Грех бессмертия
Шрифт:
— Ты в норме? — взревел, перекрывая страшный шум, один из них, дородный плотный мужчина с густыми черными баками. — Как тебя зовут?
— Кэй, — сказала она, пытаясь вспомнить. — Меня зовут Кэй Рейд.
— Пресвятой Иисус Христос! — крикнул рядом с ней еще один пожарник. Вся эта чертова деревня выгорает дотла! Откуда начался этот чертов пожар?
Кэй покачала головой, пытаясь сфокусировать на пожарниках свое внимание.
— Она только что оттуда, Джимми, — сказал пожарник с черными ожогами товарищу. — Пойдемте, мэм, давайте я отведу вас к грузовику!
— Иисус Христос Пресвятой! — снова сказал
Они быстро отвели ее в грузовик. Сзади них поперек Каулингтон-стрит обрушилось горящее дерево.
— Мой муж, — сказала Кэй, пытаясь вздохнуть в воздухе, наполненном дымом. — Мне необходимо найти его. — Она повернулась и снова посмотрела на дом, который начал оплавляться и рассыпаться. — М о й м у ж был там, внутри!
— Все хорошо, все хорошо, — утешающе сказал человек с черными баками. — Мы найдем вашего мужа. Прямо сейчас. Нам необходимо увезти вас отсюда. Пойдемте, просто обопритесь на нас, и мы…
— Лори! — закричала Кэй, хватаясь за плечи мужчин, новая волна паники начала подниматься внутри нее. — Где моя маленькая девочка?
— Ну, крепитесь же, — сказал Джимми. — Вероятно, она в полном порядке и ждет вас. — Крыша взорвалась и разлетелась на миллионы горящих угольков. Он слегка пригнулся и поспешно повел ее к грузовику. — Аварийная служба нашла группу маленьких девочек в доме за несколько улиц отсюда. В детском саду.
— О, Господи, — всхлипывала Кэй, чувствуя, что ноги подкашиваются под ней. Пожарники подхватили ее и повели дальше. — О, Господи, О, Господи, О, Господи…
— Все будет хорошо, — сказал Джимми. — Давайте, забирайтесь сюда. Господи, как же начался этот чертов пожар? — Он пару раз моргнул, взглянул на других пожарников и сказал тихим голосом:
— Господи, Стив! У этой дамы нет ни единой ниточки под этой простыней! — Он снял с себя куртку и накинул на нее, усаживаясь рядом с ней в кабине грузовика; она закуталась в нее, едва ли ощущая исходящий от нее запах пота и едкого дыма.
Потом она начала рыдать. И не могла остановиться.
— Ну же, ну, — сказал Джимми. — Все уже хорошо.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПОСЛЕСЛОВИЕ
31
Руины и начало нового
Две фигуры стояли на равнине, полной обугленных руин. Женщина и маленькая девочка. Они держались за руки. Сентябрьский ветерок, по-осеннему прохладный, что-то нашептывал, проносясь сквозь остатки отдельно стоящих стен, сумрачно вздыхал около выступающих черных труб и обугленных пней.
То малое, что осталось от Вифанииного Греха, в течение долгих недель охранялось нарядами полиции и пожарной службы, которые обследовали пространство, покрытое золой и пеплом, в поисках улик, способных объяснить внезапную и страшную катастрофу. Кэй много раз расспрашивали, сначала полиция, потом репортеры. Им всем она говорила одно и то же: — Я не знаю. — Неделю тому назад репортеры начали звонить в ту маленькую однокомнатную квартирку, которую Кэй снимала в Джонстауне, — только Господь знает, как им удалось раздобыть ее телефонный номер — изводя ее днем и ночью, и обращаясь с ней, как с некой мрачной знаменитостью.
Последний раз Кэй допрашивал лейтенант Ноулесс, мужчина примерно лет пятидесяти, с волнистыми седыми волосами и синим, твердым как кремень взглядом. Он предложил ей кофе, сигарету.
— Нет, спасибо, нет. Давайте просто покончим с этим, хорошо? ответила Кэй.
— Хорошо, — сказал лейтенант Ноулесс, извиняюще улыбнулся и сел во вращающееся кресло из черного винила. — Я знаю, как болезненно это для вас…
— Тогда почему же вы продолжаете вызывать меня к себе? Конечно это болезненно!
— Что ж, я очень сожалею, — продолжал Ноулесс. — Действительно сожалею. — Его глаза показывали, что это так. — Но кажется, что вы единственный человек, который выжил после этого пожара. Ну конечно, были еще и дети. Но дети ничего не знают…
— И я тоже ничего не знаю.
— Вы не будете возражать, если я закурю?
Кэй покачала головой.
Ноулесс потянулся за пачкой «Труз» и зажигалкой.
— Все это дело кажется таким… безумным. Действительно безумным. Он зажег сигарету и отбросил пачку на другой конец своего стола. Справа от него стояли фотографии улыбающейся жены и двух детей. — Машина шерифа врезалась в бензозаправочную станцию, от него ничего не осталось. Потом это безумное место со всеми статуями и старым хламом… вокруг лежит несколько скелетов…
Она беспокойно задвигалась.
— Сожалею, — сказал Ноулесс, дымя сигаретой. — Но это и впрямь так. У одного скелета нет даже головы. Другой скелет с чем-то вроде лопаты, воткнутой во внутренности. И вы знаете как пожарники нашли вашего мужа и эту докторшу… — Он замолчал, перелистнул несколько страниц записей, лежавших перед ним.
— Драго, — сказала Кэй. — Что-то в этом имени вызывало теперь у нее озноб.
— Правильно. Ну, что ж, скажу вам, во всем этом нет никакого смысла. — Он посмотрел на нее, прищурил глаза. — И вы все еще ничего не можете вспомнить? Я имею в виду, вам совсем ничего не приходит на ум?
— Я уже рассказала вам о тех людях, которых помню. Я много раз говорила об этом. Я помню, что видела своего мужа внутри этого музея. Затем я больше ничего не помню, пока не оказалась на улице.
— Ну, а что было до этого момента? Что-нибудь помните?
Она глубоко вздохнула. О, Боже, здесь все начинало путаться. Ей казалось, что она помнит, как лежит в кровати в клинике, разглядывая тени в потолке; сиделка только что принесла ей этот ужасный с привкусом мела апельсиновый сок, и она подумала, что апельсиновый сок не годится пить на ночь, его надо пить на завтрак. Она помнила, что беспокоилась об Эване, о том, что он мог сделать в своем состоянии духа, — она никому не рассказывала об этом, — и потом ей вдруг стало неожиданно и очень странным образом холодно, и она не могла дотянуться до звонка, чтобы попросить еще одно одеяло. После этого она ничего не помнила вообще.