Грех и другие рассказы
Шрифт:
Иные, взрослые мужики между тем не работали. Дед возился во дворе с косами, подтачивая и подбивая их.
Отец ушел на базар и обратно, видимо, не торопился. Крестный отец мой, брат отца родного, полеживал возле трактора.
Утром он попытался трактор завести, но что-то неверное сделал механизму, и трактор непоправимо заглох.
Сосед Орхан, беженец с юга, тракторист, проходил час спустя.
Он был добрый человек и вовсе не понимал шуток.
Крестный относился к соседу крайне благодушно и когда
— Орхан, здорово, — поприветствовал крестный проходившего соседа.
— Привет! — сухо сказал Орхан, всегда ожидавший от крестного какой-нибудь выходки.
Крестный изобразил необыкновенную занятость, сделав лицо серьезным и озабоченным.
— Слушай, — сказал он торопливо. — Бабы торопят — а мне еще свиней надо покормить. Заведи трактор, Орхан? Заведи-заведи, а я сейчас прибегу.
Орхан не успел ответить, как крестный ушлепал в забубенных тапках во двор. Все, кроме Орхана, сразу приметили, что, сделав круг по двору, крестный припал к тому оконцу в сарае, куда выбрасывают навоз.
Потоптавшись, несмотря на всю нелепость ситуации: чего б веселому соседу не завести свою машину самому, — Орхан полез в трактор. Спустя минуту трактор взревел, зачихал и снова смолк.
Крестный уже успел добежать до огорода с вытаращенными глазами:
— Ты чего там сделал, Орхан? А? Ты тракторист или где?
Орхан сделал еще одну попытку, но на этот раз трактор вообще смолчал.
Орхан испуганно вылез из трактора и сделал вокруг него несколько кругов. Крестный не отставал и всячески стыдил соседа, требуя, чтоб тот немедля исправил поломку.
— Я ж вчера работал на нем, Орхан! — ругался крестный. — Ты ж видел меня! Что ты там сделал, что он сдох? Давай исправляй!
— У меня обед, а потом опять — работа! — с трудом подбирая русские слова, попытался ускользнуть Орхан, но крестного было уже не отогнать.
— Какая работа? А я что буду делать? Сломал — делай. Это не по-соседски — так поступать, Орхан. У вас на Кавказе разве так поступают с соседями?
Спустя десять минут Орхан лежал под трактором, вздрагивая волосатыми ногами, на которые садились мухи. Крестный расположился неподалеку, покуривал, закинув одну руку за голову.
— Какой ты тракторист, Орхан, — говорил крестный негромко. — Да никакой. Ни черта не умеешь. Завел машину, и сразу сломалась она.
— А? — спрашивал Орхан из-под трактора.
Бабы смеялись. Одна бабушка делала вид, что не понимает, в чем дело.
Здесь пришел мой отец с базара и принес три здоровых арбуза, в каждом из которых можно было, выев мякоть, переплыть небольшой ручей.
О, этот арбузный хруст, раскаленное ледяное нутро, черные семена. Никто не в силах был сдержаться, пока отец кромсал роскошный, всхлипывающий плод.
Наспех закончив
Только бабушка ловко собирала картошку, разгребая сильными руками землю.
Мать сходила за белым хлебом — арбуз хорошо есть с ароматной мякотью.
— Ба! — позвали сестры бабушку. — Иди уже!
— Иду, иду, — отозвалась она, но сама доделала свою грядку, сходила с ведром к неполному еще мешку и, умело прихватив его края, ссыпала картофель. Всем остальным нужны были помощники в таком нехитром деле: один, скажем, держал мешок, второй пересыпал картошку из ведра — и то иногда картошка падала мимо. А бабушке — нет; она во всем привыкла обходиться одна.
Орхана тоже позвали к арбузу, но он наконец завел трактор и сразу тронулся на работу, так и не заглянув домой. Мать едва нагнала его: сложив в пакет яичек, щедро нарезанной колбасы с хлебом, бутылку с молоком, передала соседу. Я и не заметил, когда она все это принесла на огород и положила в тенек под кусток.
Мы ели арбуз, оглядывая друг друга счастливыми глазами: а как еще можно есть арбуз?
Мать расстелила красивую клеенку в красных и черных цветах, бабушка сидела возле на табуретке, отец стоял.
На ледяной запах арбуза слетелись одна за другой осы и кружили над нами, назойливые и опасные.
Первым не выдержал отец. Осы, верно, были единственным, чего он боялся в жизни. Однажды его, пьяного, ужалили, и он, здоровый, под два метра мужичина, потерял сознание. К вечеру голова его стала огромной и розовой, глаза исчезли в огромных, распухших бровях. Он едва не умер.
— Я лучше пойду покурю, — сказал отец и спрятался за трактор. Осы полетели за ним, но потом вернулись, недовольные железом и дымом.
— Сразу курить, сразу курить, — сказала мать вслед отцу.
Весело отмахиваясь от ос, за отцом пошел крестный. По его лицу я угадал, что мужики сейчас опробуют заначку, наверняка где-нибудь спрятанную в железных закоулках трактора.
Жена крестного внимательно смотрела ему в спину, о чем-то догадываясь. Но тут на ее лицо села оса, и она отвлеклась, и засуетилась, и стала размахивать платком.
Обиженные осами, ругались сестры, перебегая с места на место, и пугалась настырных насекомых мать.
Я старался сохранить достоинство, но у меня тоже получалось плохо. Я сдувал присевших на арбуз ос, осы ненадолго отцеплялись, делали раздраженный круг и почти падали мне на голову.
Одна бабушка сидела недвижимо, медленно поднимала поданный ей красный серп арбуза и, улыбаясь, надкусывала сочное и ломкое. Осы ползали по ее рукам, переползали на лицо, но она не замечала. Осы садились на арбуз, но, когда бабушка откусывала мякоть, они переползали дальше, прямо из-под зубов ее и губ, в последнее мгновение перед укусом.