Грех на душу
Шрифт:
— Петяйкин, — напомнила я. — Федор Ильич. Агроном из Заречного. У него прекрасная жена и двое очаровательных ребятишек. Они ухнули на этот телевизор все сбережения. А его выкрали, едва они отошли на полчаса от машины.
— Хорошо! — сказал Блох, хлопая ладонью по упругой коже. — Я немедленно свяжусь с этим человеком по телефону, где бы он ни находился, и поговорю с ним. А затем я перезвоню вам и сообщу о своем решении. Будьте добры оставить свои координаты. И пообещайте ничего не предпринимать до моего звонка…
Ну что тут поделаешь — даже сейчас старался представить себя хозяином положения!
Провожая меня к выходу, Блох спросил:
— Не возражаете, если я выпущу вас через эту дверь? Я пока не хочу открывать магазин — сразу попробую позвонить…
Я не возражала. Когда Адам Станиславович вывел меня на лестничную площадку, произошло одно незначительное происшествие — мне довелось взглянуть на персонального сантехника Блоха. Тот как раз спускался сверху по лестнице — коренастый, чернявый, с широким скуластым лицом. Увидев Блоха, он улыбнулся и приподнял кожаную кепку, натянутую на лоб.
— Мое почтение Адаму Станиславовичу! — сказал он. — Никаких проблем?
— Добрый день, Тимур! — ответил ювелир. — У меня все в порядке, спасибо!
Сантехник кивнул, прошелся по мне любопытным взглядом и двинулся дальше — во двор — ленивой, независимой походкой. Но его взгляд мне ужасно не понравился.
Глава V
Ромка вернулся в редакцию через три часа, обиженный и голодный. Мы как раз собирались обедать, и его появление было кстати. Он докладывал о своих успехах с набитым ртом и обжигаясь горячим кофе.
Впрочем, об успехах как раз речи не шло. Ромка был необыкновенно сердит на объект наблюдения.
— Я видел, как вы вышли со двора, Ольга Юрьевна! — рассказывал он, делая круглые глаза. — Подождал минутку, а потом — в магазин. А он заперт! Что же мне делать? Я ведь хозяина в лицо не знаю — за кем мне следить?
Пришлось переместиться во двор — примерно прикинул, из какой двери он выйдет… А что толку? Долго во дворе торчать не будешь — соседи начинают пялиться. Я опять вышел на улицу. Потом опять зашел. Так и мотался, как… В общем, никуда он не ходил, по-моему. Если он и предупредил кого-то, то, наверное, по телефону. А с полчаса назад он открыл магазин. Я наконец смог войти и посмотреть на него. Мне этот тип, откровенно скажу, не понравился. Он похож на гангстера, ушедшего на покой. Эдакий дон Корлеоне. Наверняка с ним что-то нечисто! Держу пари, что эти его железяки никто не покупает, а деньги он делает на том, что скупает краденое!
— Зачем же он скупает краденое, если он ушел на покой? — ласково спросила Маринка, посматривая на Ромку насмешливым взглядом.
— Я не сказал, что он ушел на покой! — проворчал Ромка. — Я сказал, что он похож… Но он, конечно, не гангстер, а самый обыкновенный барыга!
— Вынуждена тебя разочаровать, — заметила я. — Недавно этот барыга мне звонил. Он согласен вернуть телевизор Петяйкину, причем безо всякой компенсации. Это раз. Во-вторых, никаких признаков криминала я у него дома не заметила. Напротив, все очень чинно и благородно. У него там прекрасная мастерская, где господин Блох изготавливает уникальные украшения. В-третьих, Сергей Иванович навел справки — наш ювелир в поле зрения правоохранительных органов не попадал. За ним все чисто. И наконец, он сообщил мне номер автомобиля, на котором к нему приехал человек, продавший телевизор.
Ромка раздумывал ровно секунду, а потом упрямо мотнул головой.
— Вы меня не убедили, Ольга Юрьевна! — заявил он. — Отвечаю по пунктам. Телевизор он согласился вернуть, потому что испугался. Дома вы ничего не обнаружили, потому что этот тип вас ждал и заранее подготовился. Милиция о нем не знает, потому что она вообще ни о ком ничего не знает, а номер автомобиля он мог просто выдумать.
— В общем, пора его брать! — иронически заметила Маринка.
Ромка недовольно покосился на нее.
— Брать — не брать, а из поля зрения выпускать его рано! — убежденно сказал он. — Вы еще вспомните мои слова!
— Все может быть, — миролюбиво сказала я. — Только мне он не показался таким уж зловещим. Кстати, он совсем не старался мне понравиться и вел себя довольно вызывающе. Если ему есть что скрывать, не разумнее ли было держаться иначе?
— Он это просчитал, — не сдавался Ромка. — И выбрал безошибочную тактику. Ему удалось запудрить вам мозги…
— Рома! — воскликнула я. — Что за выражения? Ты бы еще сказал, что меня водят за нос!
Наш курьер смутился и покраснел. Ему действительно было неудобно, что он допустил в отношении меня далеко не парламентское выражение — обычно он себе этого не позволял. А тут еще и Маринка выскочила со своим замечанием:
— Ромка просто злится, потому что ему пришлось четыре часа торчать на улице! А сегодня сыро, и посмотрите, какой ветер! Конечно, он замерз! И еще эта дурацкая привычка ходить без шапки!
— И ничего я не замерз! — буркнул вконец сконфуженный Ромка. — Прекрасная погода! И вообще при чем тут это? Я говорю, что думаю… А если вы не хотите прислушиваться — это ваше дело. Потом вспомните!.. Что же, интересно, ваш Блох так боится милиции, если он кругом чист?
— Какой ты ехидный, Ромочка! — неодобрительно произнесла Марина. — А между прочим, все нормальные люди боятся милиции. Это — вполне естественное чувство. Ты этого по своей молодости и наивности просто не понимаешь, и в этом твоя главная проблема! — Она тяжело вздохнула, давая понять, как ей жалко несмышленого Ромку.
Маринка обожала поддразнивать Ромку, и он всегда покупался. В результате между ними то и дело вспыхивали перепалки, которые, по правде сказать, никому не доставляли удовольствия, кроме моей подруги.
Я поняла, что, если не вмешаюсь, нас опять ждет шумное и бессмысленное препирательство.
— Заткнитесь оба! — грубо сказала я. — Если у Ромки и существует проблема, так она заключается в том, что он принимает твою болтовню за чистую монету! Обсудить этот вопрос можете после работы, а сейчас давайте говорить по существу. Сергей Иванович давно хочет что-то сказать, а вы не даете ему и рта раскрыть!
Маринка смущенно потупила очи. Сергей Иванович понимающе улыбнулся.
— Молодость! — с оттенком зависти прокомментировал он. — Привилегия молодости — смеяться, говорить глупости, ходить зимой без шапки, наконец! Несносная молодость! — с лукавой улыбкой добавил он. — Но хуже всего то, что она так быстро проходит!