Гражданская война. Миссия России
Шрифт:
Взгляд подъесаула уперся в верхний ярус колокольни, и он довольно ясно различил какого-то молодого белокурого парня в телогрейке, что тянул на себя канат и раскачивал язык, ударявший в стены колокола. Порой парень что-то кричал, и Туроверову показалось, что снизу в него стреляли. Винтовочные выстрелы через секунду-другую донеслись до казаков. Туроверов опустил бинокль ниже и увидел, что между хат гарцуют верховые в черкесках и лохматых папахах. На плечах у них были различимы погоны.
– Нет, братцы, в селе наши. По мундиру похоже – кубанцы. Это, видать, кто-то из местных большевиков шум устроил и решил в колокол позвонить за упокой советской власти и своей красной души. Побежали-ка вперед, – негромко сказал-скомандовал
Казаки тронули коней. Минут через семь они были уже близ околицы. В селе явно творился переполох. Где-то начинался пожар, и тянуло едким желтовато-белым дымом. Раз от разу палили из винтовки, слышались мужские крики и хохот, женский ор, детский плач, боевой гогот гусей, кудахтанье кур, и все это перекрывал заполошный колокольный гул. Туроверов, насмотревшийся за последние дни на казачьи грабежи и мародерство, все же почувствовал что-то неладное. Какое-то внутреннее чувство и интуиция подсказали ему, что здесь что-то не так…
Еще не въехали они в село, как вдруг из кустов встречь им выбежала молодая, растрепанная женка с синяком под глазом и истошно завопила:
– Ой, ратуйте, православныя! Ой, Галиночка! Ой, Галина! Спаситя! Помогитя!
Увидев верховых, она перекрестилась и со всех ног бросилась к ним.
– Ой! Спаситя, русския, казачки! – в ужасе верещала она, протягивая к ним руки.
Туроверов быстро оставил седло и попытался успокоить молодку, но та в истерике указывала на кусты и, хватая за рукав, тянула Николая туда. Двое разведчиков сошли с коней и во главе с подъесаулом стали быстро продираться через кусты ивняка и заросли лопухов направо от дороги. Туроверов вроде бы и удивился, но с другой стороны все сразу стало понятно ему. Казаки увидели, что какой-то здоровенный кавказец (вероятно, кабардинец или дагестанец) в черкеске, сбросив папаху с головы и приспустив штаны, завалил русскую бабу и, разодрав на ней исподнее, насильно раздвигает ей ноги. Другой кавказец поменьше, в папахе и в черкеске, одной рукой зажимал ей рот, придушил и пытался плетью стянуть ей руки. Все стало ясно казакам без слов. Туроверов догадался, что перед ним представители одного из полков «доблестной» Сводного горской дивизии мусульман Кавказа. Он неоднократно слышал о «подвигах» этих головорезов от офицеров Кубанского корпуса.
«Слава Богу, что винтовки насильников приставлены к стволу дерева, а кинжалы в ножнах», – мелькнула мысль в голове подъесаула.
Он мигнул, и его вестовой быстро овладел винтовками «черкесов». Тот, что пытался связать женщине руки, кинулся было к оружию, но вестовой ударом сапога в нос и в зубы свалил его на землю и этим, вероятно, выключил его на время. Верховской казак передернул затвор и направил ствол на главного насильника. Тот поднялся на ноги, натягивая штаны, и, растопырив указательный и безымянный пальцы правой кисти, уперся своим взглядом в подъесаула. Лицо его стало хищным и наглым.
– Буту тэбя эпать, и мой джигит твои казаки эпать буту! – вызывающе прошипел он.
Казаки с долей испуга на лице попятились назад, но Туроверов не думал ни секунды. Удивительно, но правая его рука не потянулась к шашке на левом боку, пальцы ее не расстегнули кобуру, чтобы выхватить револьвер и направить его на «черкеса». Нет, рука сама собой, сжав кисть и пальцы в кулак, описала правильную дугу и нанесла тяжелый удар в лицо насильнику. Тот, опрокинутый хлестким и мощным укоротом, пал навзничь. Рот его от удивления раскрылся, глаза округлились, из носа потела юшка.
– Свою эпалку воткни в свой вонючий зад! – с омерзением негромко проскрежетал подъесаул.
Для немного опешивших казаков удар их офицера послужил сигналом. Они накинулись на «черкеса» и стали с остервенением молотить его ногами и прикладами винтовок. Тот под градом ударов смог подняться на колени, поднять руки и начать умолять:
– Русски, не убивай, просты. Ради Аллах! Нэ надо убивать!
Вестовой Туроверова, озверело ухватив насильника за ворот, порвал на нем черкеску. Верховской казак нанес ему удар сапогом в лицо. Тот, несмотря на грузную фигуру и высокий рост, ловко перевернулся и, вскочив на ноги, бросился бежать в сторону села. Но вестовой умело подсек «черкеса» ударом ноги в падении. Насильник вновь распластался на земле. Казаки, словно коршуны, сызнова бросились добивать и клевать свою добычу.
– Братцы, да дайте мне хоть разок-то вдарить! – с долей сожаления воскликнул подъесаул, понимая, что его подчиненные взяли дело в свои руки и добивают кавказца.
Нет, Туроверову не жаль было насильника, но он действительно, как в молодецкой драке, хотел внести и свою лепту в это мужское правое дело.
– Остынь, вашбродь, без тобя совладаем! – сопел верховской детина, нанося очередной удар кулаком.
«Черкес», понимая, что приходит его смертный час, вероятно напрягая все силы своего большого и грузного тела, все же вдруг сделал последний, казалось, спасительный для него рывок, и, освободившись из рук своих губителей, побежал сквозь кусты в сторону села.
Туроверов соображал мгновенно. Он увидел кровавые ссадины на голове и шее кавказца, рваные и располосованные черкеску и бешмет, увидел, что тот бежит босиком. И в то же мгновение пальцы его правой руки вырвали револьвер из кобуры, и он, не задумываясь, нажал на курок, дважды выстрелив в спину бежавшего. Тот кувырнулся и исчез в кустах.
– Ну-ка, хлопцы, быстро по коням, а то весь их табор здесь скоро будет! – скомандовал подъесаул.
Он мгновенно обозрел место стычки с «черкесами». Тот невысокий, которого верховской казак ударил в висок в самом начале, приходил в себя, лежа на боку, и начал шевелиться.
– Добить энтово? – указывая пальцем, спросил вестовой.
– Оставь. Пусть оживет, другим таким же порасскажет, как трогать русских баб.
Взгляд его остановился на женщинах, стоявших у кустов в некотором отдалении и с ужасом наблюдавших за происходящим.
– Как же ты, такая-разэтакая, под того абрека попалася? – с долей облегчения и тревожной улыбкой спросил Туроверов у той, что подверглась насилию.
– В лещине мы ховалися, да я по малой нужде было, а он-от заметил и за мною увязалси… – вытирая слезы, всхлипывая, отвечала молоденькая, довольно смазливая крестьянка.
– Ну, бабы, ноги в руки да бегом отсель, да подале, а то набегут скоро их дружки. А так нет нас тут и не было, и спросу никакого! – с этими словами подъесаул огрел плетью коня, и скоро казаки растаяли в лощине за полем.
В самый разгар наступления вооруженных сил Юга России большевистское руководство напрягло все силы Республики для разгрома армий генерала Деникина. По предложению Главкома С. С. Каменева Южный фронт был разделен на Южный (14-я,13-я, 8-я, а затем и 12-я армии) и Юго-Восточный (9-я, 10-я, и 11-я армии). Для Южного фронта под командованием А. И. Егорова (члены Реввоесовета – И. В. Сталин, М. М. Лашевич) основным направлением стало Орловско-Харьковское. Юго-Восточный фронт, которым командовал В. И. Шорин, был нацелен на Царицын и Новочеркасск. Меры, предпринятые правительством большевиков, позволили уже к середине октября иметь на Южном и Юго-Восточном фронтах около 155 тысяч штыков и 21 тысячу сабель, 892 орудия. Красная армия превосходила силы армий Деникина в полтора раза. Она имела и огромное превосходство в резервах, которые у Деникина были уже исчерпаны. За сентябрь – ноябрь 1919 года Южный и Юго-Восточный фронты получили пополнение численностью до 325 тысяч бойцов. Красные постепенно обрели и моральное превосходство над противником, особенно над казачьими частями Донской и Кавказской армий, для которых война представлялась как бы на «чужой территории».