Грехи отцов. Том 2
Шрифт:
— Нет, — твердо говорит Вики, — ты не будешь выбирать имя. Я многие годы молчала, когда вы с Сэмом решали, как называть моих детей, но я больше не буду пассивно наблюдать. Это мой ребенок, и никто, кроме меня, не будет выбирать ему имя. Постумуса будут звать Бенджаменом.
— Бенджаменом? — хором повторяют ошеломленные бабушка и дедушка.
— Но это же еврейское имя! — прибавляет мама, как и следовало ожидать.
— Мне все равно, даже если бы оно было китайским! — говорит Вики. —
— Правильно, — выходя вперед, говорю я. — Называй Постумуса Бенджаменом. Хороший выбор.
Корнелиус и мама дружно поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. На их лицах я вижу озабоченность: в семье произошла какая-то перемена. Впервые мы с Вики объединились против них.
— Ну, ладно, Себастьян, — уязвленно говорит мама, — я не понимаю, при чем тут ты.
— Ты с Корнелиусом тоже ни при чем, мама. Это должна решить Вики, и никто не имеет права делать это вместо нее.
Мама и Корнелиус выглядят пораженными. Я стою на часах у кровати Вики, подобно каменному столбу из Стоунхенджа. Вики нажимает на кнопку звонка.
— О, пожалуйста, сестра, не могли бы вы принести ребенка? — говорит она, слегка запыхавшись после своей триумфальной победы.
Это ее первый взрослый поступок. Это большой шаг вперед и, сделав его, она, наконец, встала на путь обретения самой себя.
Под влиянием чувств я целую ее в щеку и говорю, что я на ее стороне.
Она изумленно смотрит на меня, но улыбается, и когда я бросаю взгляд на наших родителей, вижу, что у них от удивления широко раскрываются глаза.
Вики и Себастьян. Себастьян и Вики. Могут ли они — могут ли они...
Я почти читаю мысли, проносящиеся в голове мамы, как свора гончих собак, преследующая зайца.
Корнелиус в ступоре.
— Вот и Постумус, миссис Келлер, — говорит сестра, внося в комнату сверток с новорожденным.
Удивительно легко запоминается это старое римское имя. Я думаю, что нам трудно будет называть его Бенджаменом.
* * *
28 августа. Неожиданно из Англии приезжает мать Вики; она хочет увидеть своего нового внука. Вики в истерике звонит мне. Сэм заставлял ее быть приветливой со своей матерью, но она больше не может притворяться, она делается больной в ее присутствии; ее мать — ведьма, шлюха и олицетворение зла.
— Хорошо, — лаконично отвечаю я, рисуя в воображении современный аналог матери Гренделя3 из «Беовульфа». — Я с ней все улажу.
Мать Вики зовут Вивьен Дьякони, она остановилась в гостинице, которая выглядит, как будто она находится на Бауэри. Шесть часов, мы условились встретиться с ней в вестибюле.
Я оглядываюсь вокруг в поисках матери Гренделя из «Беовульфа» и вижу миловидную маленькую пожилую леди с крашеными волосами, с маникюром, одетую с иголочки и обнаруживаю, что у нее низкий приятный голос и сексуальная походка, от которой остолбенел бы даже сам Беовульф.
— Здравствуйте! — говорю я. — Меня зовут Себастьян Фоксуорс.
— А, здравствуйте! — Она посмотрела на меня так, будто я самая сексуальная штука, которую ей когда-либо приходилось видеть. Я задаю себе вопрос, кто же сумасшедший: я, Вики, Вивьен или Корнелиус. Единственный проступок, который может совершить эта леди — завести себе молодого любовника.
— Могу я пригласить вас куда-нибудь выпить? — вежливо предлагаю я.
— Дорогой, как это мило с вашей стороны! Я бы с удовольствием выпила шампанского в «Плазе».
Ладно, черт с ней. Мне нравятся маленькие старые леди, которые знают, чего они хотят. Мы берем такси, едем в «Плазу» и сидим в «Палм-Корт», заказав бутылку шампанского. Тем временем она непрерывно говорит о том, какой ужасный человек Корнелиус, он так накрутил Вики, что она выходит из себя при одном виде своей матери.
— Да, — говорю я, когда она делает паузу, чтобы выпить шампанское.
— Хорошо, это все в прошлом, а как насчет будущего? Вы же не только для того приехали в Нью-Йорк, чтобы жаловаться на Корнелиуса. Ну, я могу устроить так, чтобы няня привела к вам всех детей, включая Бенджамена, чтобы вы смогли с ними повидаться, но думаю, что будет легче это сделать, если вы переедете в другую гостиницу.
Она говорит, что нет проблем. «Плаза» как раз подходит ей, она благодарит меня и просит, если можно, чтобы окна ее апартаментов выходили в сторону парка.
— Конечно, — сказал я, — я это улажу!
Она говорит, что я милый. Я бросаю на нее взгляд, но это бесполезно, я не могу продолжать сохранять серьезное выражение, и начинаю смеяться, она тоже смеется.
Мы стали друзьями с матерью Гренделя.
— По-моему, вы хотите вернуться в Нью-Йорк, чтобы снова быть рядом с вашими внуками, — говорю я в тот момент, когда мы ставим бокалы с шампанским, но ее маленькое лицо под макияжем становится более твердым.
— Я больше не хочу расстраивать мою девочку, — говорит она. — Я переехала из Флориды в Нью-Йорк и из Нью-Йорка в Англию, чтобы быть рядом с ней, но это вовсе не решило проблему. Теперь я могу только ждать в надежде на то, что в один прекрасный день она изменится. Я так уверена в том, что, если бы ей удалось выйти из-под влияния Корнелиуса...
— Вы можете говорить о Вики — прерываю ее я, — не упоминая о Корнелиусе?
Но она не может. Корнелиус — часть ее собственного мифа. Она должна кого-нибудь обвинять в том, что романтическая молодость прошла, и она стала маленькой пожилой женщиной, которая стареет в одиночестве.