Гражданская война. Миссия России
Шрифт:
Отирая платком гарь и грязь с лица, протирая пенсне, Кирилл осматривается. Недалеко от батареи казаки-кубанцы подкатывают и устанавливают четыре пулемета – два «максима» и два «льюиса». Их огонь не сразу, но останавливает стрелковые цепи. Красные откатываются из лога на холмы с большими потерями, оставив на склонах сотни недвижных или ползающих людей в серых шинелях. В воздух поднимаются клубы порохового дыма, гари, частицы пыли и льда. Лица артиллеристов темны от копоти. Запоздалое солнце озаряет поле разворачивающейся битвы. Дует ветер, разгоняя пороховой дым, позволяя пробиться солнечным лучам…
– Ур-ра-а-а! –
– А-аа! – слышится за логом. Рядом рвутся снаряды, визжат осколки – то бьет артиллерия красных.
– Подпоручик! Велите батарее перенести огонь вон туда, восточнее. Надо накрыть их орудия за этими высотами! – кричит Лукин, обращаясь к Космину и пытаясь рассмотреть в бинокль что-то там, за холмами.
– Батарея! Развернуть орудия на четверть оборота вправо! Заряжай! Прицел 50! – командует Космин.
– Огонь!
Орудия, содрогаясь, выпускают снаряды. Звенят выбрасываемые гильзы. Но тут Лукин разворачивается вполоборота на север и, округлив глаза, во все горло орет:
– Прекратить огонь! Развернуть орудия вполоборота влево!
Космин резко поворачивается и смотрит туда, куда указывает рукой командир батареи. А там весь гребень холмов и противоположный спуск к логу покрывается конной лавой, атакующей во фланг кубанских казаков. Над лавой вздымается и развивается под ветром красное полотнище.
– О-о-ошь! – доносит ветром с той стороны лога.
«Господи! Да их тут тысячи полторы сабель!» – мгновенно мелькает в голове Кирилла.
– Сметут кубанцев, сукины дети! – кричит Лукин. – Батарея! Гранатой заряжай! По конной лаве противника правее, прямой наводкой… Пли!
Орудия подбрасывает отдачей. Пулеметы кубанцев неистово рокочут справа, отсекая конницу красных. На противоположной стороне лога гранаты рвут и сметают десятки верховых, но сотни их уже схлестнулись с кубанцами. Там закипает кровавая сабельная сеча. Над полем сражение кружит аэроплан…
Кульминация пришлась на 19 октября, когда корпуса Шкуро и Мамонтова, усиленные пехотой (9500 сабель, 2000 штыков, 42 орудия, 235 пулеметов), силами двенадцати конных полков нанесли удар на стыке 4-й и 6-й кавдивизий в направлении на Хреновое. Ни Лукин, ни тем более Космин, да мало кто даже из командования белых в тот момент знал, что комкор Буденный, стремясь ослабить наступление корпусов Мамонтова и Шкуро, бросил навстречу им приданные ему части новобранцев 12-й стрелковой дивизии (8-й армии). В завязавшемся сражении, когда части корпуса генерала Шкуро вступили с ними в лобовое столкновение и уже, казалось, отбросили 12-ю дивизию, Буденный ввел в бой еще свежую 4-ю кавдивизию своего корпуса. Эта дивизия неожиданно атаковала в левый фланг наступающие части корпуса Шкуро. Кубанская конница не выдержала удара превосходящего числом противника и в ходе кровавой схватки отошла на несколько верст западнее…
Есаул Пазухин участвовал в обходном маневре высот, на которых закрепились стрелковые цепи красных. Совершенно неожиданно для казаков после трехверстного галопа с холмов на них покатилась лава красной конницы, преследующей кубанский полк, что еще двадцать – двадцать пять минут назад сам успешно атаковал и захватил высоты, выбив оттуда батальоны 12-й стрелковой дивизии.
Пазухин видел, как слева прямо на него, опустив пику и нацелив страшное оружие ему в живот, летит красный кавалерист.
«Шашкой пику отбить можно, но сам спасусь, а коня покалечит, каналья!» – мгновенно соображает есаул.
Он рвет из-за пояса револьвер. Оставив левой ногой стремя, перекидывает вес тела на согнутую правую, держась за поводья, ныряет под брюхо коня, успевает ухватиться за чересседельную подпругу и дважды палит в красного. Наконечник пики проходит рядом с подошвой сапога на вершок выше седельной луки. Верховой, атаковавший есаула, роняет пику, откидывается назад и заваливается.
«Спасибо старому кубанскому сотнику, что учил меня этому!» – с трепетом и дрожью мыслит Алексей.
Но кубанцы под обстрелом и потеряли уже полторы сотни сабель. Две тачанки с пулеметами поливают их с высоты. И вот уж красные конники мнут и давят кубанцев. Их вдвое больше. Надо спасать казаков.
– Со-отня! В отры-ыв! За-а мной! – орет Пазухин во всю мощь своей глотки и указывает гурдой на запад…
Космину казалось, что сражение затихает, ибо сабельный смерч, обрушенный на кубанцев, унесло за холмы. Но подсознательно он чувствует и даже понимает, что это не так. И действительно, не прошло и десяти минут, как тяжелый, гулкий топот тысяч копыт и ржание вновь будоражат округу. Гул идет откуда-то из-за спины и правее. Космин, Лукин и батарейцы, обернувшись, видят, как с юго-запада, поднимая пыль и снег, разворачивается и накатывает донская казачья конница. Выпростанные клинки и наконечники опускаемых пик сверкают на солнце. Усатые и чубатые мужественные лица, казачьи папахи, короткие кавалерийские полушубки и длинные шинели с погонами, седла с высокой лукой, кованые копыта мелькают перед глазами. Донцов много, во всяком случае, не меньше тысячи пик и сабель, а то и больше. Казачьи кони идут порывистым, быстрым аллюром.
– Со-отня! Марш! Марш! Марш! – командует усатый есаул, указывая отточенной синеватой гурдой на север.
Космин непроизвольно крестится… Конница летит туда, где еще недавно красные скрестили клинки с кубанцами. Пулеметы кубанцев молчат, их отвели куда-то. Но!.. Левее из-за холмов вырывается на простор, и несется встречь ей не меньшая числом лава красных.
«Да-ешь! Да-ешь!» – доносится и бьет в лицо ее страшный, как набат, боевой клич.