Гражданская война в России: Записки белого партизана
Шрифт:
К сожалению, проверить это свидетельство не представляется возможным, так что оставим его на совести очевидца…
Как писал генерал В. Г. Науменко, «знаю генерала Шкуро как партизана лично храброго и умевшего увлечь за собой казаков. Но в силу бесшабашного своего характера, а самое главное — не имея ни знаний, ни соответствующей подготовки, он совершенно не был знаком с ведением {17} войны крупными войсковыми соединениями» (Науменко В. Г. Великое предательство. — СПб., 2003. — С. 351.)
В начале февраля 1944 г. А. Г. Шкуро вместе с атаманами — Донским генерал-лейтенантом Г. В. Татаркиным и Астраханским генералом Н. В. Ляховым — посетил 1-ю казачью кавалерийскую дивизию генерал-лейтенанта X. фон Паннвица в Хорватии. Все трое в то время не занимали никакой воинской должности и не имели отношения к казачьим частям германской армии, и поездка была организована по инициативе Главного управления казачьих войск в пропагандистских целях. В качестве наблюдателя в дивизию прибыл начальник Казачьего управления (создано в декабре 1942 г.) при Министерстве по делам оккупированных
«Утром 2 февраля в 5-й Донской полк прибыли гости. Их сопровождали командир 2-й бригады 1-й казачьей дивизии подполковник Шульц и другие немецкие казачьи офицеры, а также и доктор Гимпель. Командир полка с командирами дивизионов встретил гостей. /…/
Кубанский генерал Шкуро, невысокого роста, стройный, живой и поворотливый, с типично славянским лицом, говорил с темпераментом, живо и резко, сопровождая свою речь энергичной жестикуляцией. На его лице сурово сходятся брови, но через несколько секунд оно расплывается в веселой, с хитрецой, улыбке. Он бесконечно шутит и острит. За столом, после пары стаканов вина, он уже и Кононову, и всем кононовским офицерам говорит „ты“ и всех называет не иначе как „сынками“. По его виду и поведению видно, что он нисколько не чувствует себя эмигрантом без должностей и положения, а чувствует себя уверенно, как прежде на поле боя, казачьим вождем-батькой и никак не по-другому.
Молодые кононовские офицеры с явной симпатией смотрят на генерала Шкуро и грохоют со смеху при его шутках. /…/
В тот же день выстроенный 5-й Донской полк познакомился с почетными гостями и выслушал их приветственные речи и призывы к бескомпромиссной борьбе с коммунизмом. Больше всех казакам понравился генерал Шкуро. Он задорно и весело и как-то особенно дружелюбно говорил с казаками, пересыпая свою речь шутками и остротами.
Генерал Шкуро самолично вручал некоторым казакам боевые ордена и особенно торжественно приколол медаль за отвагу воспитаннику нашего полка сербскому мальчику Андрею.
Возвращаясь после построения по домам, казаки постарше, воевавшие в Гражданскую войну 1918–1920 гг. в рядах Красной армии, рассказывали, что в те времена генерал Шкуро был для них самым страшным противником, что он был очень способным полководцем и лихим рубакой, что его „волчьи“ сотни прорывались в тыл красных и наводили там страшную панику.
На другой день офицеры 5-го полка стали задавать гостям вопросы о роли казачества в царской России и Белом движении и какие цели преследовала идея последнего. Шкуро спросили о том, стоит ли казакам „продолжать бороться за то же, за что боролась Белая армия, или же нам нужно бороться за что-то новое? и была ли Белая борьба народной? была ли у нее какая-то идея, идея, отвечающая народным чаяниям?“ Шкуро ответил, что цели первых белых вождей были подлинно народные. Но после их смерти во главе белых оказались люди, не сумевшие привлечь в их ряды народные массы. Тыл заполнили спекулянты, воры, пьяницы, они „скомпрометировали святую Белую идею“. Далее он сказал о том, что вести ныне „борьбу против большевиков под знаком Белого движения равносильно самоубийству“ и что эту борьбу „нужно вести под новыми лозунгами, которые должны соответствовать интересам порабощенных большевиками народных масс России“. В заключение он заявил, что ему лично для себя ничего не нужно, а в борьбе против Сталина нужны возглавители из советской среды типа генерала Власова или полковника Кононова, так как имя любого белого генерала будет немедленно использовано большевиками для пропаганды в свою пользу.
Шкуро призвал казаков искать себе соратников „среди храбрых русских воинов Белой армии, среди белых орлов“. Шкуро, наполнив стаканы, стал подносить их нам, обнимая и целуя каждого из нас. Когда же заиграли лезгинку… генерал Шкуро, не выдержав, подоткнул полы черкески и плавно, мелко перебирая ногами, подошел мне навстречу. Когда темп участился, он все еще пробовал делать какие-то резкие движения, но вскоре, запыхавшись, под общий веселый смех и гик, обессиленный, упал на руки казакам, подхватившим его на лету. „Загнали, бисовы диты, батьку Шкуро!“ — говорил он, жалуясь на быстрый темп музыкантов» (Черкассов К. С. Генерал Кононов (Ответ перед историей за одну попытку). — Т. 2. — Мюнхен, 1965. — С. 35–36, 39–42, 51, 56).
2 апреля того же года Шкуро вновь посетил 5-й Донской полк 1-й казачьей кавдивизии. «…в теплый весенний день по случаю дня рождения Кононова в нашем полку состоялись торжества. /…/
Самым почетным и дорогим гостем у Кононова в этот день был приехавший из Германии по случаю торжества генерал Шкуро.
Последний, в дорогой, расшитой серебром черкеске и приподнятом веселом настроении, командовал „парадом“.
Каждая чарка выпивалась только по его команде. Он, как всегда и везде, чувствовал себя хозяином и невольно заставлял всех себе повиноваться.
В самом разгаре веселья Шкуро сказал речь по поводу дня рождения И. Н. Кононова, в которой он подчеркнул, что, несмотря на террор, коммунистам не удалось уничтожить казачество.
„Иван Никитич, подойди-ка сюда, пожалуйста“, — позвал генерал Шкуро Кононова. Тот подошел и стал „смирно“.
„Цией плетью мий батько меня по ж… стягав, — сказал Шкуро по-украински, показывая всем кавказскую плеть дорогой кавказской работы, с позолоченным черенком. — А теперь я ее дарю, как родному сыну, И. Н. Кононову. Бери плеть, казак! У тебя моя закваска. Ты достоин этого подарка“.
Один из адъютантов Шкуро подал ему круглый картон, и он, вынув из него донскую фуражку… надел ее на Кононова. Казаки подбежали, подхватили генерала Шкуро и Кононова на
„Що вы робитэ, бисовы диты?!“ — упираясь и смеясь, говорил подбрасываемый высоко в воздух генерал Шкуро.
Вечером того же дня Шкуро рассказал Кононову о своей встрече с генералом Власовым и его окружением. Он пообещал приложить все усилия, дабы настроить доброжелательно П. Н. Краснова по отношению к Власову. Также он говорил о том, что в казачьих частях не должно быть немецких командиров. После этого Шкуро отбыл в Германию к П. Н. Краснову, а затем в Толмеццо, к Т. И. Доманову» (Черкассов К. С. Указ. соч. — Т. 2. — С. 68–72.).
В 1944 г. в Берлине состоялась встреча Шкуро и Власова, во время которой они обсуждали возможность передачи 15-го Казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта X. фон Паннвица под командование Власова, как только гитлеровцами будет разрешено создание единой РОА. Как пишет один из биографов Власова С. Стеенберг, «оба они были согласны с тем, что командование казаками никак не может быть поручено бывшему царскому генералу, так как этот факт дает советской пропаганде возможность утверждать, что Освободительное Движение добивается восстановления монархии. Шкуро, как и большинство казаков, считал „Казакию“ Розенберга {18} скверным анекдотом…» (Стеенберг. С. Власов. — Мельбурн, 1974.) Встреча со Шкуро предоставила Власову возможность установить связь с казачьими частями Паннвица в Югославии.
5 сентября 1944 г, по приказу рейхсфюрера СС Г. Гиммлера, занимавшего должность начальника запасных частей, его заместитель группенфюрер и генерал-лейтенант войск СС Г. Бергер назначил генерал-лейтенанта А. Г. Шкуро начальником Казачьего резерва (ГАРФ. Ф. 5761. Оп. 1. Д. 13. Л. 183) (казачьего запасного полка — около 3 тысяч человек), входившего в «Казачий стан» генерал-майора Т. Н. Доманова, который располагался в Северной Италии в районе г. Удине.
Военные неудачи заставили нацистов переменить свои взгляды на многие вещи. Вследствие этого Шкуро был назначен на должность инспектора резервов казачьих войск при Восточном министерстве. 25 июня 1944 г. 1-я казачья кавалерийская дивизия развернулась в 15-й казачий кавалерийский корпус СС, и А. Г. Шкуро также стал подчиняться войскам СС; он по-прежнему руководил вербовочной работой в лагерях военнопленных и других местах, при этом создавая кадры казачьих частей (в том числе в конце сентября в Леобене). По поводу этого начальник Главного управления казачьих войск (ГУКВ) генерал от, кавалерии П. Н. Краснов писал генерал-лейтенанту Е. И. Балабину следующее:
«Генерал-лейтенант Шкуро назначен от Ваффен-СС для вербовки казаков, для создания казачьего корпуса и не подчинен Главному управлению казачьих войск, но работает самостоятельно, получая указания от Ваффен-СС. Главное управление ему только помогает, не вмешиваясь в его действия…
Насколько мне известно, прямого приказа для освобождения казаков с заводов, для поступления в строй, у генерала Шкуро нет, но у него есть распоряжение Ваффен-СС, чтобы таких рабочих увольняли с заводов» (Неотвратимое возмездие. — М., 1973. — С. 144).
То, что Шкуро действительно был подчинен войскам СС, подтверждает его обращение к казакам: «Я, облеченный высоким доверием руководителя СС, громко призываю вас всех, казаки, к оружию и объявляю всеобщий казачий сполох! Поднимайтесь все, в чьих жилах течет казачья кровь! Дружно отзовитесь на мой призыв, и мы все докажем великому фюреру, что мы — казаки, верные ему друзья и в хорошее, и в тяжелое время».
В своем дневнике 13 сентября 1944 г. В. Г. Науменко записал, что по приезде в Берлин виделся со Шкуро и узнал, что он «назначен начальником Казачьего резерва, зачислен на службу как генерал-лейтенант с правом ношения немецкой генеральской формы и получением содержания по этому чину. Он развил работу. В {19} „Эксельсиоре“ у него и штаб, в котором много офицеров. Главную роль играет есаул Н. Н. Мино.
…Шкуро набирает людей и отправляет их в лагерь около Граца. Поступают казаки в довольно большом количестве. Сколько поступило, пока не знаю». (Науменко В. Г. Великое предательство. — СПб., 2003. — С. 324–325).
В декабре 1944 г. ГУКВ также перешло в подчинение СС, а части Казачьего стана походного атамана Доманова подчинялись в оперативном отношении группенфюреру СС Адило Глобочнику, штаб которого находился на Адриатическом побережье в г. Триесте.
Добровольцы, завербованные Шкуро, направлялись в запасный полк 15-го корпуса, первоначально дислоцировавшийся в 1943 г. в Мохово и его окрестностях и насчитывавший около 5 тысяч человек. Полком командовал подполковник Штабика, однако зачастую отечественные и зарубежные авторы называют командиром полка А. Г. Шкуро. В 1944 г. полк был передислоцирован во французский город Лангр, и с началом формирования 15-го корпуса полк переименовали в 9-й запасный казачий полк численностью 11 тысяч человек (в их числе были не только казаки, но и калмыки, алтайцы, представители различных народов Северного Кавказа). Таким образом, фактически Шкуро являлся инспектором резервов 15-го казачьего кавалерийского корпуса.
14 ноября 1944 г. А. Г. Шкуро являлся одним из почетных гостей на торжественном обнародовании Манифеста Комитета освобождения народов России (КОНР), которое состоялось в Праге. Известно, что он просил Власова принять его в члены Комитета (Фрёлих С. Генерал Власов: русские и немцы между Гитлером и Сталиным. — США, «Эрмитаж», 1990. — С. 173–178).
Переходя к заключительной части биографии А. Г. Шкуро, следует отметить, что вокруг его передачи англичанами в руки НКВД ходит множество легенд как эмигрантского, так и советского происхождения, но все они пока не имеют документального подтверждения. Согласно существующему комплексу официальных британских военных документов о выдаче казаков, в том числе и Шкуро, события разворачивались следующим образом.