Грехи отцов. Том 2
Шрифт:
Она изумленно смотрит на меня.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что для того чтобы заниматься любовью, нужны два человека, Вики, и если ты никогда не могла достичь оргазма, то, может быть, — может быть — в этом частично виноват был твой муж. И даже если это было не так, — даже если он был великолепен в постели, и ты все же не могла приспособиться, — ему следовало бы приложить большее усилие, чтобы разобраться в твоих проблемах, а не просто всучить тебя куче психиатров, с которыми ты не могла разговаривать!
—
Мне это уже надоело. Я с силой ставлю свой бокал, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ей прямо в лицо.
— Вики, очень возможно, Сэм когда-то был бы всем этим для тебя, но если он возложил на тебя всю вину за ваши супружеские проблемы, то он не такой уж герой, как ты думаешь. Он, возможно, все же не негодяй, но, поверь мне, он не герой.
— Но...
Я хватаю ее за плечи и резко встряхиваю, чтобы показать ей, насколько важно, чтобы она воспринимала Сэма без ореола, чему способствовало ее чувство вины.
— Не нужно канонизировать Сэма, — решительно говорю я. — Это было бы большой ошибкой. Сэм не был святым, Вики. Он был человеком, и у него были свои ошибки, так же как и у каждого из нас, но он со своим знаменитым обаянием так умело скрывал их, что ты, вероятно, их и не замечала. Ты имеешь право сердиться на Сэма за некоторые вещи, так же как и любить его за другие. Ну, рассердись же! Выйди из себя! Не говори просто: «О, во всем я была виновата — я обманула ожидания своего мужа!» Не сердись на себя! Попытайся вместо этого сказать: «Этот сукин сын Сэм Келлер — он повернулся ко мне спиной, когда я нуждалась в нем — он был плохим мужем!» Это, возможно, не истинная правда, но я на последний свой доллар, готов держать пари, что это гораздо ближе к правде, чем твой миф о твоих неудачах и недостатках, которого ты так усердно придерживаешься.
Она пристально смотрит на меня, пока у меня не возникает чувство, что я зеркало, одно из тех зеркал из фильмов ужасов, которое отражает маску смерти вместо человека, находящегося перед ним.
Я наливаю ей еще немного виски и передаю бокал.
— Извини, — бормочу я.
— Нет, — говорит она. — Не извиняйся и не...
— И не говори такое слово «оргазм»? Хорошо, Вики. Все, что ты хочешь. В отличие от Сэма я не собираюсь сердиться только из-за того, что ты не мечешься в постели подобно какому-то новообращенному исполняющему ритуальные пляски, посвященные богу Дионисию. По правде говоря, мне совершенно наплевать на то, что ты делаешь, лишь бы я не заставлял тебя чувствовать себя несчастной. Я делаю тебя несчастной?
Она целует меня.
— Нет. Ты делаешь меня очень, очень счастливой. Ты заставляешь меня верить... — Она замолкает.
— В себя. Я заставляю тебя верить в силу твоей личности, которая скрывается под оболочкой невротической неудачницы. Я заставляю тебя не чувствовать вины за то, что ты не получала удовольствия от своего мужа? И убедил ли я, наконец, тебя, что любые осмысленные отношения между мужчиной и женщиной строятся на принципе «ты мне — я тебе», а не на том, что одна сторона всегда берет, а другая подчиняется, тушуется и отдает?
Она не отвечает. Слезы катятся по ее щекам. Наконец она говорит:
— Все было так несправедливо, а? Так не должно было быть. Я была как те военнопленные в Корее, которым потом промыли мозги.
Я обнимаю ее и прижимаю к себе. После одной долгой паузы она говорит:
— По-моему, я начинаю сердиться. — Я понимаю, что она, наконец, бросила свои костыли и самостоятельно двинулась из дальнего конца ада в сторону новой жизни, которая пока еще не началась.
Я в магазине «Ф. Шварц», чтобы купить подарок для Постумуса. В прошлом году Алфреду подарили безвредные цветные четки, которые он жевал, и я думаю, что Постумусу тоже понравится такой подарок.
Я выхожу из магазина «Ф. Шварц», беру такси и еду в верхнюю часть города, но вдруг вспоминаю, что у меня нет презервативов. «Черт, где здесь ближайшая аптека?» — думаю я и, наклоняясь к водителю, говорю:
— Поезжай на Мэдисон.
Шофер думает, что я сумасшедший, но мы едем на Мэдисон и я вижу перед собой вереницу маленьких магазинов, в витринах которых виднеется по одному платью без ценника.
— Поезжай на Лексингтон.
— Что ты ищешь, приятель?
— Аптеку.
— Почему ты мне раньше не сказал?
Шофер едет по Мэдисон в сторону верхней части города и через три квартала останавливается у аптеки на углу. Попросив его подождать, я вбегаю в нее.
Нет нужного мне сорта. Я покупаю другой презерватив и бегом возвращаюсь в такси, которое поворачивает в сторону Пятой авеню. Я зря теряю время, ведь я должен быть дома к восьми, иначе Эльза не поверит, что я задержался на работе.
В холле натыкаюсь на маму. Черт!
— О, дорогой, я думала, это Корнелиус! Заходи, присоединяйся к нашей выпивке. Он должен быть дома с минуты на минуту.
— Я купил подарок для Бенджамена. Может быть...
— Привет, Себастьян! — кричит Вики с верхнего конца лестницы и пытается придумать, как спасти меня. — Ты сказал — подарок для Бенджамена? Какой приятный сюрприз — поднимайся в детскую!
Входит Корнелиус.
— Себастьян, давай что-нибудь выпьем!
Я обычно стараюсь прибыть до того, как начинаются приглашения к выпивке, но на этот раз покупка подарка и поиск презерватива нарушили мое расписание.
— Идем, и расскажи нам последние новости об Алфреде! — говорит мама. Она действительно рада меня повидать, и я чувствую себя виноватым перед ней, так как провожу слишком много времени в западной части дома с Вики.
Мы все идем в «золотую комнату», чтобы что-нибудь выпить. Корнелиус и мама сидят на диване и держат друг друга за руки. Мы с Вики сидим напротив друг друга и стараемся выглядеть целомудренными. Атмосфера перенасыщена сексуальностью. Даже грекам было бы трудно это вынести.