Гражданская война. 1918-1921
Шрифт:
Из последующих событий стало известным, что эти дивизии как раз входили в ударный кулак Пилсудского. Исходя из аргументации самого т. Егорова, рассасывание этого кулака началось бы, таким образом, гораздо ранее достижения 1-й конной армией района Ивангород — Коцк, где сосредоточивалась 4-я польская армия{267}.
Из этого ясно, что одно лишь приближение 1-й конной армии к линии р. Вепрж оказало бы непосредственное воздействие на оперативную свободу противника. И мы считаем, что оно начало бы сказываться уже по выходе 1-й конной армии на фронт Грубешов — Замостье.
Теперь посмотрим, так ли необходимо нам было вывести 1-ю конную армию в этот район непременно до начала польского контрнаступления? Тов. Егоров сам перечислил те выгоды, которые мы могли от этого получить. Сущность их заключалась в том, что угрожающее
Но если бы 1-я конная армия вышла в указанный район позднее, т. е. достигла бы линии р. Вепрж к моменту, когда [505] все польские ударные группы пришли бы уже в движение на намеченных для них осях наступления, тогда 1-й конной армии в сотрудничестве с 12-й армией пришлось бы преодолеть лишь тонкую паутину одного польского заслона, чтобы оказаться на ничем не защищенных тылах южных польских армий. Стоит ли говорить о том, какие блестящие перспективы при этом открылись бы для нашей 15-тысячной конницы.
Все сказанное должно явиться основанием для следующих наших утверждений. Во-первых, конная армия с неменьшим, если не с большим успехом могла быть введена в дело не только до начала польского контрманевра, но и в момент его развития. Во-вторых, для того чтобы воздействие появления 1-й конной армии начало сказываться на оперативной свободе противника, а главное, на его психике, вовсе не требовалось, чтобы она уперлась прямо лбом в Коцк или Демблин. Для этого ей достаточно было появиться в районе Грубешова не позднее 15–17 августа.
Исходя из данных предпосылок, необходимо выяснить, могла ли 1-я конная армия появиться в этом районе к указанному сроку при условии начала своего движения 14 августа? Считая от района Радзехов до района Грубешова 100 км по воздушной линии и суточный переход конницы в 30–35 км, мы приходим к заключению, что к концу дня 16 августа 1-я конная армия могла выйти в район Грубешова.
Значит, оперативное взаимодействие внутренних флангов обоих наших фронтов в той концепции, которая сложилась у главкома 11 августа, было возможно и осуществимо даже в условиях запоздалого получения Юго-Западным фронтом директивы главкома 13 августа. Эту мысль подтверждает и ген. Сикорский в своем труде, указывая, что вмешательство 1-й конной и 12-й армий в операцию на Висле было возможно и сыграло бы в ней крупнейшую роль{268}.
Если же директива главкома начала бы исполняться 12 августа, то контрудар Пилсудского вообще не мог бы состояться.
Таким образом, ответ на последний вопрос совершенно ясен. На вторую часть последнего вопроса частично ответ нами дан в предшествующем изложении. Поэтому здесь мы [506] сделаем краткую сводку причин, не позволивших осуществиться взаимодействию фронтов. Эти причины в большинстве своем были субъективными, т. е. зависевшими от свободной воли лиц, так или иначе связанных с вопросом об объединении деятельности фронтов. Причины субъективного порядка, которых могло и не быть и являвшихся вполне устранимыми, но создавших целый ряд тех трений, которые в общем и сорвали план взаимодействия наших фронтов, сводятся к следующему: запоздалая постановка как Главным командованием, так и командованием фронтов вопроса о взаимодействии, запоздалое, но вполне осуществимое по расчету времени и пространства еще и 11 августа решение главкома. Плохая налаженность техники штабной работы, приведшая к тому, что весьма важные директивы главкома от 11 августа стали известны командюзу только 13 августа. Эту причину надо считать основной. Невыполнение командюзом 13 августа той части директивы главкома, в которой на него возлагалась задача по новой перегруппировке 1-й конной армии.
К этим первоначальным причинам следует добавить, несколько забегая вперед, последующие, которые начали сказываться уже во время перехода 1-й конной и 12-й армий в подчинение командзапа.
Они заключались в промедлении 1-й конной армии с выполнением директивы командзапа о выходе из боя за Львов{269} и [507] о сосредоточении ее четырьмя переходами в район Владимира-Волынска{270}; в упорном стремлении командования 12-й красной армии развивать свой главный удар не на Люблинском направлении, как того требовал командзап, а на юго-запад в направлении на фронт Томашов — Рава Русска — Каменка, т. е. выполнять прежние директивы командюза{271}. Наконец, укажем и на те ошибки, которые, по нашему мнению, следует отнести к командзапу. Командование Западным фронтом должно было дать еще более решительный бой в пользу своевременной подтяжки 1-й конной армии на Люблин даже тогда, когда конармия еще не была ему передана. От его требовательности и настойчивости зависело, безусловно, очень многое. И вот это в самый решительный момент операции командованием Западным фронтом проявлено не было.
Обратимся теперь к планам, решениям и переживаниям противной стороны. Только по изложении их наглядным для [508] читателя образом мы сможем дать исчерпывающую оценку планов и решений обеих сторон и сравнить их между собой.
Для спасения польского государства польское главное командование решило напрячь все свои усилия. Призыв под знамена всех способных носить оружие до 35-летнего возраста, усиленный набор добровольцев должны были значительно увеличить поредевшие кадры польских армий. Агитация, проводимая духовенством среди отсталых слоев солдат и народных масс, должна была повысить моральное состояние призываемых. Вслед за энергичными мероприятиями в областях организационной и агитационной последовали такие же решения и в области оперативной.
Весь ход предшествующей кампании указывал, что противник должен решительно порвать с предыдущими методами своих действий. В коллективном сознании польских генералов созревала мысль о необходимости предварительного отскока назад для обеспечения себе свободы полной перегруппировки своих сил. Первые намеки на оформление этой мысли имеются в «общей оборонительной инструкции» польского генерального штаба от 4 августа 1920 г.; в ней уже говорится о принятии генерального сражения, опираясь на рубеж р. Вислы. Прибывший 25 июля 1920 г. в Польшу бывший начальник штаба маршала Фоша во время мировой войны ген. Вейганд более четко и настойчиво проводил ту же мысль. Он весьма последовательно{272} развивал идею о создании нового прочного фронта, настолько оттянутого в глубь страны, что можно было образовать необходимые резервы, [509] которые и использовать для активного маневра с обоих флангов. Ген. Вейганд вполне разделял мнение начальника постоянной французской военной миссии ген. Анри о необходимости создать сильную армию на северном крыле Польского фронта в виду той опасности, которая угрожала столице государства в случае обхода ее с севера{273}. Все эти подробности мы привели для того, чтобы показать, что польский план действий не возник сразу и не явился делом творчества одного лица, как это думают некоторые наши авторы, слишком доверяясь книге Пилсудского «1920 год». Маршал Пилсудский находился под впечатлением неудачи своего плана о развитии активного контрманевра с линии р. Зап. Буг. Подавленность и растерянность окружающих влияли и на него. Трудно сказать, во что бы вылился его собственный план, не дай ему путеводной нити оба французских генерала. О своем состоянии духа и мысли красноречиво повествует он сам в своей книге «1920 год» в таких выражениях:
«Все комбинации давали ничтожное количество сил, бессмыслицу исходных данных, безумие бессилия или чрезмерный риск, перед которым логика отступала. Все представлялось для меня в мрачных красках и безнадежным. Единственными же светлыми пятнами на моем горизонте являлись отсутствие на тылах конницы Буденного и бессилие 12-й красной армии, которая после поражения на Украине не была в состоянии оправиться». Поэтому Пилсудский, не охватывая обстановку в целом, как это делали Вейганд и Анри, видел перед собой только непосредственную опасность на ближайших путях к Варшаве, что и привлекало его главное внимание. В этом мы склонны искать психологические предпосылки того плана действий, который он наконец создал.
Этот план предусматривал активное маневрирование только одним южным крылом Польского фронта. В основу плана Пилсудского были заложены следующие предпосылки: главный удар красных армий на Варшаву последует южнее р. Зап. Буг, причем армии, следующие севернее линии Гродно — Белосток — Варшава, переправляются где-нибудь в районе Малкин — Брок на южный берег Буга. По расчетам Пилсудского, севернее р. Зап. Буг можно было рассчитывать [510] лишь на второстепенный удар со стороны красных, выражающийся в попытках обхода его левого крыла вдоль восточно-прусской границы{274}.