Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца
Шрифт:
– Следует думать, - уже остывая, ответил Джеймс, - Особенно если люди от тебя зависят.
– Я больше не буду, - совсем по-детски прошептала она.
Джеймс хмыкнул:
– Не думал, что вы извинитесь. Давайте не будем ссориться до конца перехода.
– Мы можем совсем никогда не ссориться, если вы оставите меня в покое.
– Ну нет, леди. На это не надейтесь. Я дела на полдороги не бросаю, так что по возвращении продолжим нашу игру. А пока мы в этом Богом проклятом месте, давайте действовать заодно. Если не ради нас самих, то ради наших людей и ради успеха. Ну что, мир?
Варя тихонько кивнула. Вернулись они уже в другом, более благостном настроении. Веселые рассказы, согласие, столь явно воцарившееся
Варя дольше других сидела без сна. Впервые в их отношениях с Джеймсом ей пришлось почувствовать себя виноватой. Она повела себя как глупая девчонка, в то время как он предстал истинным командиром, учитывающим все, заботящимся о людях и об успехе. Она вспомнила, что уже один раз видела его таким, сосредоточенным и собранным, мгновенно принимающим решения и отдающим приказы, когда он повел единственную бригантину против шведского десанта и спас русские корабли от сожжения, а затем и саму Варвару от смерти. Однако воспоминания об этом дне и доблести Джеймса неизбежно воскресили в памяти и ее давний позор и его жестокие слова о ней. Она подумала, что глупо до сих пор испытывать душевную боль из-за сказанного полгода назад. Все это давно быльем поросло и вообще, какое значение может иметь мнение иноземного купца для высокородной боярышни Опорьевой. Видимо именно глубокая убежденность в ничтожестве персоны Фентона в глазах дочери славного боярского рода подтолкнули Варю к решению быть завтра особенно внимательной и осторожной, чтобы этот хвастун... (ой, нет! просто чтобы каждый) мог убедиться, что она вовсе не легкомысленная девица и тоже умеет командовать людьми и предусматривать любую мелочь. Придя к сему знаменательному выводу Варя, наконец, задремала.
Первые проблески рассвета застали ее уже на ногах. Лагерь зашевелился. Люди просыпались, постанывали, разминали затекшие ноги, жевали всухомятку, с опаской оглядывая предстоящий им путь. Пушки старательно опутывались веревками, ставились в ряд, крепкие мужские руки волокли их к началу брода. Все было готово к походу.
Преисполненная чувства ответственности Варенька на двух языках держала речь, подробно разъясняя, ЧТО: брод узенький, болото смертельное, места на трясине разные, где затягивает медленно, а где и "Господи" сказать не успеешь, а уже покойник; поэтому идти только по ее следам, орудия тянуть спереди и толкать сзади, а по бокам не забегать, рта не разевать, на посторонние звуки не отвлекаться, ее, их проводницы, команды выполнять тотчас, а кто не выполнит, тому Бог в помощь, а люди ему, дураку, уже не помогут. Ну, а теперь за мной, спаси нас Господи!
Матросы налегли на ремни, колеса скрипнули, отряд ступил на болото. Верхний слой ила мягко подался под тяжестью, первая пушка громоздко ухнула в воду и замерла, опершись на твердую землю. Зловонная жижа до половины залила колеса. Черпая сапогами тину, Варя пошла вперед, шестом проверяя путь. Отряд втянулся на тропу. Джеймс шагал замыкающим, толкая последнюю пушку и стараясь держать в поле зрения всю человеческую цепочку.
Двигались медленно, сажень за саженью преодолевая нелегкий путь. Люди налегали на ремни, упирались в лафеты, воздух дружно выдыхался из двух десятков глоток и пушки катились вперед, раздвигая неподатливую мутную воду. Слышалось мерное хаканье. Варя тщательно проверяла дорогу, там где болотный брод делал зигзаг, она останавливалась и размечала безопасный путь колышками, в то время как мужчины получали возможность перевести дух, а шедшая в середине Палашка давала им глотнуть чистой воды.
Пока что Варя ни разу не сбилась. Сурова была бабкина наука, пусть будет старухе земля пухом, но сколь же памятна. Жестко вбивала она свои знания в память внучке, случалось и впрямь поколачивала за какую глупость, а ручка у покойницы всегда была тяжелая. Зато теперь каждый
Отряд неуклонно продвигался вперед, но и силы неуклонно убывали. Мужчины уже не так сильно налегали на канаты, дыхание сбивалось, руки наливались свинцом. Неожиданно Варя подала сигнал к остановке и обессилившие люди повалились прямо на орудия, стараясь найти хоть минуту отдыха. Осторожно пробираясь по краю тропы Джеймс направился к проводнице. Они тихо заговорили:
– Миледи, сколько уже пройдено? Люди устали.
– Мы сейчас как раз на половине пути и времени у нас еще достаточно, но дальше дорога сложная.
– Наш поход оказался труднее, чем я думал, - Джеймс окинул взглядом измученных, покрытых тиной людей. Среди поникших, неузнаваемых под грязью фигур крутилась Палашка, с ловкостью акробатки обминавшая опасный край тропы.
– Как вы думаете, продержаться?
– Варя тревожно заглянула ему в глаза. Он пожал плечами:
– А что нам остается, не ночевать же здесь, среди ваших упырей и мавок.
– Сейчас будет тяжелое место, самое тяжелое на всем пути. Надо два раза резко повернуть, а брод очень узкий, едва-едва на ширину колес. Я колышки проставлю по самому краю, пушки надо точно по ним двигать. А вот здесь, - Варя указала на уже воткнутый ярко окрашенный кол, - здесь места немножко не хватит, правое колесо зависнет, надо будет крепко удерживать. Вы им объясните, а я пока дорогу размечу.
Джеймс окинул ее взглядом, отметив и заострившиеся черты лица и голубоватые от усталости веки:
– Вам надо отдохнуть, все, кроме вас, имели хоть несколько минут дух перевести.
Она слабо усмехнулась - Я тяжестей не тащу, ничего со мной не станется, - и занялась делом.
Джеймс помотал головой, восхищаясь силой духа девушки. Странно, что когда-то она казалась ему смешной и уродливой. Где были его глаза? Даже сейчас, мокрая, покрытая слоем тины, уставшая, она все равно была необыкновенно привлекательна. Ее красота была такого рода, что не нуждалась в обрамлении.
Он вернулся, на ходу отдавая команды. Стонущие люди поднимались и вновь вцеплялись в свой груз. Стоило большого труда вколотить в их затуманенные усталостью мозги понимание опасности предстоящих нескольких футов дороги.
Пушки переправляли по одной, навалившись всем отрядом. Вот первую сдвинули, развернули, снова подтолкнули. Левое колесо всей тяжестью вдавило колышек-отметку в хлюпающий ил, а правое зависло над бездной у границы узкого брода. Рывок, стонущие мышцы... Прошла! Вот вторая бомбарда повторяет ее путь, снова колесо колеблется над трясиной... И эта прошла! Люди двигаются с неуклонностью и отрешенностью тех чудесных автоматических игрушек, что в Германии показывают на ярмарках. Поворот, упор, рывок... Прошла! Поворот, упор, рывок... Прошла! Одна за другой пушки перекатывались через трясину. Когда брались за последнюю, уже слышались смешки и вздохи облегчения. Еще немного усилий и кошмарное место останется позади. Джеймс прикрикнул на матросов, требуя осторожности. Слишком уж гладко, слишком успешно все шло с самого начала их авантюры. Самое время произойти какой-нибудь пакости.
И пакость тоже решила - время! Седьмая, последняя пушка медленно катилась тем же путем, что и предшественницы. Ее повернули раз, другой, протащили и, наконец, подтолкнули к узкому проходу. Пушка качнулась - медленно, плавно и словно бы совсем безобидно, накренилась набок - чуть-чуть, едва заметно. Торопливые руки тут же вцепились в ремни, изо всех сил удерживая орудие на узкой тропе. Пушка заколебалась, словно раздумывая - падать, не падать?
– замерла, будто затаилась на мгновение, и вдруг, в единый миг всей огромной массой рухнула в воду.