Гражданская война. Миссия России
Шрифт:
Да! Успешная и кровопролитная оборона Московского Кремля офицерами и юнкерами в ходе боев за первопрестольную столицу в ноябрьские дни 1917 года многому научила большевиков! В глазах советского правительства стены и башни Московского Кремля также еще долго оставались не памятником, а оборонительным сооружением, внутри которого можно было надолго разместиться и относительно безопасно отсидеться в тяжелое время. В октябре комендант Кремля приказом за № 2817 потребовал от Главнауки и Главмузея «срочно заделать окна и отверстия в башнях и стенах по соображениям обороны». Распоряжение это, доведенное до сотрудников ЦГРМ архитектором И. В. Рыльским, срочно обсуждалось на заседании. Постановление
Но, как вскрылось со временем, не только подобные средства «обороны» угрожали Московскому Кремлю. В Чудовом монастыре по приказу коменданта было складировано 6000 пудов артиллерийских снарядов. Случайно брошенный окурок, от которого могла загореться газета, деревянные ящики, или случайная детонация привели бы к взрыву, который, в свою очередь, уничтожил бы как минимум половину памятников Кремля за несколько секунд. Сотрудники ЦГРМ, узнав об этом, сразу же постановили довести эту информацию до сведения ВЦИК, но склад с боеприпасами чудом просуществовал в Чудовом до 1922 года.
В середине октября 1919 года войска Южного фронта перешли в контрнаступление по намеченному плану. Наиболее кровопролитные бои развернулись на орловском и тульском направлениях, где сражались отборные офицерские части Добровольческой армии. В жестоких боях, длившихся с 16 по 20 октября, дроздовская дивизия, отдельные части которой были переброшены под Воронеж, понесла большие потери в неравной борьбе. Стрелковые и пехотные соединения корниловцев и марковцев, лишенные маневра, ибо конный корпус Шкуро и Конный корпус Добрармии были также переброшены на восток, все еще продолжали отбивать атаки соединений 13-й армии красных. Но угроза окружения, возникшая в связи с прорывом Конного корпуса Буденного и 8-й армии к Воронежу, заставили части Добровольческой армии 20 октября оставить Орел, Ливны и отходить на юг. В те дни небывалое по ожесточенности встречное сражение развернулось на левом крыле Южного фронта, сначала у Воронежа, а затем и у Касторной…
Касторная! Немалый железнодорожный узел и городок возле него. И откуда такое странное название у этого небольшого русского города, затерянного в степной курско-воронежской глубинке? Верст пятьдесят на восток по железной дороге, и вы попадете на правобережье верховьев Дона. Великолепные, красивейшие места! Меловые светло-серые горы, крытые лесом и кустарником, высятся над вьющейся меж гор, плавно несущей свои воды к далекому морю рекой. Пляжи, отмели с золотым песком и заливные луга левого берега позволяют видеть с высот правого берега заречные степные дали, раскинувшиеся на сотни верст – далеко на юг и на восток. Сколько рыбы ходит в тихих заводях Дона, сколько дикой птицы вьет свои гнезда в камышах и кружит над рекой у приречных высот! Веет ветер над вершинами гор, и в этом веянии и шуме слышен голос веков. Вокруг простор и воля!
Знал ли Космин, что ожидают его в этих местах важные вести, нечаянные встречи, а следом ошеломляющие откровения и перемены? Конечно, не знал. Но чуткая душа его, врожденная интуиция и природный ум, словно тлеющий огонек в камине, напоминали, подсказывали что-то, чего еще не понимал он сам. Душа его ждала хорошего огня в топке и тепла в ту суровую, морозную ночь страшной российской реальности, именуемой Гражданской войной.
Все воинские части, прибывавшие на усиление Кубанского корпуса генерала Шкуро, направляли на привокзальную площадь, а оттуда посылали на постой в городке. Вдали на востоке грозно рокотала артиллерийская канонада. И тут у вокзала кто-то хлопнул Космина сзади по правому плечу. От неожиданности Кирилл повернулся и увидел перед собой казачьего офицера в заломленной набок кубанке и кавалерийском овчинном полушубке, усатого, с улыбкой во все лицо.
– Ба! Да это не кто иной, как сам подпоручик Космин! Верить ли мне очам своим!? Кирилл! Жив-здоров! Дружище!
– Бог мой! Алексей! Это ты ли?! – воскликнул в изумлении Кирилл.
– А кто бы еще, если не я? – отвечал обрадованный нечаянной встречей Пазухин.
– Господи Боже мой! Да ты, я гляжу, уже ротмистр?
– Это, друг мой, казачьи войска! Потому не ротмистр, а есаул!
– То-то, я смотрю, одна голубая полоса и осталась на погонах, а все звезды слетели. Есаул! Когда ты только успел, Алексей?
– Успел, как видишь. Весной-летом наш Кубанский корпус, может, слышал, дрался в Восточной Малороссии. Били махновскую да петлюровскую рвань. Вот тогда и присвоили мне подъесаула. И нужда в офицерах была немалая. А этой осенью, в конце сентября, за взятие Воронежа произведен в есаулы (как ты говоришь, ротмистры). Словом, еле успел звездочки смахнуть. Да вон еще и дырочки видны.
– Ну, поздравляю, Алеша-дружище!
– Я вижу, ты тоже времени даром не терял, вон подпоручика получил!
Они крепко обнялись, расцеловались. А потом сидели в просторной пристанционной ресторации шумной офицерской компанией, каковых было немало в подобных местах прифронтовой полосы, и пили все подряд, что было в буфете и в офицерских флягах.
– Думаю и вижу, Кирилл, неспроста вас перебросили сюда, хотя этим ослабили Добрармию. Здесь, под Воронежем, решается сейчас судьба Москвы. Слышал, у красных сформирован конный корпус Буденного? Не-ет?! Набран из отъявленных рубак и головорезов. На Покров 1-го (13-го по новому стилю) октября Буденный завязал сражение с Донским корпусом Мамонтова в районе Московского – это восточнее Воронежа. Отсюда совсем недалеко – за Доном. Одновременно в контрнаступление перешли части их 8-й армии. До вчерашнего дня – 4-го (17-го) шли и продолжаются жестокие встречные бои. Отдельные населенные пункты по несколько раз переходят из рук в руки. Я был там – в разведке – и знаком с боевой обстановкой, – с жаром, но негромко говорил хмелеющий Пазухин, обнимая Космина за плечо.
– Чего же ожидать далее? – с тревогой спрашивал Космин.
– Далее? Завтра-послезавтра наш конный Кубанский корпус и Донской Мамонтова, усиленные пехотой и вашей артиллерией, – до 10 тысяч сабель и 2 тысячи штыков – нанесет удар по корпусу Буденного на стыке их 4-й и 6-й дивизий в направлении на Хреновое. У нас 5 бронепоездов, почти 250 пулеметов. Представляешь, что будет?..
– Господа! Возьмем первопрестольную, перевешаем большевиков, восстановим законную власть! – поднимая стакан с водкой, громко выпалил тост молодой, интеллигентный, с легким пушком над верхней губой хорунжий в светлой черкеске с газырями.
– Во, тогда погуляемо! – проскрежетал, хитро улыбаясь и покручивая ус большими, как из чугуна литыми пальцами, сотник. Видно было, что это офицер, выбившийся в люди из простых казаков. На нем был тесноватый красный чекмень, поверх которого была накинута на плечи большая бурка. На поясе красовался широкий и длинный кавказский кинжал.
Все подняли стаканы, кружки, чокнулись и выпили залпом.
– Слушай, Кирилл, кого видал из наших дроздовцев в последний раз? – спросил Пазухин.
– С тех пор как перебросили под Орел, а потом сюда, – никого. Но я слышал, что Гаджибеклинский переведен, как и ты, в Кубанский корпус.