Грехи отцов наших и другие рассказы
Шрифт:
– Нет, – снова ответил Дэвид. – У меня старший год. Ни одного вечера свободного. Может, позже, когда получу распределение.
– Какой ты умный, – сказала она. – Хатч всегда говорит, какой ты умник.
Впереди, ближе к краю платформы, что-то скандировала и вздымала плакаты толпа человек в пятьдесят. Дюжина полицейских в форме стояли поодаль, не вмешиваясь, но пристально наблюдая. Дэвид пригнул голову и обошел митинг стороной. Может, если пройти к туалетам, найдется такой выход на платформу, чтобы не проводить спотыкающуюся девушку мимо полиции. Не то чтобы полиция особенно занималась потоком пассажиров. Все их внимание сосредоточилось на протестующих. Плакатики были написаны от руки или склеены из распечаток на стандартных листах. Один или двое принесли пленочные мониторы, на которых по кругу прокручивались надписи в психоделической радуге цветов: «ДАДИМ СДАЧИ!», и «ЧЕГО ЖДЕМ, ЧТОБЫ И НАС УБИЛИ?», и «ЗЕМЛЯ НАЧАЛА, НАМ ЗАКАНЧИВАТЬ». Последний лозунг сопровождался неумело сделанной анимацией: падающая на Землю глыба и огромный метеоритный кратер с расплавленной лавой, похожий на кровавую рану в теле планеты.
Среди протестующих были разные люди, но большинство немногим старше Дэвида и Лили. Потемневшие от прилива крови лица, разинутые рты – они, как жаром, лучились яростью. Дэвид замедлил шаг, пытаясь сквозь отголоски эха разобрать, что они выкрикивают, но определил только, что фраза была из семи слогов: четыре в зачине, три в ответе. Один из полицейских повернулся к Дэвиду, и тот снова ускорил шаг. Это не его борьба. Ему нет до них дела.
К тому времени, как они вышли на платформу, Лили притихла. Дэвид подвел ее к литой пластиковой лавочке, рассчитанной на троих, но для них двоих в самый раз. Пластик захрустел и скрипнул под его весом, и Лили вздрогнула от этих звуков. Между бровями у нее пролегли горькие морщинки. Табло обещало «трубу» до Иннис-Шэллоус через шесть минут, четкими арабскими цифрами отсчитывало секунды. Лили заговорила – сдавленным голосом, только Дэвид не знал: от огорчения, или это был побочный эффект наркотика.
– Какие все злые, – сказала она. – Вот бы люди не были такие злые.
– У них есть причины злиться.
Ее взгляд поплыл, не сразу нашел собеседника.
– У всех причины, – сказала она. – У меня причины. У тебя причины. Но мы же не такие. И не хотим такими быть, да? Ты же не злой, Дэвид?
Вопрос прозвучал едва ли не мольбой, и он рад был бы ответить, что нет, он не такой. Он бы что угодно сказал, лишь бы разгладить ее безупречный лоб, а потом отвести ее домой, в ее комнату в жилом комплексе, и целовать, и снимать с нее одежду. Лишь бы увидеть ее нагой, и услышать ее смех, и заснуть без сил в ее объятиях. Он кашлянул, поерзал на лавке.
– Ты ведь не злишься? – спросила она.
Прозвучало негромкое трезвучие сигнала.
– «Труба» на подходе, – выдавив улыбку, сказал он. – Все будет хорошо, ты только расслабься.
Она кивнула и сделала движение, чтобы от него отодвинуться.
– Все красные. Ты тоже красный. Как большая-пребольшая вишня. Ты такой умный, – бормотала она. – Так ты сам никогда не пробовал?
В вагоне «трубы» лучше не стало. Эта линия шла на Атерпол, пассажиры здесь были лет на десять старше него. Демографическое давление настроило вагонный монитор на новости. В какой-то обдуманно выбранной студии худой седовласый мужчина перекрикивал смуглую женщину.
– А мне все равно! – кричал он. – Пусть они превратили в оружие объект из какой-то дальней, внесолярной экосистемы – меня это не касается. Мне нет дела до Фебы. И до Венеры дела нет. Меня волнует, зачем они это сделали. Факт тот – и никто его не оспаривает, – факт тот, что Земля это оружие закупила и…
– Вы непозволительно упрощаете. Есть сведения о нескольких заказах, в том числе…
– Земля купила это оружие и обстреливает нас. Вас, меня, наших детей и внуков.
Двери бесшумно закрылись, вагон начал ускоряться. Вагоны «трубы» двигались в вакууме, на подушке магнитного поля, как снаряд гауссовой пушки. Но разгон брали плавно. Через двадцать минут они будут в Атерполе. Или раньше. Лили закрыла глаза, запрокинула голову к стенке вагона. Губы у нее сжались в тонкую линию, и она все крепче цеплялась за руку Дэвида. Наверное, не надо было позволять ей принимать таблетку, пока она не окажется в более тихом и надежном месте.
– Земля предоставила им данные для наведения по целям, – сказала женщина на экране, направив указующую длань в седого мужчину. – Да, преступные элементы в их военных силах, но нельзя пренебрегать ролью официальной, санкционированной…
– Официальной, санкционированной ролью армии? Вас послушать, на Земле идет гражданская война. Я такого не замечаю. Ничего подобного. Я вижу, что самому существованию Марса постоянно угрожают, а правительство пальцем не шевельнет.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Лили. – Или спой. Что-нибудь.
– У меня на терминале есть музыка. Хочешь?
– Нет. Ты, своим голосом.
Дэвид поставил сумку под ноги и повернулся к девушке, приблизил губы к самому уху. Ему пришлось немного пригнуться. Он облизнул губы, пытаясь что-нибудь припомнить. В голове было пусто, и он ухватился за первое, что пришло на ум. Почти касаясь губами ее ушной раковины, запел тихо, чтобы никто другой не услышал: «Добрый король Венцеслав на пиру у Стефана глянул в окно…»
Глаз Лили не открыла, но заулыбалась. Вот и хорошо. Десять минут Дэвид напевал ей на ухо рождественские гимны. Если забывал строчку-другую, сам подбирал слова. Наугад, лишь бы кое-как укладывались в размер и мотив.
Удара громче этого Дэвид в жизни не слышал. Именно что не звук, а удар. Вагон дернулся вперед, задел стену «трубы», потянул за собой Дэвида, потом отбросил назад. Свет мигнул, погас и загорелся другим цветом. Они встали между станциями. Перезагружавшиеся мониторы залило розовато-серой мутью, а когда экраны ожили, на них мерцали трилистники тревоги.
– Это на самом деле? – спросила Лили. Ее расширенные зрачки стиснули радужку до тонкой каемки. – Дэвид, это взаправду?
– Да, но ничего страшного, – сказал он. – Я здесь. Все хорошо.
Дэвид проверил ручной терминал: может, в новостях скажут, что происходит: энергетическая авария, бунт, вражеская атака, – но сеть вырубилась. С публичных мониторов зазвучал голос, почти сверхъестественно спокойный: «Система общественного транспорта столкнулась с аномалией давления и для безопасности пассажиров закрыта. Сохраняйте спокойствие, скоро прибудут ремонтные бригады».
Важно было не столько сообщение, сколько тон этого голоса. Лили села чуть свободнее. И захихикала.
– Ну мы и в жопе, – проговорила она и ухмыльнулась Дэвиду в лицо. – В жопе, в жопе, в жопе!
– Да уж, – протянул Дэвид. Мысли его мчались вскачь. Домой он опоздает. Отец захочет узнать причину, а когда обнаружится, что он был в Мартинестауне, начнет задавать вопросы. Что там делал, с кем встречался, почему никому не сказал? Взрослые пассажиры со всех сторон ворчали, вздыхали, усаживались поудобнее в ожидании спасателей. Дэвид встал и снова сел. Лили с каждой минутой как будто расслаблялась, освобождалась от зажима в спине. Он поймал свое отражение в двери «трубы» – оно взглянуло на Дэвида воровато и испуганно.