Грех с ароматом полыни
Шрифт:
Это то, что касалось двух ограбленных магазинов. С третьим все было как-то не так. Там автомат никто не вскрывал. Не пополнял. Вода там была без снотворного. И охранник был жив на момент, когда совершалось ограбление. А потом его убили. Нанесли серьезное ножевое ранение. И умер он в результате серьезной кровопотери.
– Только вот что странно, товарищ полковник, – докладывал Егор, стоя перед полковником навытяжку. – По заключениям экспертов, нападение на охранника было совершено приблизительно в четыре часа утра. И смерть его наступила через
– И в чем странность?
Взгляд полковника становился все холоднее и тяжелее. Не упасть бы на его ковер ледяным куском и не разлететься бы на сотни мелких осколков.
Егор судорожно сглотнул.
– Странность в том, что ограбление предположительно было совершено часа в два ночи.
– Есть свидетели? – усмехнулся полковник.
– Так точно. Двое бездомных живут в подворотне неподалеку. Так вот они утверждают, что ровно в два часа ночи глазок сигнализации на магазине погас.
– Ух ты! – Брови полковника нехорошо изогнулись. – У бездомных и часы есть?
– Часы, товарищ полковник, на магазине дешевой одежды напротив ювелирного магазина. Табло электронное с часами, температурой окружающей среды и…
– И они пришли туда в два часа ночи время посмотреть? Что ты несешь, майор?! – Полковник снова схватился за стопку бумаг и принялся их перебирать. – Ты себя слышишь?! Свидетели у него! Бомжи! Которые точно запомнили время, когда сигнализация потухла на ювелирном магазине. С этим в суд пойдешь? С показаниями бомжей? А ты для начала найдешь их, а?
Егор мог бы сказать, что бездомные эти были вполне себе ничего – приличные почти люди. От них даже спиртным не пахло, когда они давали показания под протокол. И паспорт у одного из них имелся. Даже с пропиской!
На вопрос, почему скитается, ответил просто:
– Не хочу никому мешать.
Он был вполне адекватен, этот бездомный, с пропиской в ближайшем Подмосковье. Не верить ему Егор не мог. Тем более что бездомный заметил еще одну странность в ту ночь.
– Когда погас огонек сигнализации над дверью ювелирного магазина, то жалюзи на окнах тут же закрылись. Хотя всегда и днем и ночью бывали открыты.
– А он там негласное наблюдение вел, чтобы потом тебе под протокол все это рассказать! Не смеши меня, Минаков! – зло фыркнул Строгинов, глядя на него исподлобья. – И вообще, что они там делали в два часа ночи? Может, это они магазин и ограбили?
– Они там в два часа ночи в мусорке рылись, – нехотя признался Егор. – Там по соседству с магазином недорогой одежды продовольственный ларек. И раз в три дня выбрасывают просроченные продукты. Вот они…
– Хороши свидетели! – обрадованно протянул полковник. – Пошли на помойку пожрать, пардон. Попутно увидели, что на ювелирном магазине ровно в два часа ночи отключилась сигнализация, на окна опустились жалюзи и… И случайно убийцу они не видели? Того, кто парня уложил ножом? А, майор? Что молчишь?
Добавить было нечего. Больше его свидетели ничего не видели. Сосредоточились
И все равно его наезды Егор считал несправедливыми. И не понимал, почему он так категоричен?
– А мне плевать! Хоть насекомых на месте происшествия опрашивайте! Но чтобы был результат! – надрывался частенько Строгинов. Это когда следствие топталось на месте. – Опрашивайте собачников. Их питомцев! Мне плевать! Мне нужен результат!..
А тут два вполне полноценных свидетеля, а он гневается. Почему? В чем причина? Она же не может не существовать. Она же имеется.
– Ты не в курсе, почему так? – спросил Егор у Устинова, вернувшись в кабинет.
– А ты что, Егор, не знал, что наш полковник с пострадавшим дружбу водит?
– В смысле, дружбу водит? – У Егора тут же зачесались щеки.
Так бывало всегда, когда его нервные клетки принимались с бешеной скоростью разрушаться.
– Ты о чем?
– Я о том, товарищ майор, что наш полковник негласно дал команду спустить это дело на тормозах. Мне уже Сучков звонил и пытался возмущаться.
– Вова? А он на какой предмет возмущался?
– А на тот самый, что время смерти, поставленное в морге, совсем не то, что предположительно установил он. Даже пытался кричать, – сделал страшные глаза Серега Устинов.
– Вот как…
Егор насупился и замолчал. В голову полезли забытые отвратительные мысли о преступной халатности, о нарушениях процессуального порядка, о несоблюдении правил должностной инструкции. Что там еще вменяли Еве, когда рыли под нее? Нарыли, уволили. И только за то, что не те задницы прострелила. А тут что выходит? Их начальник дает негласное распоряжение не рыть глубоко? И только потому, что дружит с хозяином ограбленных магазинов?
Погодите, погодите, господа! А чего это хозяин ограбленных магазинов не заинтересован в поимке преступников? Как-то нелогично!
– Не находишь, Серега? – Егор снова потер щеки ладонями. – Что за дела?
– Ох, Егорушка, Егорушка…
Серега сморщил полное лицо и взглянул на него, как на несмышленыша. А потом обвел взглядом стены и потолок кабинета. И пальцем поводил, намекая на то, что и у стен есть уши. И уши эти вполне могут тут быть установлены отделом собственной безопасности.
– Ты на обед пойдешь, Егор? – спросил Серега и поиграл выразительно бровями, снова запуская взгляд по периметру.
– Пойду.
– Вот и славно, – обрадовался Устинов и провел щепотью пальцев по губам, словно застегивал рот на невидимую молнию, добавив: – Поболтаем.
До обеда Егор еле высидел. Хотелось бросить все к чертовой матери. Пустить веером по кабинету гору бумаг, оказавшихся ненужными. Пусть уборщица их вечером соберет и сунет в свой мешок для уничтожения на свалке. Кому нужна оказалась его работа?! Все уже решили.