Грегор и код когтя
Шрифт:
— Отлично, значит, мы можем лететь немедленно!
И Грегор направился к двери, но с изумлением вдруг понял, что что-то приподняло его в воздух и вернуло обратно на постель.
Да, Марет потерял ногу — но все еще был достаточно силен, чтобы справиться с Грегором.
— Да послушай же! — Марет почти кричал: — Во время войны ты всего-навсего солдат! Возможно, самый могущественный и самый лучший, который когда-либо был у нас, — но солдат. И ты не можешь бежать куда хочешь и делать что вздумается! Ты должен ждать приказа и подчиняться ему.
— Приказа? Чьего? —
— Приказа Соловет, — тихо сказал Марет.
— Соловет?! — Грегор ничего не понимал. Насколько ему было известно, Соловет больше не имела права никому ничего приказывать. — Но я думал, она под арестом в своей комнате и ждет приговора по делу о чуме, разве нет?
— Нет. Суд перенесли, как только стало известно о том, что Люкса объявила крысам войну, — покачал головой Марет.
— Но… но почему?! Ведь это не отменяет того, что совершила Соловет, — растерялся Грегор. — Ведь это она приказала доктору Нививе создать бактериологическое оружие. И столько людей умерло, людей и летучих мышей. Да она чуть не убила мою маму!
— Это недоразумение. На самом деле она планировала убивать крыс, — сказал Марет. — Теперь, когда началась война с крысами, тот, кто много думает о наилучших способах расправы с ними, в большом почете. Поэтому Совет восстановил ее во главе вооруженных сил Регалии.
— Она снова главнокомандующая?! Не может быть!
Это было слишком — Грегор подумал было, что ей дадут эскадрон или что-то в этом роде. Но главнокомандующая!
— Они что, никого другого не могли найти?
— Крысы не боятся никого так, как ее — за исключением разве тебя, Грегор. Соловет очень хитрая и не признает никаких правил. Именно это нужно сейчас, чтобы выжить.
— Но… этот суд… он ведь теперь никогда не состоится! — с горечью произнес Грегор.
Не будет суда. Война все стерла и все начала с чистого листа.
Ненависть людей к крысам будет только расти, и вскоре люди начнут думать, что идея Соловет о том, чтобы превратить чуму в оружие, — была хороша. И несмотря на многочисленные жертвы, — она станет героем в их глазах, а вовсе не преступницей.
Грегор подумал о своей маме, которая ловит ртом воздух где-то неподалеку, о маме, которой трудно дышать. О пурпурных шрамах на шкуре Ареса, которые никогда, никогда не пройдут. О всех людях и крысах, которые умерли.
— Это неправильно, Марет, — тихо сказал он. — Ты разве сам не видишь, что это неправильно?
Марет вздохнул и отвел глаза. Он отпустил Грегора и отступил на шаг:
— Что бы я ни думал обо всем происходящем, — это не имеет никакого значения, Грегор. Теперь Соловет отдает приказы.
— Но только не мне, — произнес Грегор.
Он в этом был абсолютно уверен. Если он и пойдет на смерть, — то уж никак не по приказу Соловет. Нет, только по собственной воле.
— Будь осторожен и думай, с кем разговариваешь, — негромко предупредил Марет. — Здесь не все — твои друзья, — с этими словами он покинул комнату.
Грегор сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и взять себя в руки, и поставил меч обратно в угол. Затем лег на постель,
Марет прав. Не все в Регалии могли считаться друзьями Грегора — множество людей и готовностью согласились бы шпионить за ним для Соловет. Грегор не знал ее планов относительно него — но уж точно в ее планы не входило, чтобы он сел на Ареса и улетел в Огненную землю. Она не позволит ему сделать это. И его личные желания и резоны не будут иметь никакого значения — она рассматривала и будет рассматривать его как оружие, которое можно использовать в своих целях. Так что если он действительно хочет попасть в Огненную землю, — он должен действовать тайно и осторожно. Очень осторожно.
«Каков твой план?» — услышал он голос Живоглота в голове. Этими словами крыс всегда пытался остановить его и предостеречь от необдуманных действий. «Каков твой план?»
«Прежде всего я должен убедить подземцев, что не собираюсь никуда лететь», — подумал Грегор. Он был уверен, что Марет ни за что не скажет о том, что услышал, но на других полагаться было нельзя.
Первым его порывом было немедленно бежать к Аресу — но, подумав минутку, он отказался от этой мысли. Ведь если он не помышляет о возвращении в Огненную землю и собирается остаться в Регалии как послушный маленький солдат, — разве не должен он первым делом попросить позволения навестить свою маму?
Грегор почувствовал укол совести. А разве не должен он это сделать в первую очередь в любом случае?
Но дело было в том, что если у мамы есть хоть какие-то силы — она непременно будет бранить его за путешествие в Огненную землю, а затем, конечно, потребует, чтобы он забрал Босоножку и немедленно отправился домой. Но Грегор никак не мог это сделать. И ему придется либо спорить с ней — а это ее очень расстроит, либо… либо врать. Ни то, ни другое Грегора не устраивало.
К тому же — ему было действительно очень стыдно перед мамой.
Когда через несколько минут пришел врач, Грегор попросил у него разрешения навестить маму и, получив его, вздохнул с облегчением.
— Твоему колену полезно поразмяться, — сказал врач. — Только, прошу, будь осторожен, не нагружай его сильно хотя бы несколько дней, — добавил он, помогая Грегору обуться.
— Ну конечно, — кивнул Грегор и довольно натурально изобразил, какого труда ему стоит идти не хромая. Спустившись к маминой палате, он получил маску, которую ему велели надеть, — не для того, чтобы уберечь его, а для того, чтобы не навредить ей.
Грегор не очень представлял себе, что такое «осложнение». И теперь он это увидел.
Мама была сейчас так же больна, как тогда, когда он в первый раз проведал ее в больнице. А может, и хуже. Тогда у нее во всяком случае были силы, чтобы приказать ему возвращаться домой. А сейчас она не могла даже говорить — все силы у нее уходили на то, чтобы дышать. Он взял ее за руку и почувствовал, какая у мамы сухая и горячая кожа — у нее была очень высокая температура. А мамины глаза смотрели на него без всякого выражения.