Грех бессмертия
Шрифт:
Амазонка стояла над ним, тяжело дыша. Перепачканное кровью лицо казалось таким же суровым и нечеловеческим, как и лица статуй женщин-воительниц. Она вытерла кровь, посмотрела на мужчину с презрением и плюнула в него кровавой слюной. Затем повернулась, нащупывая упавшие щипцы, чтобы с их помощью отделить голову врага от тела.
Эван уже вскочил с пола, бросился на нее со скоростью ракеты и ударами стал выбивать воздух из ее шипящих легких. Затем он схватил ее за горло и начал теснить назад, лишая опоры и равновесия…
По направлению к той статуе в дальнем
Глаза Драго горели синим огнем; Эван теснил ее назад, напрягая все разрывающиеся на части мышцы своего тела.
Наконец крик кровожадной леденящей ярости Драго, от которого кровь сворачивалась в жилах, смешался с ее криком боли. Каменный меч пронзил ее спину и живот; его сверкающее острие, окрашенное кровью, вышло наружу из ее тела. Женщина-тварь скорчилась на нем, все еще пытаясь ударить Эвана щипцами; она положила ему руку на плечо и рванула на себя, и он почувствовал, как нестерпимая, словно раскаленная добела, боль пронзила его живот. С острой и внезапной ясностью Эван понял, что она притянула его к себе и пронзила той частью меча, которая выступала из ее тела.
Драго цепко держала его, не давая освободиться. Пламя в ее глазах задрожало.
— Умри, — выдохнула она скомкано и неясно остатками своего языка. Слюна с красными пятнышками крови присохла к ее губам. — Умри. Умри. Умри. Умри.
Тело Эвана начало оседать на пол, боль была ярче и жарче, чем тысяча августовских солнц. Но несмотря на это, он попытался тяжестью своего тела насадить ее спину еще больше на безжалостный меч амазонки. Ее рот открывался все шире, и это ужасное пламя спектральной призрачной мощи замерцало и погасло в ее глазах. Он смотрел в черные глаза трупа, и красный туман боли и огня пронесся между ним и мертвой женщиной, заслонив его взгляд.
Вместо него возникло мягкое и молчаливое мерцание золотого поля, на котором росло сухое дерево, его оголенные ветви тянулись к небу. На этом поле около сломанной ветки лежало чье-то тело. Это было молодое тело, тело мальчика, лежащего без движения. Эван, теперь уже взрослый, но все тот же, которым был всегда, склонился над ним. — Я побегу за помощью, — подумал он. — Я поспешу и приведу папу, и он скажет, что с Эриком все в порядке, все в порядке, что он не умер. — Но взрослый Эван знал, что на самом деле никто не может убежать от смерти, и что нужно сражаться с Рукой Зла, какой бы она ни была, на зараженной этой чумой земле.
Эван сделал шаг вперед и положил руку на плечо мальчика.
Эрик взглянул на него и широко улыбнулся. — Одурачил тебя, правда? сказал он проказливо. — Уфф, ну и грохнулся я! Чуть все печенки не отбил!
— С тобой все… в порядке? — мягко спросил его взрослый Эван.
— Со мной? Разумеется! — Эрик встал, маленький Эрик, который совсем не изменился, и отряхнул пыль и грязь с колен. — Ну я и испугался, скажу тебе!
— Это опасно, — сказал Эван, щурясь на жарком солнечном свете. — Тебе не следует больше так делать.
— Нет-нет, я не буду. Одного раза более чем достаточно, скажу тебе! Уфф! — Эрик быстро взглянул вдаль
— Нет. Что ты слышишь?
Эрик широко улыбнулся.
— Пойдем! Мама и Папа! Они зовут нас домой! Знаешь, уже пора.
— Да, — Эван кивнул. — Думаю, что пора.
— Тогда пойдем!
Но Эван все еще стоял и смотрел на него, словно пытался вспомнить что-то, только что ушедшее за пределы его памяти.
— Пойдем, копуша! — весело крикнул Эрик. — Они скоро будут здесь, увидишь! Пойдем! Я побегу с тобой наперегонки! Я всегда побеждал тебя в беге наперегонки! — И они весело побежали вместе по направлению к краю золотого поля, которое, казалось, тянется в бесконечность.
С разрушенной огнем улицы Каулингтон-стрит Кэй видела, как обвалилась крыша музея, вызвав целый гейзер искр и пламени. Раздался громкий, потрясший землю грохот, как будто сам музей собирался вот-вот рухнуть в мгновенно разверзшуюся бездонную трещину. Она заморгала, так как пламя обжигало ей лицо; две женщины по обе стороны тащили ее прочь; их руки были холодны как лед. Холодные, как руки трупа. — Мой муж, — подумала она. «Нет, нет, он больше не твой муж!» — вскрикнул внутри нее какой-то чужой ужасный голос. — Да. Мой муж. Эван. «Нет, нет, не твой муж!» Эван… там. Он там, внутри! «Ну и пусть умрет, пусть умрет, пусть…» Мой муж!
— О, ГОСПОДИ, ГДЕ ЖЕ МОЙ МУЖ! — Она попыталась рывком освободиться от державших ее женщин, но не могла пошевелить руками, и они тащили ее все дальше, быстрее и быстрее. Все было заполнено огнем и дымом, и слышался высокий, завывающий, причитающий звук.
— ГДЕ ЖЕ ЭВАН, Я ДОЛЖНА НАЙТИ ЭВАНА! — От жара ее лицо распухло, и этот ужасный внутренний голос сейчас казался отдаленным и вызывал у нее страх: — «Иди вместе со всеми остальными, поспеши, иди с ними!»
Она помотала головой из стороны в сторону, горячие слезы струились из ее глаз. Она попыталась свернуть в сторону, но ее потащили дальше.
— Эван! — выкрикнула она, стараясь высвободиться от державших ее женщин. — Мне нужно найти мужа! — Окна музея взорвались, чудовищная какофония звуков почти расколола ее голову болью. Внутренний голос звучал все тише: — «Уходи отсюда! Поторопись! Уходи!» — Где мой муж? — закричала Кэй, пытаясь освободиться от того, что напоминало холодную цепкую хватку невидимой руки. Голос исчезал в никуда. — Я хочу найти мужа! — Голос пропал.
И из стены дыма и огня, лежавшей поперек Каулингтон, вынырнуло чудовище со сверкающими белыми глазами и мрачным пронзительным воплем. Белый свет приморозил Кэй к тому месту, где она стояла, и неожиданно державшие ее женщины — кто они были? — исчезли, побежали в противоположных направлениях, пробиваясь сквозь дым, скрылись из виду. Раздался длинный, хватающий за сердце визг тормозов, и пожарники начали выпрыгивать из грузовика по направлению к ошеломленным женщинам, которые спотыкались в своих черных одеяниях.