Грех бессмертия
Шрифт:
— Сомневаюсь. Оползень так же гол, как лунная поверхность. Но если бы он распространился, я могу сказать, кто стал бы с ним сражаться. Я, с садовым шлангом или голыми руками, потому что мне бы пришлось стать здесь чертовым пожарным отделением.
Эван посмотрел на него и улыбнулся.
— До того паршиво, да?
Собеседник энергично закивал головой.
— Я все ожидал встретить человека, который живет здесь, — сказал Эван.
— Я получил вроде бы представление о том, что тот, кто здесь жил, переехал отсюда. Почему? Я обошел дом сзади, чтобы попить воды
— Не следует ли сказать об этом шерифу?
— Я вошел внутрь, — продолжал Нили, — вверх по коридору. Там был телефон, и я позвонил шерифу, потому что подумал, что кто-то взломал дверь, и, возможно, что-нибудь украл. Но так или иначе, он сказал мне, чтобы я об этом не беспокоился, сказал, что он об этом позаботится. Но он жутко рассердился на меня за то, что я зашел внутрь.
Эван слегка прищурил глаза, глядя через плечо на дом Китинга. — Это странно, — тихо сказал он.
— Там, внутри, есть мебель, — сказал ему Нили, — но немного. Чуланы все открыты и пусты. И еще одна вещь: в коробке для предохранителей нет предохранителей.
Эван посмотрел на него.
— Нет предохранителей, — сказал он, почти что сам для себя.
Нили пожал плечами.
— Я не знаю. Может быть… как его имя? Китинг… Может быть Китинг решил переехать и просто забрал их с собой. Знаете, многие люди так делают.
— Но зачем ему это? — спросил Эван, оборачиваясь и глядя на другие дома улицы. Дым в небе, казалось, приблизился. Но не заданный вопрос жег его: почему кто-то захотел уехать из превосходной деревни Вифаниин Грех, самого совершенства?
— Не могу знать, — выдохнул Нили, наблюдая за ним. Он снова затянулся сигаретой и затем сказал: — Что ж, с вашего позволения, я лучше закончу с этой лужайкой. — Он два раза потянул за бечевку стартера, и косилка, дернувшись, ожила. Направляя косилку к нескошенной части на дальнем конце лужайки, он сосредоточился на мысли о том, как приятно будет выпить пива после работы.
Эван постоял на месте еще несколько мгновений; краешком глаза он мельком увидел ту высокую крышу, а затем листва деревьев снова скрыла ее под порывом ветра. Музей.
Он отвернулся, снова пересек улицу и скрылся в своем доме.
После того как он ушел, Нили Эймс посмотрел в том направлении, в котором он скрылся. Как его имя? Рейд? С ним, казалось, все в порядке, во много раз лучше, чем с теми людьми, которых он встречал в последнее время. По крайней мере, в его взгляде не было чего-либо близкого к презрению, как у других. Нили развернул косилку кругом, оставляя за собой гладкую полосу в высокой по колено траве. Он не рассказал Эвану Рейду обо всем, что нашел внутри, например, о том широком темном пятне на полу подвала прямо под пустой коробкой для предохранителей. Решил промолчать об этом. Вытерев пот вокруг глаз, он повернулся спиной к косилке.
День становился прохладнее, превращаясь в вечер. Шум косилки прекратился, мягкая синева наступающей ночи медленно затемнила дальний лес, наползая на Вифаниин Грех.
— …некоторые действительно сообразительные ребята, — говорила Кэй. — Они задают вопросы, на которые иногда мне трудно ответить. Но, Господи, это же хорошо. Когда тебе бросают подобный вызов, это… да, пожалуй, это одна из наиболее многообещающих вещей в мире.
— Рад этому, — сказал он, вытряхивая лед из формочек. — Это звучит ужасно.
— Да. Знаешь, было бы великолепно, если бы ты как-нибудь смог подъехать и позавтракать там вместе со мной. Мне бы хотелось показать там тебе все и представить тебя кое-кому из преподавателей.
Он кивнул.
— Я был бы рад этому. Может быть, в какой-нибудь день на следующей неделе.
— В четверг будет в самый раз, — сказала Кэй. Она помешала рис, прислушиваясь к его молчанию. Он был очень тихим с тех пор, как они с Лори вернулись домой. Сначала Кэй подумала, что Эван получил по почте отказ из редакции, но все, что пришло, было только счетом из электрической компании и каталогом почтовых заказов «Пенниз». Он часто бывал тихим, когда его работа шла туго, когда он был не в ладах с действующим лицом или ситуацией в своем рассказе. Но этот раз каким-то образом отличался от других. Это было похоже… да, похоже на утро после одного из тех снов, которые у него бывали. О, Господи, нет.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — наконец спросила она, глядя скорее на рис, чем на него.
Он услышал дрожь в ее голосе. Страх перед тем, что могла услышать. Он сказал:
— Думаю, я немного устал.
— У тебя неприятности с твоим рассказом?
— Да.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, — сказал он. — Думаю, что нет.
Но, конечно же, она знала, что не это было причиной.
— Я сегодня ходил через улицу, — сказал он. — К дому Китинга. Знаешь, того вдовца, о котором нам рассказывала миссис Демарджон. Там был парень, который подрезал траву. Он сказал, что задняя дверь в доме была распахнута, а замок взломан. Он предположил, что там больше никто не живет.
— Кто он такой?
— Кто-то, нанятый деревенскими властями. Думаю, подсобный рабочий. Он взглянул на окно кухни, увидел там черноту. Наползающую черноту, облака, похожие на пауков. — Я заглянул в окно сам и…
— Скажи, тебе нужно выплеснуть это наружу, Господи, или твоя душа закричит?
— Мне не понравилось то, что я почувствовал.
— Что ты увидел?
Он пожал плечами.
— Мебель, журналы. Мух.
— Мух? — она вопросительно взглянула на него.
— Две мухи, — пояснил Эван, — кружащие по гостиной. Не знаю, почему, но это беспокоит меня.