Гражданская война. Миссия России
Шрифт:
– Понятно. А что говорят добровольцы-офицеры о боях под Орлом, Курском, Воронежем, Касторной? – продолжал интересоваться комиссар.
– Говорят мало. Но по всему видно, что поражение белых в этих операциях стало полной неожиданностью для многих из них. Никто не предвидел таких массированных и маневренных ударов красной кавалерии, столь слаженно действовавшей со стрелковыми и пехотными частями, с бронепоездами.
– Да, как показал себя Конный корпус Буденного! Отныне преимущество белых в коннице и кавалерии ликвидировано! Советская власть сумела организовать и создать более превосходную конницу. Деникину
– Специалисты, несомненно, есть, но их немного, и те не очень надежны. А французские и британские инструктора даже за большие деньги не всегда готовы принять участие в боевых действиях на стороне белых, – отвечал Кирилл.
– Да, с интервенцией Антанты все уже ясно с весны этого года! Французы и англичане бояться посылать своих солдат против армии рабочих и крестьян, иначе те повернут штыки против своей же буржуазии, как это было уже с немцами после братаний на германско-русском фронте, – уверенно изрек замполит и посмотрел на Космина.
Но Кирилл промолчал в этом случае и только склонил голову.
– Ви, как я поньимаю, в прапорщики не у бэлых произведены? – вдруг задал вопрос комполка.
– Так точно. С весны шестнадцатого года воевал на германском фронте. Там и был произведен, – четко отвечал Кирилл.
– И где жэ фоэвать пришлось? – вновь с интересом спросил комполка.
«Латыши! Они же дрались тогда под Ригой!» – вихрем пронеслось в голове Кирилла.
– Северо-западный фронт. 2-я батарея артбригады 2-го Сибирского стрелкового корпуса, – вновь четко отвечал Кирилл.
– Рижскую операцию застали?
– Имел такое удовольствие. Рядом с нами тогда отлично дрались латышские стрелки. Наша стрелковая дивизия им многим обязана, – с подлинным пиететом произнес Кирилл.
– Да, фложили тогда немцам латыши за родную Ригу. Я ф те дни ротой командофал в чине подпоручика, – теплея голосом и глазами, произнес комполка.
– Помнится, 20 августа германцы атаковали 6-й Сибирский корпус, западнее Икскюля. Тогда 6-й Сибирский отступил на тыловую позицию, но продвижение немцев было остановлено. А 2-я гвардейская германская дивизия встретила стойкое сопротивление латышских стрелковых частей. Кажется, в боях на реке Малый Егель немцы были остановлены 2-й Латышской стрелковой бригадой. Именно удар латышских стрелков и позволил избежать окружения правофланговым 6-му и 2-му Сибирским корпусам, – обстоятельно и со знанием дела высказался Кирилл.
Комиссар и комполка, услышав это, с долей уважения посмотрели на Космина.
– Да, если бы не предательская политика генерала Корнилофа и командофания фронта, не отдали бы Ригу немцам, – с сожалением сказал комполка.
– Корнилов явно не стремился удержать Ригу. Хотел подавить революционное движение в армии. Вот он и отдал приказ командующему 12-й армией, оборонявшей столицу Латвии, отступать к Вендену. По их мнению, угроза германского вторжения могла остановить процесс революционного брожения. Вот русские войска и оставили Ригу и Усть-Двинск 21 августа. Это стало началом трагедии для всего Северного фронта. Да, то была и серьезная угроза Петрограду. И я 21 августа ранен был. Контузия и перелом левой руки, – заключил Космин.
Комиссар и комполка взглянули на него с пониманием.
– Изгнанников, какое у вас образование? – спросил вдруг комиссар.
– Реальное училище окончил в 1915 году. Затем сразу мобилизован в армию и направлен в унтер-офицерскую школу. После окончания школы получил назначение на Северо-Западный фронт, – отвечал Кирилл.
– Слушайте, а почему вы не ушли из Курска до призыва в армию белых? – вновь задал вопрос комиссар.
– Дело в том, что я ведь учительствовал. В гимназии. Учебный год начался только, месяца полтора прошло. Как же бросить? Дети ведь! Да и казалось, что никто меня не призовет. В Красную армию ведь не призвали…
– Вы женаты?
– Да, недавно родилась дочь. Но жену я заранее отправил в Кадом, еще до прихода белых. Там у нее родители, присмотр. А тут война!
– А какое у вас происхождение? – вдруг серьезно спросил комиссар.
– Отец был земским лекарем в Курской губернии. Матушка – швея, портниха. Наверное, я из разночинцев. Но отец умер, когда я был еще ребенком, оставив троих детей. Жилось нам нелегко. Но благодаря заботам и помощи дяди я и поступил в реальное и закончил его без посредственных оценок.
– Ну что ж, происхождение, конечно, у вас не пролетарское и даже не крестьянское, но и не буржуазно-помещичье. А главное – хорошее образование и наличие боевого опыта с германской войны! Вы, конечно, – офицер, но, надеюсь, не запятнаны кровью, пролитой трудовым народом за дело революции, – резюмировал комиссар.
И тут Кирилл четко представил себе, что никогда уже не наденет офицерских погон. Не увидит рядом Пазухина, Новикова, Гумилева, не выпьет с ними, с другими знакомыми ему офицерами, не услышит стихов Туроверова о Новочеркасске и многого-многого другого. Но выбор уже был сделан им, нужно было идти дальше торной дорогой жизни.
«Эх, хоть бы Петя Усачев выжил и остался цел в этой каше! Он поймет… Господи, спаси и убереги раба твоего Петра!» – подумал Кирилл, но не перекрестился.
– Так вот, Изгнанников! – вернул к реальности Кирилла голос комиссара. – Хотите послужить Республике Советов, новой, молодой, социалистической России?
– А это возможно? – обескураженный вопросом комиссара спросил Кирилл.
– Ели бы было невозможно, не предлагал бы.
«Нельзя отказываться, усомнятся», – подумал Космин и твердо отвечал:
– Да. Разрешите вопрос?
– Давайте.
– Смогу я увидеть жену и ребенка? Ясно, что не сейчас, но потом?
– Вот направим вас по назначению, проверим, устроитесь, определитесь, и отпустят вас к вашей супруге и дитю в отпуск, – с улыбкой произнес комиссар.
«Знал бы ты про мой боевой опыт в ноябрьские дни семнадцатого года, когда горстка офицеров, юнкеров, кадетов и гимназистов дралась и била вас в Москве! Видел бы ты меня весной прошлого года, когда я вместе с дроздовцами (с Пазухиным, с Новиковым, с Гаджибеклинским), прорываясь к Корнилову и Деникину в Добрармию, ходил в штыковые! Да хотя б краем глаза посмотрел ты, как из последних сил дрались мы и клали вашу красную конницу под Воронежем и Касторной. Увидел бы, без допросов и разговоров приказал бы сей же час отвести меня за угол этой хаты и прислонить к стенке!» – с тревогой и долей скрытой гордости вдруг подумал Кирилл, уже выйдя в сени.