Греческая смоковница (Ягода созрела)
Шрифт:
А Том злился на нее, на себя, а в особенности на этого смазливого, чисто выбритого грека. Он потер свою недельную щетину и выругался про себя — Патриция настолько завладела его мыслями, что он даже не вспоминал об этом. Ему захотелось как можно скорее добраться до яхты, чтобы привести себя в цивилизованный вид.
Он не желал потерять неожиданно обретенную любовь. Но мысли о ее легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает?
А
Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку.
Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива — куда-то определенно он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а с утра вновь оправиться на их остров.
— Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? — глядя на водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его подозрения.
Улыбка на лице девушки сразу изменилась — из радостно-беспечной превратилась в оборонительно-наглую.
— Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, — сказала она сердито.
Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито:
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав на мгновение к себе его внимание.
Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела о своем резком ответе.
Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом.
— Что ты делаешь? — зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу досаду. — Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься, да? Можно послушать?
Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения.
Из магнитофона послышался голос Патриции: «…чем они старее, тем гнуснее..».
Она поспешно выключила магнитофон.
— Я что, такой гнусный? — спросил Том.
— Нет, — ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти слова в свой адрес. — Я бы не сказала…
— Я ничего не понимаю. — Том поднялся и посмотрел на нее. — По-моему, ты просто чокнутая.
Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала: происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в чем-либо ей не позволяла натура.
Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи, подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами.
— Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого отвратительного грека?
— А почему бы нет? — ощерилась Патриция. — Если хороший парень — то почему бы не сделать ему приятное?
Она отобрала у Тома шарф.
Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил
Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции:
— Том! Том! Скорее! Быстро!
Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери.
Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках.
Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом.
— Том, смотри, правда я похожа на рекламу?
Он стоял, схватившись за косяк двери в каюту, и не мог вымолвить ни слова.
Патриция легко спрыгнула на палубу, подбежала к нему и бросилась на шею, прижавшись к его груди плотными восхитительными бугорками.
— Том, я люблю тебя, — прошептала она ему на ухо.
— Я тебя тоже, Патриция! — ответил он. Сердце радостно забилось в груди бесследно разгоняя недавние сомнения и обиды.
Часть вторая
Глава шестая
Когда Том и Патриция пришли в уютное кафе на набережной, веселье было в полном разгаре. Висели гирлянды разноцветных лампочек, вперемежку с флажками. Деловито сновали официантки. На эстраде играл расширенный по случаю праздника состав ансамбля, перед эстрадой группа людей, положив руки на плечи друг другу, самозабвенно танцевали сертаки. Взоры присутствующих были обращены на танцевавших людей. Звуки традиционной мелодии проникали в самое сердце, и согревали удивительным теплом — от этой музыки сразу поднималось настроение.
Пожилой худощавый грек с седыми усами, стоявший за прилавком около эстрады, поставил полный вина стакан на голову и танцевал с ним, веселя почтенную публику и веселясь сам.
Том провел Патрицию к свободному столику в центре зала, у прохода. Сразу же почти подошла официантка, Том заказал вина и фруктов. Долго ждать заказ не пришлось. Том разлил вино по фужерам. Они чокнулись. Том смотрел на Патрицию, она улыбалась ему, но взгляд ее был устремлен на танцующих. Она любила и понимала сертаки, ей было хорошо. Или она делала вид, что ей весело.