Гражданские войны
Шрифт:
52. Антоний на зиму еще задержал у себя явившихся к нему от ветеранов послов, скрывая свои намерения. Весной он, отправившись из Александрии в Тир, а из Тира на Кипр, Родос и в Малую Азию, узнал там о происшедшем в Перузии и за это порицал брата, Фульвию и более всех Мания. Фульвию он нашел в Афинах, куда она бежала из Брундизия; мать его, Юлию, прислал к нему из Сицилии на военных кораблях Помпей, к которому она бежала. Ее сопровождали самые знатные люди из приближенных Помпея: Луций Либон, бывший с Помпеем в свойстве, Сатурнин и другие; все они, стремясь к участию в великих предприятиях Антония, просили его, примирившись с Помпеем, взять его себе в союзники против Цезаря. Антоний ответил им, что за заботу о матери он благодарит Помпея и в дальнейшем за это еще отплатит ему; если он будет воевать с Цезарем, он возьмет Помпея в качестве союзника, если же Цезарь останется при заключенном с ним договоре, то постарается примирить с Цезарем и Помпея. Таков был ответ Антония. Цезарь по возвращении из Галлии в Рим узнал об отплытии послов Помпея в Афины, но, не имея точных сведений об ответе последнего, начал возбуждать получивших наделы ветеранов против Антония и приписывал ему намерение возвратить Помпея и вместе с ним изгнанных землевладельцев, землями которых они владели. Хотя большинство этих землевладельцев действительно бежало к Помпею, все же, как ни правдоподобны были
498
37 О нем см. примеч. 39 к кн. IV.
54. Призвав Луция, он отдавал должное его любви к брату, если бы, оставаясь на стороне Антония, тот готов был даже на соучастие в преступлении, но, с другой стороны, упрекал его в неблагодарности по отношению к себе, если он, будучи так ему обязан, и теперь не согласился бы признать неправоту Антония, хотя достоверно было известно о союзе последнего с Помпеем. "Доверяя тебе, — говорил Цезарь, — я по смерти Калена через своих друзей управлял провинциями и войском Антония, чтобы оно не оставалось без начальника. Теперь же, когда обнаружились его замыслы, я оставляю и провинции и войска за собою, тебе же, если пожелаешь, разрешаю безнаказанно отправиться к брату".
Так он говорил с намерением или испытать Луция, или с тем, чтобы все его слова дошли до Антония. Луций отвечал ему, как и прежде: "О монархических взглядах Фульвии я знал. Я же пользовался войсками брата, чтобы устранить одинаково вас всех. И теперь, если бы брат выступил против монархии, я, явно или тайно, перешел бы на его сторону и стал бы бороться против тебя за отечество, хотя я и облагодетельствован тобою. Если же и Антоний также только набирает и выделяет будущих союзников в борьбе за монархию, я буду сражаться на твоей стороне против него, пока буду считать, что ты не подготовляешь монархии: дело родины я ставлю выше и благодарности и родства". Так он сказал. Цезарь выразил ему уважение и сказал, что не поведет его против брата вопреки его воле и что, ценя его, он поручает ему Испанию и находящиеся в ней войска, подчинив ему теперешних ее правителей, Педуцея и Луция. [499] Таким образом Цезарь и Луция отослал с честью, наблюдая в то же время за ним через подчиненных ему военачальников.
499
38 Возможно, Луций Каррина, упоминавшийся выше — см. V.26.
55. Антоний оставил больную Фульвию в Сикионе и отплыл с Керкиры в Ионийское море с небольшим, правда, войском, но с двумястами построенных в Малой Азии кораблей. Антоний узнал, что Аэнобарб идет к нему навстречу с флотом и с большим войском и, вопреки высказывавшемуся со стороны некоторых лиц недоверию к нему, несмотря на присланный им письменный договор, Аэнобарб был в числе приговоренных по суду за убийство Гая Цезаря и проскрибированных для казни, равно как и в числе сражавшихся при Филиппах против Антония и Цезаря, — поплыл ему навстречу с пятью лучшими кораблями, чтобы казалось, будто он ему доверяет, приказав остальным кораблям следовать за ним на известном расстоянии. Когда было уже видно, что Аэнобарб на веслах весьма спешит со всем войском и военным снаряжением, стоявший рядом с Антонием Планк испугался и просил не плыть дальше, но выслать вперед разведчиков, как против ненадежного человека. Однако Антоний заявил, что, будучи связан договором, он предпочитает умереть, чем, спасаясь, оказаться трусом, и продолжал плавание. Они были уже близко друг к другу, и головные корабли, заметные по отличительным значкам, приближались один к другому. Тогда начальник ликторов [500] Антония, находясь по обычаю на носу судна, упустив ли из виду, что перед ним человек подозрительный и притом начальник собственного войска, или из благородной гордости приказал, как бы если бы это была встреча с людьми подчиненными и более низкого ранга, убрать значок. Значок был убран, и корабль занял место сбоку корабля Антония. Когда же они увидели и приветствовали друг друга, когда также и войско Аэнобарба признало Антония высшим начальником, тогда и Планк отбросил, наконец, свои опасения. Антоний, приняв Аэнобарба на свой корабль, приплыл в Палоент, где находилось также и сухопутное войско Аэнобарба, причем последний уступил свою палатку Антонию.
500
39 См. примеч. 75 к кн. I.
56. Оттуда они отплыли в Брундизий, охраняемый пятью когортами [501] Цезаря. Брундизийцы заперли перед ними ворота — перед Аэнобарбом как перед давним врагом, перед Антонием как сопутствовавшим врагу. Раздраженный и видя во всем этом пустую отговорку, причем на деле ворота были заперты гарнизоном Цезаря и по приказу Цезаря, Антоний перекопал рвом и отрезал стеной перешеек у города, — последний представлял полуостров, окруженный заливом в форме полумесяца. Сообщение с материком было прервано, так как крутой сам по себе подступ был еще перерезан рвом и стеной. Залив, как велик он ни был, Антоний окружил сильными укреплениями, равно как и острова, находящиеся на этом заливе. Затем он разослал людей вдоль побережья Италии с приказанием занять все удобные подступы, велел и Помпею с возможной поспешностью плыть против Италии и сделать, что возможно. Тот, тотчас же охотно послав Менодора со многими кораблями и с четырьмя легионами, овладел принадлежавшей Цезарю Сардинией и двумя стоявшими там легионами, когда те пришли в смущение при мысли о соединении Помпея с Антонием. На италийском берегу
501
4 °Cм. примеч. 44 к кн. I.
57. Когда Цезарь подвергся столь внезапному нападению с двух сторон, он послал Агриппу в Авзонию на помощь теснимым там жителям. Он хотел попутно захватить с собою и новых поселенцев, которые должны были следовать в некотором отдалении за ним под видом похода против Помпея. Но когда они узнали, что все случившееся произошло с согласия Антония, они незаметно тотчас повернули назад. И это-то всего более привело Цезаря в смущение. Однако вскоре затем Агриппа во время похода, предпринятого им со вторым войском в Брундизий, вторично обратился к поселенцам с увещеваниями и имел возможность убедить тех, кто переселялся, под его руководством следовать за ним из личного к нему уважения, с тайною, однако, мыслью примирить Антония с Цезарем и лишь в том случае, если Антоний не пойдет на это, но будет вести войну, стать на сторону Цезаря. В Канузии Цезарь на несколько дней был задержан болезнью. Хотя по количеству войск он и был все еще сильнее Антония, однако, найдя Брундизий отрезанным стеной, он ограничился только тем, что расположился против города лагерем и стал выжидать дальнейшего хода событий.
58. Хотя Антоний и владел укреплением, за которым и с много меньшими силами он мог свободно отразить нападение, все же он спешно вызвал к себе войско из Македонии и стал прибегать к хитростям, незаметно с вечера отводя в море военные и грузовые суда, нагруженные поселянами; днем эти суда, одно за другим, на глазах у Цезаря подплывали в полном снаряжении, как если бы они прибывали из Македонии. У Антония появились уже и осадные орудия, и он намеревался напасть на Брундизий к досаде Цезаря, не имевшего возможности ему в этом воспрепятствовать. К вечеру обе стороны узнали, что Сипунт взят Агриппой, что Помпей оттеснен из Фурий и продолжает осаждать еще только Консенцию. Все эти известия огорчили Антония. Когда же стало известно о приближении к Цезарю Сервилия с 1500 всадников, Антоний, не будучи более в состоянии сдерживаться, тотчас после ужина с друзьями, которых нашел в боевой готовности, и с 400 всадников смело напал на упомянутые полторы тысячи, расположившиеся на ночлег близ города Урии и, вследствие неожиданности нападения, без боя захватил их и в тот же день привел с собой в Брундизий. Так действовала еще слава непобедимости, приобретенная Антонием со времени битвы при Филиппах.
59. Гордые этой славой, телохранители Антония подходили группами к лагерной ограде Цезаря и попрекали своих бывших сослуживцев за то, что те пришли сражаться с Антонием, которому они все обязаны своим спасением при Филиппах. Воины Цезаря в свою очередь обвиняли своих бывших сослуживцев в том, что они сами пришли с Цезарем сражаться. Так завязалась перебранка; обе стороны осыпали друг друга упреками: одни в закрытии ворот Брундизия и в захвате войск Калена, другие в блокаде и в осаде Брундизия, в набеге на Авзонию, в соглашении с Аэнобарбом, убийцей Гая Цезаря, и Помпеем, их общим врагом. Наконец, солдаты Цезаря открыли свои действительные намерения: они сопутствовали Цезарю не потому, что они не помнили о доблестях Антония, но с намерением примирить обоих; если же Антоний откажется и начнет военные действия, они решили сражаться против него. Так заявляли они, подходя к ограде лагеря Антония. Пока все это происходило, пришло известие о смерти Фульвии. По слухам, она заболела от огорчения вследствие попреков Антония, причем полагали, что она сама добровольно способствовала развитию своей болезни из-за гнева Антония: он покинул ее больную и, уходя, не пожелал даже ее видеть. В смерти Фульвии обе стороны увидели благоприятное обстоятельство, так как эта смерть освобождала их от беспокойной женщины, из одной только ревности к Клеопатре вызвавшей такую войну. Антоний принял смерть Фульвии близко к сердцу, так как считал себя несколько виноватым в ней.
60. Луций Кокцей был в дружбе с обеими сторонами. Посланный вместе с Цециной в предшествовавшее лето Цезарем к Антонию в Финикию, он не вернулся с Цециной обратно, а остался у Антония. Этот-то Кокцей, желая не упустить удобного случая, представился, будто он приглашен Цезарем приветствовать его. Когда Антоний выразил на это свое согласие, Кокцей, испытывая его, спросил, не пошлет ли он что-либо Цезарю в ответ на полученное через него же, Кокцея, письмо. "О чем теперь, будучи врагами, — отвечал на это Антоний, — могли бы мы писать друг другу, кроме как обмениваться взаимными оскорблениями. На прежние письма я отвечал с Цециной. Если хочешь, получи копии". Так надсмеялся над ним Антоний. Кокцей, однако, не допускал и мысли назвать врагом Цезаря, так благосклонно отнесшегося к Луцию и другим друзьям Антония. "Но он запер передо мной Брундизий, — возражал Антоний, завладев моей провинцией и войском Калена, он выказывает расположение только еще моим друзьям, но не для того, чтобы их сохранить для меня, а чтобы, облагодетельствовав их, сделать их моими врагами". Слыша все эти упреки, Кокцей, чтобы не возбуждать еще более природную раздражительность Антония, отправился к Цезарю.
61. При виде его тот выразил удивление, почему он не пришел ранее. "Не с тем, — говорил он, — я пощадил твоего брата, [502] чтобы ты стал моим врагом". "Как это ты, — заметил на это Кокцей, — врагов делаешь друзьями, а друзей называешь врагами и завладеваешь чужой провинцией и войском?" — "Что же, ответил Цезарь, — мне по смерти Калена следовало оставить такую власть в руках его малолетнего сына, в то время как Антоний был очень далеко? И Луций, побужденный всем этим, проявил более кипучую деятельность, и Азиний и Аэнобарб пытались воспользоваться этим против нас, находясь поблизости. Поэтому-то я также спешно привлек к себе и легионы Планка, чтобы они не отошли к Помпею, ведь их конница отплыла в Сицилию". — "Об этом передавалось иначе, — сказал Кокцей, — но Антоний не верил слухам, пока перед ним, как перед врагом, не заперли ворот Брундизия". Цезарь на это отвечал, что со своей стороны он не давал на этот счет никаких приказаний; он не мог наперед знать, что Антоний поплывет туда, и не мог ожидать, что он объявится вместе с врагами. Брундизийцы и оставленный у них для отражения набегов Аэнобарба начальник отряда по своей инициативе заперли ворота перед Антонием, вступившим в соглашение с общим врагом Помпеем и везшим с собою Аэнобарба, убийцу его отца, осужденного и народным голосованием и приговором суда в объявленной проскрипции, [503] который после битвы при Филиппах осадил Брундизий и теперь еще блокирует Ионийское море, сжег корабли Цезаря и опустошил Италию.
502
41 Братом был М. Кокпей Нерва, проквестор Антония.
503
42 См. примеч. 4 к кн. I.