, один из которых имел дальнобойные 8-дюймовые морские орудия.
На берегу Сиваша имелись построенные мною еще зимой небольшие ветки-тупики, чтобы бронепоезда могли маневрировать, а не только стоять друг другу в затылок. Таким образом я обеспечил за собой превосходство в артиллерии. Починка железнодорожного моста, находившегося посредине почти двухверстной гати, за ночь закончена не была. Красные держались активно и со своей стороны делали попытки проникнуть на гать.
Борьба бригады 13-й дивизии с красными закончилась тем, что после обоюдных неудач продвижений гать с железнодорожным мостом осталась нейтральной и цепи борющихся сторон залегли по берегу Сиваша.
Одновременно красные делали попытки проникнуть на Тюп-Джанкойский полуостров, но эти попытки я игнорировал, решив, что если одержу верх вдоль железной дороги, противник сам будет вынужден очистить Тюп-Джанкой.
Таким образом, ряд встречных столкновений на местности, не дававшей возможности развернуться и нажать на чувствительные места противника, не дал успеха ни той, ни другой стороне. Количество сил играло мало роли, потому что их негде было развернуть. Благодаря наличию у белых морских орудий бронепоезда красных держались в отдалении и перевес артиллерии был на стороне белых, но одним этим бой не решался. Время стало клониться к вечеру, когда красные, видимо, получили сильные подкрепления артиллерией, потому что развили [79] сильный и меткий артиллерийский огонь по легким бронепоездам, среди которых стоял и мой поезд: полетели стекла. Не менее сильному обстрелу подверглись и цепи. Приказав бронепоездам сосредоточить огонь по цепи красных, я послал адъютанта, штабс-ротмистра Шебеко и ординарца Нечволодова (свою жену) к цепям передать приказ двинуться на гать. Не прошло и десяти минут, как пришло донесение, что штабс-ротмистр Шебеко убит, а ординарец Нечволодов ранен, цепи 13-й дивизии под сосредоточенным огнем красных подаются назад и очистили местность около гати. Цепи красных спускались к гати.
Получалась угроза самому Крыму; починенный белыми мост должен был достаться в руки красных. Правда, в резерве были юнкера и 8-й кав. полк, на которых только можно было рассчитывать в случае, если красные ворвутся на южный берег Крыма, так как неудача белых должна была деморализовать 13-ю дивизию, получавшую пополнения исключительно из пленных красноармейцев 46-й стрелковой дивизии, бригада которой сейчас форсировала гать. Надо было прибегнуть к последнему средству, всегда выручавшему до сих пор, это средство - личный пример начальника.
Поэтому я отдал приказ юнкерам построиться в колонне по отделениям и двинул ее на гать с мостом. Артиллерия красных стала стрелять беспорядочно: ни один снаряд не падал на гать, многие шрапнели падали на удар, давая камуфлеты{25}, - очевидно, орудийная прислуга второпях не устанавливала дистанционных трубок.
Ружейный огонь был не менее беспорядочен; несмотря на почти 2-верстное расстояние, пули летали через головы.
Батальон втянулся на гать; сначала отдельные люди красных, а потом и вся их цепь стала отбегать назад, артиллерия смолкла - видимо, взялась в передки, - сзади неслось «ура» бригады 13-й дивизии, нестройными толпами сбегавшей на гать, а юнкера шли с музыкой (оркестр). [80]