Гражданская война. 1918-1921

Какурин Николай Евгеньевич

Теперь мы имеем возможность приступить к сравнению и анализу обоих планов по существу. Но предварительно мы посмотрим, к какому соотношению сил приводили планы обоих противников в их окончательной формулировке.

Севернее р. Зап. Буг наша ударная группа северных армий в 37 742 штыка и сабли должна была встретить 25 836 штыков и сабель 5-й польской армии и «группы нижней Вислы» при 452 пулеметах, 172 легких и тяжелых орудиях, 9 броневиках, 46 танках и 2 бронепоездах. К югу от р. Зап. Буг 10 328 штыков и сабель нашей 16-й армии, долженствовавшей выйти на среднюю Вислу на 120-километровом фронте от устья Зап. Буга до Козениц искл., встречали до 33 000 штыков и сабель 1-й и отчасти 2-й польских армий, положение которых усиливалось укреплениями Варшавского предмостья и рубежом средней Вислы. Наконец, первоначально 6600 штыков Мозырской группы, в дальнейшем по предположению командзапа усиливавшихся на 26 225 штыков и сабель 12-й и 1-й конной армий, на каковые твердо рассчитывал с 3 августа и по расчету времени и пространства имел право рассчитывать командзап, а всего, значит, 32 825 штыков и сабель (из коих 15 000 сабель), выходили на 29 500 штыков и сабель польской «центральной группы армий». Таким образом, несмотря на общее численное превосходство противника на Висле, мы должны были иметь численное превосходство на решающих фланговых направлениях. Это достигалось благодаря тому, что против сильного польского центра, имевшего задачи чисто пассивного характера в районе Варшавы, командзап растягивал 16-ю армию.

Руководящей идеей замысла командования Западного фронта являлся удар сильным правым крылом по мощной группировке польских войск в районе Модлин — Варшава с [523] попутной парализацией возможного польского контрманевра из-за Вепржа наступлением другой ударной группы на Люблинско-Демблинском направлении, что должно было явиться наилучшим обеспечением операции. Разгром живой силы противника приводил к падению рубежа средней Вислы со столицей государства — Варшавой, что означало перешибание станового хребта всей польской обороны. Теперь, когда из книги Сикорского мы знаем, что базирование польской армии действительно опиралось на Данцигский коридор, нам представляется излишним полемизировать с авторами, утверждающими противное. Все грозное для противника значение этого замысла прежде всего разгадал и оценил французский ген. Вейганд; подавленная психика большинства польских генералов была слишком озабочена ближайшими судьбами Варшавы, и масштаб их оперативного кругозора не простирался дальше ближайших подступов к ней.

Когда мы нарисовали читателю картину разброда и сумятицы польской военной мысли в дни кануна генерального сражения, когда маршал Пилсудский в своей книге так красноречиво познакомил нас с его собственными переживаниями, то для читателя в полной мере должно стать ясным достоинство действий нашего Западного фронта, в полной мере использовавшего элемент нашего морального превосходства. Непрерывность и быстрота нашего движения, по признанию ген. Сикорского, совершенно разлагали польскую вооруженную силу в моральном и материальном отношениях. Сильная группировка на правом крыле одновременно обеспечивала и операцию, надежно прикрывая наши главные коммуникации от Гродно на Белосток, на которые базировалось большинство наших армий. Наконец, мы должны отметить трезвый учет элемента местности и ее свойств. Форсирование р. Вислы на участке против Варшавы сопряжено было с большими трудностями, которые читатель может усмотреть сам из приведенного нами в одной из предыдущих глав описания театра военных действий. Формирование Вислы ниже Варшавы было легче осуществимо хотя бы благодаря наличию мостов в Вышгороде, Плоцке и Влоцлавске{297}. Отказавшись от лобового наступления с востока на Варшаву, что для него было [524] невыгодно в силу многих причин, командованию Западным фронтом по условиям местности надлежало придерживаться именно того плана, какой оно избрало. Кроме тех выгод, которые оно получало при форсировании р. Вислы, этот план выводил главную массу северных красных армий на возвышенное, пригодное для маневрирования крупных войсковых масс Мазовецкое плато, откуда оставался только один шаг до линии р. Вислы, а отсюда — до Варшавы, деморализованной вконец этим движением, а также до линии Данцигской железной дороги. Это движение выводило красные армии в обход опасного для них угла между pp. Висла и Буго-Нарев с находящимися там укреплениями{298}. Мы ничего не можем добавить к этим рассуждениям генерала Сикорского.

Но, как мы уже сказали, выполнить этот план в полной мере не удалось. Существенная часть его в виде удара на Люблинско-Демблинском направлении (12-я и 1-я конная армии) выпала вследствие целого ряда неблагоприятных для нас трений. Добавим только, что мы много выиграли бы, если бы полевой штаб предусмотрел и устранил технические затруднения и проделал предварительную работу по оформлению Южной группы (14, 12-й и 1-й конной армий) и организации управления ею. Тогда командзап мог бы перенести из Минска свой аппарат полевого управления числу к 12–14 августа куда-нибудь в Малкин, что чрезвычайно упростило бы вопросы управления Северной группой армий.

Трудна задача историка, если историю ему приходится писать тогда, когда живы ее участники, но, с беспристрастностью историка оценивая происходившие события и деятельность лиц, мы ставим своей задачей изучение опыта Гражданской войны для его использования в предстоящих нам революционных войнах. На анализе плана действий красных мы столь подробно остановились потому, что маневренный характер войны требует решительности и смелости, и особенной четкости в работе аппарата управления красных армейских организмов. Эти качества мы должны всемерно развивать. Между тем наш проигрыш кампании на Висле приводит некоторых авторов, быть может, незаметно для них самих, к провозглашению лозунга осторожности как высшего принципа оперативного [525] искусства. Изложением хода событий на Висле мы стремимся доказать необходимость решительных и смелых действий для достижения большого успеха. Мы думали, что подвижность армий, их способность к смелым перегруппировкам, способность к преодолению своей оперативной инерции, соединенные со смелым и твердым руководством и героизмом войск, являются вернейшим способом организации побед.

Значительное накопление непредвиденных и чрезвычайно неблагоприятных трений на нашей стороне не дало нам желательного успеха в генеральном сражении на Висле. Если критика желает план нашей операции осудить, находя его слишком рискованным, она должна, не ограничиваясь только указанием недостатков, либо дать новые варианты решений, либо указать поправки к принятому решению на основе известных в свое время данных.

Б. Шапошников в своем труде «На Висле» рассматривал возможность двух других решений: непосредственного удара на Варшаву главной массой красных сил прямо с востока или разгрома Люблинско-Демблинской группы противника «центральной группы армий» с последующей переправой на левый берег Вислы в Демблинском районе. Но, как мы теперь знаем из книги Сикорского, первая комбинация как нельзя более шла навстречу пожеланиям противника, особенно ген. Вейганда. Она приводила к лобовому удару нашего сильного центра по сильному оборонительному узлу: Варшавское предмостье — крепость Модлин — Зегрж, причем наши слабые, повисшие на воздухе фланги подвергались двойному охватывающему удару от Демблина и Насельска (5-я армия белополяков). Маневр охватывающих польских групп чрезвычайно ускорялся во времени и пространстве и в конечном итоге грозил создать обстановку Канн, Седана или Танненберга для нашего сгущенного центра. Значит, этот вариант должен отпасть. Впрочем, и т. Шапошников сам признал, что последствия такого отчаянного удара предугадать было бы трудно и что «избирать это направление для главного удара было нельзя»{299}.

Второй вариант требовал прежде всего полной перегруппировки армий Западного фронта в сторону их левого фланга. [526]

Для этой перегруппировки прежде всего не хватало ни времени, ни пространства. Ее надо было начать заранее, быть может, не переваливая еще за р. Зап. Буг, а был ли тогда в этом смысл, если уже в принципе была решена передача армий польского крыла Юго-Западного фронта в подчинение командзапа? Наконец, пусть даже такую перегруппировку и удалось бы совершить. Тогда для нашего правого крыла создалась бы совершенно такая же угроза, какая существовала для левого. Разница заключалась в том, что удар по правому крылу Западного фронта сразу же начинал грозить и главной линии сообщений Западного фронта, шедшей через Белосток, Гродно. Кроме того, группировка, предлагаемая т. Шапошниковым, усиливала левое крыло Западного фронта только на 6000 бойцов и приводила к почти равномерному распределению его сил. Сам т. Шапошников соглашался, что в принятом командзапом решении принцип «частной победы» выявлялся более резко, но зато был связан с риском, и что второй вариант «не выявлял быстрого решения операции»{300}. И еще далее т. Шапошников добавлял: «Однако как политическое положение, так и стратегическое в связи с обстановкой на других фронтах требовали быстрого решения, и мы не склонны вносить какое-либо осуждение в сторону рискованных планов»{301}.

Ген. Сикорский предлагал свой вариант решения. Он сводился к тому, что, утвердившись на железнодорожной линии Хоржеле — Остроленка — Малин — Соколов — Седлец — Луков — Парчев — Любартов — Люблин, следовало приостановиться и перегруппироваться в сторону своего левого фланга{302}. Таким образом, ген. Сикорский уточняет второй вариант т. Шапошникова, а, следовательно, все сказанное нами относительно этого варианта относится к нему со следующей добавкой: предлагаемая ген. Сикорским перегруппировка была трудна по состоянию транспорта и опасна в силу близости ее от стабилизовавшегося уже фронта польских армий, переход в наступление которых мог целиком сорвать начавшуюся нашу перегруппировку. [527]

Обращаясь к анализу плана противника, отметим еще раз, что он включал в себя элементы исключительного риска и явился плодом коллективного творчества при весьма солидном участии в нем ген. Вейганда. Вмешательство Вейганда, во-первых, расширило и уточнило его рамки, дало ясную целеустановку, активизировало весь план и созданием северного ударного крыла несколько смягчило тот риск, которым был преисполнен первоначальный замысел Пилсудского.

Мы подробно проследили зарождение, оформление и уточнение этого плана с 4 по 12 августа. Несомненно, широкий оперативный кругозор ген. Вейганда немало способствовал проведению этого плана в жизнь. В своем месте мы указали, как Вейганд пресек попытки ген. Розвадовского и Галлера превратить Северную ударную польскую группу в жидкий оборонительный кордон. Вейганд нашел весьма способного исполнителя в лице ген. Сикорского.

Пилсудский признает свой риск чрезмерным, и это совершенно справедливо. Основываясь на собственном признании Пилсудского, мы склонны считать первоначальный вариант его решения от 6 августа скорее жестом отчаяния, чем плодом здравого расчета. Кроме ближайшей цели — спасения Варшавы какой угодно ценой — Пилсудский ничего не видел. Контрманевр «центральной группы армий», по существу, являлся одной из форм активной обороны, а не широкой наступательной концепцией. Ведь целью этих армий являлось лишь уничтожение непосредственной опасности, грозившей Варшаве с востока; правда, направление удара было выбрано удачно, но выполнение его от начала и до конца висело в воздухе, почему сам Пилсудский несказанно был удивлен достигнутыми результатами. На редкость счастливый случай, почти беспримерный в летописях истории, спас замысел Пилсудского от полного краха. В решительную генеральную операцию план Пилсудского вылился главным образом потому, что трещина, раскрывшаяся между нашими Западным и Юго-Западным фронтами, открыла к этому возможность. Ген. Вейганд, по-видимому, мало возлагал надежд на успех Пилсудского, и лично сам с самого начала усиленно занялся организацией борьбы в Варшавско-Модлинском районе. [528]