Гражданская война. Миссия России
Шрифт:
Июль месяц проходил в подготовке белых армий к исполнению Московской Директивы. Красные армии пассивно отходили. На Екатеринославском направлении конные части генерала Шкуро, действуя небольшими отрядами, стремились к Киеву и перешли Днепр…
Командование РККА и советское руководство били тревогу. Не ослабляя натиска на восток против армий адмирала Колчака, они развернули активную организаторскую и пропагандистскую работу по мобилизации сил на отпор Деникину. Уже в конце июля на Южном фронте против сил Юга России было сосредоточено около 165 штыков и сабель и 611 орудий. Согласно директиве главкома Красной Армии С. С. Каменева от 23 июля намечался переход в контрнаступление. Главный удар предполагалось нанести 9-й и 10-й армиями левого крыла фронта по правому крылу армий Деникина (Кавказской и Донской армиям) из района юго-западнее Саратова в направлении Царицына. В состав ударной группировки включался вновь сформированный Конный корпус С. М. Буденного. Общее командование этой группировкой было возложено на командарма В. И. Шорина. Вспомогательный
Космин долго бродил по улицам многолюдного, облитого июльским солнцем и жарой, пыльного Ростова. Одиночество снедало его душу. На знакомых улицах он с болью и любовью вспоминал бурные события последних лет своей жизни. Пред его мысленным взором пробегали картины взятия этого большого и красивого города стрелковой добровольческой бригадой дроздовцев пасхальной ночью прошлого года, знакомство с семьей Усачевых, отступление и взятие Новочеркасска. Затем Космин вспомнил города Приазовья, море, покорившее его своим величием и великолепием. Вспомнил сослуживцев и друзей по дроздовской бригаде: Пазухина, Новикова, Гаджибеклинского, Усачева и других. Ему стало легче на душе, одиночество отступало. Что-то томительное, щемящее, вечное вошло в его сердце и душу, озарило красно-золотым невечерним светом. Он вдруг ощутил одно из тех переживаний, которое не спутаешь ни с чем, он почувствовал, что наступает раннее прощанье с молодостью. В глубине души родилось чувство величия и значимости жизни, ее неповторимости и неизбежности. Следом перед его мысленным взором явилась Женя, прошлое Рождество, Святки.
– Боже, любимая моя, зачем ты уехала из Ростова и оставила меня? Я не успел, не застал тебя. Но ты все же права. Здесь опасно, хоть сейчас Ростов и в глубоком тылу наших армий, – проносились одна за другой мысли в его голове.
Ему вновь стало невыразимо тоскливо и одиноко. Он понял, что голоден, ибо, находясь в дороге, уже почти сутки не ел.
«Пойду, найду хорошую ресторацию. Деньги есть, получил немалые отпускные. Выпью и поем хорошенько», – подумал с облегчением Космин.
Он нашел приличный ресторан близ центральной площади города. Уже после двух первых стопок холодной водки ему стало полегче на душе. Кирилл закусил черным хлебом, селедочкой, украшенной нарезанным луком, салатом, сыром, заказал себе борщ и выпил еще стопку. И тут стихи сами полились из его сердца:
Кто б сказал, как юность прощаетсяС похмеляющей душу молодостью.Как они потом распрощаютсяС набежавшей временной холодностью.Кто б сказал, как молодость встретитсяС отрезвляющей душу зрелостью.И как зрелость потом осветитсяБеззаветной, лихою смелостью! —полупьяно, как во сне шептали губы Кирилла…
Вечерело. Ресторация наполнялась посетителями. Офицеры помоложе шумными компаниями, а постарше – под ручку с дамами торопливо занимали столики, по-хозяйски усаживаясь на стульях. Захмелевший Кирилл с интересом рассматривал входивших, замечая опытным глазом, что боевых офицеров-фронтовиков среди присутствующих почти и нет. Все больше были штабные, лощеные, в чистых, отутюженных мундирах или в британских френчах. Только один поручик из компании за соседним столиком, с повязкой на голове, явно выделялся среди других своей полинялой офицерской гимнастеркой. Он и среди своих собутыльников держался не очень уверенно. Когда стемнело на улице, в помещение стали заходить мужчины в штатском с шикарно одетыми дамами в брильянтах. Затем появилась группа французских матросов с русскими проститутками, что вульгарно курили, пускали дым в лицо своим ухажерам и даже негромко матерно поругивались. В зале включили неяркое электрическое освещение и зажгли сечи в бронзовых подсвечниках, расставленных на столах. Где-то в углу пианист, одетый в черный фрак, нервными пальцами пробежал по клавишам рояля. Негромко, но басовито разлились томные аккорды Шопена. Неровно горели свечи, их свет таинственно мерцал на стенах, потолках и портьерах зала. Синий папиросный и сигарный дым плавал и укутывал многочисленных посетителей. Кирилл выпил еще пару рюмок, поел и, уставившись взглядом в графин, думал о Жене. Губы его шептали стихи. Тут по столу мелькнула чья-то тень, качнулось пламя свечи от шелеста женских одежд, и кто-то, не спросив разрешения, тихо приземлился на стуле напротив. Космин поднял глаза. Нет, он даже удивился тому, что не удивился, увидев ее…
Перед ним сидела Соня. Небольшая голубая шляпка аккуратно покрывала ее голову и венчала красиво уложенные черные волосы. Легкая серебристая вуаль была чуть приспущена до уровня неярко накрашенных губ, но не могла скрыть сияния ее выразительных, томных глаз. На ней было легкое, шелковое сиреневое платье с большим декольте, довольно просторное, но подчеркивающее талию.
Несколько минут они молчали, пристально разглядывая друг друга. Она, видимо, ждала, когда он первым начнет разговор. Но Кирилл как воды в рот набрал и угрюмо смотрел на свою супругу. Только стекла пенсне слегка запотевали у переносицы.
– Ты не хочешь спросить меня ни о чем? – наконец произнесла она.
– Не хочу.
– Я так и думала, что ты служишь здесь, у Деникина. Единственно боялась, что тебя могли уже убить.
– Цел пока, как видишь.
– О, у тебя даже прибавилось звездочек на погонах! Видимо, ты хорошо сражаешься за Белое дело. В вашей армии так просто звезды с неба на погоны не падают, – с долей иронии произнесла она.
– Я защищаю Россию. А она – одна, и другой у меня нет и не будет, – без пафоса парировал он.
– Ну, полно, Россия там, где мы.
– Ошибаетесь, мадам, ибо вы и меня, и Россию уже оставили.
– Надо же встретились спустя два года, и не в Москве, а в каком-то Богом забытом Ростове, чтобы поспорить о политических проблемах российской действительности, – с долей цинизма произнесла она.
– Прекрасный город, я нашел здесь свое счастье.
– Ты женат?
– Пока да, на вас, мадам. Но мне еще предстоит расторгнуть брак с вами.
– Я не спешу! Меня устраивает твоя фамилия, – с колкой улыбкой произнесла она.
– Я надеюсь, ты не одна пришла сюда?
– Мог бы и не задавать этого вопроса.
Фортепьяно смолкло, пианист встал и раскланялся. Захмелевший офицер с повязкой на голове взял в руки гитару и негромко, красиво запел, несмотря на хохот французских моряков и их спутниц:
Август к осени в объятия торопится.Соком полнится янтарная лоза.Над Россией хмарь и непогодица.Приглядитесь – это плачет Богородица,Скрыв за тучей синие глаза.Говорит она, что нынче в небе звездыРасшатали гулом бронепоезда.И летят они полынью в росы,И свинцом врезаются в покосы.И, упав на землю, гаснут навсегда.Пред лицом Ее вы держитесь спокойно.Тихо шепчете: «Даст Бог, не пропадем».Я отвечу: «Если в август знойный,Приняв все, что Бог ссудил, достойно,Вслед за звездами не ляжем под огнем,Пусть тогда под пулями сорвутсяНаши звезды с неба и с погон.В белых ротах не найдется труса.Абиссинскому царю-негусуСформируем русский легион.Сформируем русский легион, —задушевно тянул гитарист.
Смех французов и кокоток постепенно смолк. Все внимательно слушали слова песни. Послышалось всхлипывание – какая-то женщина плакала.
– Кто же он, твой новый избранник? – тихо спросил Кирилл.
– Видишь вон там, левее, от тебя через два столика, солидного господина, одетого в белый костюм? Он ревниво следит за нами и нервно курит, – вполголоса отвечала она, затем достала из сумочки и прикурила от свечи тонкую и длинную папиросу.
– Вижу. Да, он явно далеко не беден. И действительно ревнив, – произнес Космин, слегка прищуриваясь и поправляя пенсне.
– Да, он золотопромышленник. У него были немалые доходы, пока в Сибирь не пришла революция, а за ней и Гражданская война. Но он владеет кругленькой суммой в швейцарском банке.
– Так ты у него на содержании?
– Если так тебе угодно, то да. Надеюсь, ты не приревнуешь и не устроишь сцену, – без смущения отвечала Соня.
В стылом храме пахнет талым ладаном.Друг мой, вспомните, что было год назад;Бинт белел, белел, шинель была залатана,А она была, как хмурый день заплакана,Дым свечей туманил синие глаза.А потом вагон, прокуренный и тесныйВдаль увез ее, быть может, навсегда.Впрочем, знайте, будет вам верна невестаТам за серой степью, за зеленым лесомБудет ждать вас, хоть до Страшного Суда.Пред лицом Ее вы держитесь спокойно.Тихо шепчете: «Даст Бог, не пропадем».Я отвечу: «Если в август знойный,Приняв все, что Бог ссудил, достойно,Вслед за звездами не ляжем под огнем,Пусть тогда под пулями сорвутсяНаши звезды с неба и с погон.В белых ротах не найдется труса.Абиссинскому царю-негусуСформируем русский легион.Сформируем русский легион, —