Грехи ассасина
Шрифт:
Зазвенел автоматический официант.
— Ты… ты зашифровал данные, пока их скачивал?
— Не совсем зашифровал. На самом деле обеспечил безопасность на порядок выше, но если хочешь, да. — Лео впился зубами в жареную цыплячью ножку. — Я очень способный. Даже отец не понимает насколько.
— Твои способности выразились в том, что ты три дня провалялся в коме?
Толстяк вытер жир с подбородка.
— Ну, я не идеален. Пока.
Ракким внимательно смотрел на него.
— Значит, ничья. Без изотопа мы не можем использовать информацию, которая хранится
— Именно это я и говорю.
— Значит, ситуация — пат.
Лео грыз бедро, хрустя поджаристой корочкой.
— Презираю пат. На него соглашаются только бесхарактерные гроссмейстеры, которые боятся проиграть. Насмешка над игрой. Жаль, конечно, что тебе не удалось сохранить изотоп. Не хочу тебя обидеть.
Ракким посмотрел на часы. На следующей остановке надо было позвонить Саре, чтобы она могла сообщить хорошие новости президенту.
— А как насчет мистера Мозби? — поинтересовался Лео.
— Ему пришлось туго, но он в порядке…
— Я не об этом. Я хочу знать, что он думает обо мне. Я произвел на него впечатление? — Он облизал пальцы. Кусочек мяса прилип к губе в углу рта. — Я намерен просить руки его дочери, поэтому надеюсь, что произвел на него благоприятное впечатление.
— О да. Он был просто… потрясен.
Лео усмехнулся, закивал.
— Такое со мной часто бывает.
Ракким смотрел на него.
— Лео, ты в порядке?
— Даже лучше. — Толстяк рыгнул и потянулся к тарелке. — В лагере Полковника я слышал, как пара ребят… они говорили, что лучший афродизиак — это сырое яйцо, взбитое в слегка теплой кока-коле. — Он помахал крылышком. — Думаю, лучше использовать оплодотворенное яйцо в тепловатой кока-коле. Потом следует съесть сырую устрицу, запить ее яйцом с колой — и вперед. Правда, они не знали слова «афродизиак». Они назвали это «вороненым стояком», но…
— Мальчик, в афродизиаке ты нуждаешься меньше всего на свете.
— А я не о себе говорю. — Лео зажал крылышко между зубами и одним плавным движением снял все мясо. — Я имел в виду тебя. Я даже не достиг своего сексуального пика, а тебе уже больше тридцати лет. — Он жевал с открытым ртом. — Фидаин или не фидаин, все равно ты уже катишься под уклон.
Ракким улыбнулся.
— Всего одно яйцо в коле?
— Больше ничего не требуется. По словам тех ребят. — Лео посмотрел в окно на проносившиеся мимо голые скалы. — Я подумал о Бэби. Она… она просто сногсшибательная женщина.
Ракким вспомнил ее, стоявшую в вертолете рядом с Грейвенхольцем. Она махала рукой, и на лице ее застыло победоносное выражение.
— Думаю, ты ей понравился, — сказал Лео. — И она тоже тебе понравилась. — Он принялся рисовать пальцем на стекле замысловатые геометрические фигуры. — Я многое замечаю, Рикки. Люди думают, что я не замечаю, но они не правы.
— Бэби очень красивая. Как кобра. И я не хотел бы оказаться в постели ни с одной из них.
Лео покачал головой, продолжив выводить многогранники, похожие на склеенные Лиэнн из бумаги.
— Проблема не в том, что заметил я. Проблема
Ракким молчал. Поезд несся милю за милей, со свистом рассекая воздух.
— Лео?
— Угу.
— Что произойдет, когда китайцы поймут, что сердечники памяти бесполезны?
— На это потребуется некоторое время. — Толстяк добавил мелкие детали к уже нарисованной на стекле фигуре.
— А когда поймут?
Лео посмотрел на Раккима.
— Вероятно, они рассердятся на Бэби и мистера Грейвенхольца.
— Определенно рассердятся, но это их не остановит. Данные, которые им нужны, у тебя в голове. Теперь главный игрок — ты.
— Ты что, только понял?
— Не вижу причин радоваться. Ты в большой опасности.
— Я не боюсь.
— Значит, Лео, ты не так умен, как думаешь.
45
Грейвенхольц ненавидел Майами. Уже три дня он ждал встречи с послом Китая в Нуэво-Флориде Фонгом, а Бэби до сих пор не сообщила, когда она состоится.
Влажная жара душила. Все говорили на дурацкой смеси испанского и английского, причем с неимоверной скоростью. Он успевал разобрать лишь одно слово из трех. Да пошли они. Лестер прекрасно понимал: рыжеволосый человек, обгорающий, но не способный загореть, принадлежит здесь к самой низкой касте. У них даже представители белой расы имели кожу коричневую, точно скорлупа кокосового ореха. Именно они бросали на него самые пренебрежительные взгляды. С трудом верилось, будто штат когда-то принадлежал США. Наглядный пример, как бывает, если позволить людям помыкать собой. А Бэби чувствовала себя словно дома и говорила ничуть не хуже местных жителей. Странно для девчонки, выросшей в Диксоне, штат Теннесси. Впрочем, удивляться не приходилось. Все связанное с ней оказывалось другим, не таким, как он себе представлял. Полковник вряд ли бы поверил, но Лестер сам видел доказательство.
Три дня назад Ройс посадил китайский вертолет в центре Эверглейдс, где указала Бэби, и не успели его лопасти остановиться, из зарослей карликовых пальм вынырнули азиаты со штурмовыми винтовками.
Ройс уже собрался пошинковать их «гатлингами» на рагу, но Бэби похлопала его по руке и сказала: «Не волнуйся, это люди Фонга». Дикс и Каннингэм успокоились, а Грейвенхольц кипел от ярости. Это что же, теперь ему до посольства придется целую вечность трястись в фургоне? А еще он опасался занести здесь в раны какую-нибудь заразу. Плевать на посла и его страх вызвать дипломатический скандал, Лестера посадка в чертовом болоте категорически не устраивала. Он почесал покрытые коростой порезы на спине и боку, потрогал забинтованное Бэби ухо. Ракким его едва не отхватил. Если на небесах есть Бог, а лично Грейвенхольц сильно сомневался в данном утверждении, Он обязан предоставить ему еще один шанс сойтись с этим парнем лицом к лицу. Лестер не даст себе сразу разгуляться в полную силу. Пусть Рикки страдает. Сначала он выбьет ему зубы, потом превратит в желе кости и лишь тогда займется жизненно важными органами.